(«Не отельчик, а пародия на Трансильванский замок…»)
Николь достала из рюкзака фотоаппарат и беззвучно сделала пару снимков, как вдруг в тишину комнат пробралось тихое пение женщины. Оно доносилось вблизи, через одну дверь от Николь. Не создавая шума, она медленно побрела на голос. Пение становилось громче, но быстротечная речь женщины оставалась неразборчивой, как чарующее заклинание. Николь остановилась у приоткрытой двери и сквозь щелку заглянула в комнату. На непокрытом столе догорала свеча, дымящая черной копотью. Её тень плясала под шепот ветра, проникающий сквозь щели в окнах. Свет был мерклым, и разглядеть комнату до мелочей не удавалось, но Николь сумела различить в тёмном углу печку, выпачканную сажей, ведро с золой и груду еловых веток. Муча, нагнувшись посреди комнаты, перебирала их, тщательно осматривая каждую. Те, что поровнее и потолще, она бережливо складывала одни на другие, а сама постройка напоминала спичечный колодец. Вид Мучи, отреченный и самозабвенный, создавал впечатление транса. Николь притаилась, чтобы досмотреть, чем кончится странное занятие, но внезапно посреди безмолвия коридора в рюкзаке Николь раздался последний писк разряженного телефона. Муча остановилась и, бросив ветку в кучу, резко обернулась. Её взгляд, лишенный рассудка, пылал искренней злобой. У Николь перехватило дыхание. Пока Муча заковыляла к двери, журналистка выскочила из дома с мыслью: «Надеюсь, в безумной голове старухи нет навязчивой идеи спалить дом».
Улица как прежде была нелюдима. Пронизывающий ветер затих, и тёплый вечер накрыл поселок непроглядным туманом. «Золотая Подкова» также мигала жёлтым светом, и Николь отважилась пойти туда.
Количество посетителей в кабаке значительно прибавилось. В основном, то были люди преклонных лет в ярких затёртых одеждах. Теперь, осознавая, что это место особенное, Николь улавливала всякую мелочь вокруг. Нестандартная обстановка помещения навивала воспоминанье о салуне, где бесстрашные ковбои Дикого Запада, словно грачи в парке, заседали целыми днями, грандиозно опустошая запасы мексиканской водки. Все предметы мебели из крашенного дерева: круглые столы и под цвет их жёсткие стулья со спинками, барная стойка – излучали дух неподдельной старины, но, в то же время, свежее покрытие лака спасало вид. Сверху над столами свисали керосиновые лампы. От них помещение озарялось нежным отсветом медных тонов. На подоконниках, обделанных деревом, лежали шахматные доски и нарды. Короткие холщовые шторы не препятствовали свету покинуть пределы зала, изливаясь на улицу. Слева от бара на деревянном возвышении находилось пианино. Бегая пальцами по клавишам, кучерявая мулатка, какую Николь лицезрела за разговором с незнакомцем, отпускала широким ртом две октавы полноценного звучания сопрано. Её чистое пение вдохновило посетителей, и несколько парочек поспешили в центр зала, между столами, чтобы исполнить медленный танец.
Мексиканец, приплясывая, натирал столешницу бара салфеткой. Николь подошла к нему.
– Что угодно милой даме? – спросил он уже без явной претензии.
– Не откажусь от бокала шампанского.
Мексиканец отрицательно помотал головой.
– У нас в арсенале только виски и Макуль.
– Что такое Макуль? – уточнила Николь.
– Наш местный алкоголь на основе мака. Ни одно шампанское ему и в подмётки не годится!
Николь захихикала.
– Ладно, давайте ваш Макуль. И номер врача на всякий случай, если завтра наступит похмелье.
Мексиканец загоготал и повернулся к дубовой бочке, открывая кран. Глядя, как алкоголь противного цвета мазуты, изливается в стакан, Николь пожалела, что остановила свой выбор на нём.
– А расскажите о вашей деревне? Чем занимаются жители, какой образ жизни ведут?
Мексиканец настороженно оглянулся.
– Что за праздный интерес?
Николь поведала о своей профессии и желании написать подробную статью о посёлке. Мексиканец молча поставил стакан Макуля перед Николь и бросил строгий негодующий взгляд.
– Я прошу вас не делать этого.
Николь сделала маленький глоток: сладковатая жидкость имела горькое послевкусие и благородный запах.
– Но почему? – она испытующе глядела на Мексиканца. – Уверена, люди хотели бы знать о подобных местах как можно больше.
– Мы тщательно скрываем наше существование от посторонних… И, если вы не отступитесь от безрассудной затеи, мне придётся сообщить всем, кто вы! – он наклонился телом вперёд и провел ласковым движением по её подбородку, опускаясь ниже до ключицы. – Совсем не хочется, чтобы эту хрупкую лебединую шею вдруг сдавила толстая верёвка…
Николь нервно сглотнула. Алкогольный напиток ударил в голову, притупляя чувства. Это добавляло смелости её действиям. Теперь Николь не ощущала ни своеобразного вкуса, ни травяного запаха Макуля.
– Хорошо. Но обещайте хоть немного удовлетворить моё скромное любопытство?
Смуглое лицо Мексиканца стало дружелюбнее. Он отвернулся, заставляя бутылками пустые места на полках стеллажа. Николь не терпелось разузнать все тайны Красного Ручья, в существовании которых теперь ни капли не сомневалась. Но она поняла, что разговор с Мексиканцем только напустит пыли в глаза, и стоит поискать другой источник информации.
Пока Николь обдумывала замысел, по её нагому плечу пробежала крупная дрожь. Она небрежно провела по нему рукой, но то действие не помогло избавиться от двойственных ощущений. Вслед за дрожью нежную кожу обдало жаром горячего выдоха. Сердце её стучало так громко, что, чудилось, все посетители «Золотой Подковы» слышат его испуганное биение. Она обернулась, еле сдержав крик.
Глава 3
«Золотая Подкова»
Того же дня и времени
Парень, которого Николь увидела в кабаке часом раньше, стоял так близко, что, обернувшись, она чуть было не дотронулась его лица своим носом. Теперь ей удалось разглядеть его лучше. Крупные, слегка выпученные глаза обрамляли густые, светлые на концах ресницы. Смоляные брови нависали грозовыми тучами. Средней длины щетина облагораживала выступающие вперед скулы, заостряющие черты. Его приторная внешность гранда противоречила многочисленным тату на теле. Они украшали руки, грудь и даже шею, где изображение красного волка занимало всю её правую сторону. Николь крутила романы с разными мужчинами, но, не смотря на всё их многообразие, в двух вещах они были схожи: крепкое телосложение, вызывающее в ней азартное влечение, и солидность. Стоящий напротив экземпляр не имел ни того, ни другого и вызывал необъяснимое смятение внутри белокурой девушки. Встретив его не здесь, а в центре мегаполиса – она бы и бровью не повела в его сторону. Но сейчас, глядя в его таинственные глаза, ей хотелось заглянуть в них поглубже, чтобы найти ответ на вопрос: почему она до сих пор на него смотрит?
Прерывая её взгляд, он наклонился и поднял упавший с табурета рюкзачок Николь.
– Это ваше?
Хрипотца его грубого голоса противоречила моложавому облику. Николь, не проронив ни слова, рассеянно взяла рюкзачок, а незнