А что есть жизнь? Она река, столь быстрая и шумная, очаровательная, мутная; течёт себе в глубины лет. А ты плывешь по ней на маленьком каноэ, одолевая бурю прошлых бед. Мечтаешь очутиться там, где штиль крадется по волнам. И вот, по долам и морям несёт твоё каноэ. Но в чистом фоне горизонта заметишь горе морехода – крутой опасной поворот. Начнёшь ты лодкой управлять и снова в тишине ругать судьбы своей неблагодать. Вода толкает твой оплот за поворотом поворот, а прям за ним берёт начало тихий мирный брод. Приляжешь в лодке ты на дно, как в романтическом кино, чтоб звёзды в небе созерцать, восходы дивные навеки провожать. Так день сменяется за днём, и прошлое сжигает их огнём. И одолеют холод и тоска, сжимая крепко душу. Ты погрузишься в трепетную думу о том, как жизни кипяток вдруг превратился в серый лёд. И вкус её стал пресен, как исток. Но вдруг бурлящий жизненный поток всепоглощает мирное каноэ и ветром гонит в спину, в миры неизведанной рутины, вдаль неизвестности судьбы.
Бывает, схватишь ты весло, из сил последних выбиваясь, начнешь отчаянно грести, чтобы покой вновь обрести и возвратиться на спокойное течение реки. Но слабость духа человека является ему помехой, уничтожающей ресурс бывалых сил. И как бы грустно не звучало: всему на свете есть начало, всему на свете есть конец… Так и речные воды жизни берут истоки незаметно, но всё ж сольются непременно в извечном устье пустоты.
Глава 1
19 мая 2017 г.
Николь Вернер достала из ящика деревянного стола выпуск журнала «Феномен» и прочла прошлогоднюю статью на второй странице.
17 мая 2016 г.
Страшная трагедия
«Майский день разразился печальным известием, которое потрясло город. Вблизи Благодатска, у подножия гор Крижачей найдены мёртвые тела четырех человек. По мнению следствия, компания из пяти молодых альпинистов отправилась в горы, где их настигла сокрушительная лавина. 32-летний Алан Джекинс до сих пор не найден. Будем надеяться, друзья, что это не конец.
Кир Булавин, с места событий.»
Она отложила старый выпуск и взяла новый, только что отпечатанный в типографии. Его листы ещё пахли ламинированной бумагой.
18 мая 2017 г.
Скорбим вместе с вами
«Истёк ровно год после ужасной трагедии, и погибшие альпинисты будут жить в нашей памяти вечно. Поиски Алана Джекинса объявлены завершенными ввиду отсутствия каких-либо зацепок. С этого дня молодой музыкант официально признан погибшим. Глубочайшие соболезнования родным и близким альпиниста.
Кир Булавин»
Николь отвлеклась от кропотливого чтения, когда в кабинет вошёл Кир Булавин.
– Ты уже прочла мою новую заметку? Ну и новости, да?
Он поспешно закрыл дверь в кабинет и развалился на кожаном диванчике у входа, скрещивая ноги. Его начищенные ботинки известного бренда сверкали лоском, а серый костюм, сшитый на заказ, сидел безукоризненно. Николь знала, какой вопрос прозвучит в первую очередь, и, дабы не нанести удар по ранимому самолюбию коллеги, специально ознакомилась с материалом.
– Да, очень жаль, что прекратили поиски. Ведь прошло так мало времени!
Кир фыркнул.
– Правоохранительные органы не любят возиться с делами, где нет улик.
Он снял квадратные очки, добавляющие овальному лицу интеллигентной строгости, и положил их на диван.
– Я слышал тебя посылают в Благодатск1. Что за срочность?
– Нужно подготовить материал о местной галерее Никиты Соколова2. Я назначила художнику встречу через час.
– Давай отвезу тебя? Я как раз отчитался перед боссом и теперь весь день свободен.
Николь одарила Кира обворожительной улыбкой, много лет назад покорившей сердце успешного журналиста. Ей не хотелось занудного общества Булавина; но отправляться в неизвестный город одной – тем более, и она, недолго думая, согласилась. Кир ввел адрес места назначения в навигаторе. Они двинулись в путь и уже через час шествовали к вычурному зданию с колоннами в стиле ампир в городе Благодатске. Навстречу им вышел подтянутый темноволосый мужчина, который спешил поприветствовать прессу.
– Вы, должно быть, Николь Вернер? – спросил он. – Я Никита Соколов, очень рад знакомству!
Николь с чувством пожала его протянутую руку. Художник обладал внешностью озорного подростка и располагал приятной улыбкой. «Никак не дашь ему тридцать три года» – подумалось ей.
– Взаимно! – ответила Николь. – У вас очень приветливый городок.
– Вы абсолютно правы.
Мужчины обменялись рукопожатием, и Кир, бегло оглядев тумбу с афишей на ступенях, вошёл в галерею.
– У меня есть отличное предложение, – сказал художник, – давайте осмотрим залы, а интервью продолжим в моём доме на Тихих Заводях. Моя супруга ждёт, что я привезу гостей.
Мило улыбаясь, Николь приняла предложение. Они вошли в просторную галерею, где светлые стены под три метра высотой украшали пейзажи городов, природных ландшафтов, а также портреты черноглазой девушки и маленькой девочки с игривым взглядом, очень напоминающим взгляд предыдущего персонажа. Николь сделала несколько снимков, уделяя особое внимание картине «Блеск сияющих агатов».
Спустя некоторое время, насладившись шедеврами, они отправились к озеру на Тихие Заводи. У входа в двухэтажный коттедж их приветствовала беременная жена художника по имени Женя, а следом из дома выбежали двое резвых близнецов со словами приветствия и девочка, по возрасту старше остальных в два раза. Жена художника пригласила гостей в сад, где накрытый стол ломился угощеньями, а блюда истончали невероятный аромат.
– Я уж подумала Никита не привезёт вас. Он совершенно не умеет настаивать, – посмеялась она.
– Настаивать нет, но убеждать умеет, – улыбнулась Николь.
Гости заняли стулья, и Женя принялась разливать чай. Оглядев семью Соколовых, Николь признала в них персонажей с некоторых картин в галерее и поинтересовалась у художника, как создавался шедевр, принесший ему небывалую славу.
– Да что тут говорить, – ответил он, – один недолгий взгляд на мою супругу обрёк меня на семь кругов адского рая.
Никита, сгорая энтузиазмом, коим наделены лишь творческие люди, принялся рассказывать о том, как волей случая встретился с Женей и уже не смог выбраться из плена её иссиня чёрных глаз. Булавин слушал с привилегированной серьезностью, написанной на складках его изящного лба. Эта серьезность сгодилась бы во время просмотра фильма с острым сюжетом или в момент опознания преступника. Журналистка, заметив это за Булавиным, едва подавила улыбку и тоже принялась слушать художника.
– Ваша история любви невероятна! – воскликнула Николь в конце рассказа. – Я никогда не слышала ничего подобного.
На щеках Никиты обнажились ямочки, и он крепко обнял Женю за оголенное плечо.
(«Над их головами летают незримые ангелы. Вот бы и мне найти что-то особенное… своё... Чувства, которые станут для меня отрадой!» – подумала Николь.)
– А вы что-нибудь слышали о лавине, сошедшей в ваших горах? – между делом спросил Кир.
Женя положила руки на круглый живот и сильнее прижалась к Никите.
– Да, слышали, – ответил художник. – К сожалению, одним из погибших альпинистов был наш знакомый – Максим Грановский.
– В последние годы он сильно увлёкся горами, – дополнила Женя, – и в тот злополучный день с иностранными компаньонами вздумал покорить Крижачи.
Журналисты сочувственно закивали, и несколько минут тишины заставили собеседников задуматься. Чай допили, обсуждая последние новости сферы искусства, а потом Никита вернулся к начатой теме:
– А того парня, Алана кажется, до сих пор не нашли?
– Увы, нет, – ответила Николь. – Вы знаете эти горы лучше нас. Как по-вашему, у парня был шанс остаться живым?
Кир развалился на стуле и внимательно посмотрел на чету.
– Полагаю, что нет, – задумчиво молвил Никита. – Наши горы гостеприимны, и для всех было сенсацией, что там произошёл подобный случай. Но раз остальные погибли, вероятнее всего, парня постигла та же участь. Остаётся только найти тело.
За беседой о несчастном случае время пролетело незаметно. Когда на часах пробило 18:00, журналисты попрощались с женой художника, и в ту минуту Николь почувствовала, как кто-то одергивает её сзади, за пиджак. Она обернулась и увидела двоих мальчиков-близнецов.
– Тётенька, мы хотим подарить вам подарки.
Николь с улыбкой разглядела их. Один был несколько застенчив, другой – энергичный и звонко смеялся; но оба унаследовали необыкновенные глаза матери, такие же чёрные беспросветные омуты. Николь присела на корточки, и мальчики протянули ей дары: игрушечный калейдоскоп и небесный фонарик в новой упаковке. Николь была тронута щедрым порывом детей.
– Ой спасибо, мои хорошие! И не жалко вам расставаться с любимыми игрушками?
– У нас есть ещё. Возьмите, тётенька!
Николь улыбнулась ещё шире.
– Ну хорошо. Тогда в следующий раз привезу вам кое-что необычное…
У мальчиков заблестели глаза.
– Руку Фредди Крюгера?
– Или зубы Дракулы?
– По-моему, у меня завалялось и то, и другое, а ещё шляпа Гэндальфа, – улыбнулась Николь, и мальчики захлопали в ладоши.
– Только привезите их, ладно? – сказал тот, что позвонче.
Николь рассмеялась мелодичным голосом.
– Договорились!
Кир завёл машину, а Николь, тем временем, пожала руку Никите Соколову, благодарящему журналистку за оказанное внимание.
– Что вы! Это вам спасибо за чудесное интервью. Ваша семья необыкновенна и достойна первой полосы феноменального журнала.
Сняв пиджак, Николь села в салон, и машина тронулась в обратный путь. Стоял погожий день, и кругом ни ветерка. Николь взглянула в окно, где различались стройные силуэты гор Крижачей. Их острые вершины терялись в облачной дымке, а пологие склоны, казалось бы, вполне умиротворённые, прятались за городом, усеянном домами, пиками старых церквей и высокими деревьями парковой зоны. Её мысли вертелись вокруг пропавшего альпиниста, и на мгновение ей представилось, как Алан Джекинс с лёгкостью карабкается по уступам Крижачей, оборачивается и смотрит на друзей, тяжелодышащих под гнетом быстрого подъёма и давления. Посмеиваясь над ними, он улыбается; не иначе скоро достигнет новой победы, возможно, исполнит главную мечту; коснётся её и будет вспоминать о ней, как о лучшем дне убегающей молодости. Но белоснежная мощь стихийного бедствия, возникшая из ниоткуда, рушит стены тщеславной гордости. Она поглощает молодое тело Алана Джекинса и швыряет его о каменную твердь, как бельё в барабане стиральной машины, заставляя чувствовать нестерпимую боль, и под кровом ледяного снега альпинист находит себе могилу… Журналистка передернулась. Ей стало не по себе от эпизода, нарисованного фантазией. Вдобавок знойная духота сдавила ей грудь и голову. Николь потёрла пульсирующие виски. Больше всего на свете ей хотелось скорее оказаться дома и принять расслабляющий душ.
Кир мимолетно окинул спутницу взглядом.
– Что с тобой?
– Чувствую себя неважно… Голова раскалывается. Я снова всю ночь не спала.
– Ты обращалась к специалисту? – Кир выглядел озабоченным. – Вдруг там что-то серьёзное? В последнее время ты слишком часто жалуешься на головную боль.
– Не беспокойся! – Николь не сумела сдержать улыбку. – Такое бывает у тех, кто неустанно работает с буквами. Я немного подремлю, и всё пройдёт.
– Может ты и права. Отдохни!
Стоило только прикрыть веки, как Николь погрузилась в миры воображаемой действительности, где догадки о гибели альпиниста кружились надсадной кутерьмой. Спустя несколько часов её покой нарушила хлопнувшая крышка капота.
– Что случилось? – спросила Николь, выходя из машины.
Начинало смеркаться. Подул холодный, пронзающий ветер. Николь огляделась. Машина стояла на обочине. С одной стороны еловый лес подпирал сумеречное небо; с другой – открывалась просторная зелёная поляна. Прямо за ней, на холме рассыпались одноэтажные дома с тёмными крышами, на заднем фоне которых простирались горные хребты, накрытые саваном серого тумана.
– Проклятая железяка! – выругался Кир, потирая руки тряпкой. – Похоже, сломалась с навигатором. Я хотел срезать и не там свернул, а теперь неизвестно, где мы находимся.
Зная поспешную суетливость Булавина, Николь улыбнулась и достала из кармана мобильник.
– Не страшно! Сейчас узнаем.
Кир уронил на неё быстрый обиженный взгляд.
– Вообще-то, телефоны здесь не ловят! Я пробовал.
– Тогда пойду в посёлок за помощью, – Николь вернула сотовый на место. – Возможно, поблизости есть автосервис или другой источник связи.
Кир не соглашался отпустить девушку одну. Место было незнакомым и, к великому удивлению, не обозначено на карте. Но Николь имела слишком твёрдые принципы, чтобы послушаться.
– Мне ни капельки не страшно! – в её интонации прослеживалась ирония. – Если, конечно, ты переживаешь за меня, а не за себя посреди тёмного леса.
Обескураженный прямолинейностью, Кир проглотил язык, а Николь, не взирая на колкий взгляд журналиста, побрела по асфальтированной дороге, поражаясь её отменному качеству. Не было в ней рытвин и глубоких ям, как будто колеса машин не касались её с момента строительства. Она периодически оборачивалась, в надежде увидеть местного жителя. Но чем ближе Николь подходила к населенному пункту – тем подозрительней казалась окружающая местность.
Она прошла мимо домов, похожих точь-в-точь на другие дома, где в маленьких окошках, завешенных шторой, загорался скудный жёлтый свет, или танцевала тень одиноко горящей свечи. Ни что не указывало на присутствие людей или животных внутри хижин; не раздавались голоса и смех. Создавалось впечатление, что здесь не обитали живые души. Неосвещенные веранды также пустовали. Фонарные столбы нависали над её головой, словно караульные, чей покой нарушили шаги идущей. С каждой минутой дороги окунались в непроглядную тьму. Туман тихонько сползал с горных хребтов и подкрадывался в посёлок асфальтированными улочками и полевыми тропами. Откуда-то издалека доносился грохот жестяной банки о трубу, отпугивающий кротов; вблизи – скрип несмазанных петель калитки, терзаемой ветром. Его несдержанные порывы задевали верхушки осин, тополей и приносили с собой шелест листвы; жалобный вой: то ли собачий, то ли волчий; и трель заводной шкатулки. У Николь была такая в детстве, её усыпляющую музыку нельзя перепутать ни с чем. От композиции этих смешанных звуков даже в жилах самого отважного стынет кровь, и Николь стало не по себе. Внезапно послышался чей-то женский голос, исполняющий песню в стиле романсов, затем мужской смех. Николь остановилась, прислушиваясь. Они доносились на крыльях ветра с конца главной улицы. Ускоряя шаг, Николь проследовала в направлении голосов. Дойдя до последнего ряда домов, она обнаружила стоящее по центру деревянное здание. На его крыше тусклым светом диодной ленты мигала вывеска «Золотая Подкова». Николь поспешила туда.
«Должно быть, это местный кабачок» – подумала она, оглядев круглые столы и злобные лица посетителей. Звучный стук каблуков по деревянному полу заставил каждого из них оторваться от кружки пенного и тарелки с тёплыми закусками. Они начали поедать глазами вошедшую Николь. Их карающие взоры застывали на ней в пристальном беззвучии, и она с трудом держалась, чтоб не отвести глаза. Эти люди могли представлять собой опасность: неряшливые, серые и апатичные. И от этого предположения Николь не только насторожилась, но и любопытствовала ещё больше.
У барной стойки из орехового дерева спиной к ней стоял плечистый мужчина с чёрными волосами до плеч. Они казались блёклыми, засаленными и которую неделю не знавали шампуня. Николь проследовала к нему, с опаской поглядывая на душегубов, сидящих за столами. Мужчина за стойкой повернулся лицом. Пожелтевшая рубашка с двумя пуговицами у горла, как у католического падре, и мешковатые снизу, серые штаны облегали худосочное тело. Неопрятный вид, редкие тонкие усы, неодинаково остриженные, рассказывали о поразительной неряшливости мужчины. В его внешнем обличье прослеживались грубые мексиканские корни и хроническая болезненность глаз. Поражала в нём и вялая монотонность мимики. Николь заключила, что он болен или совсем не бывает на улице.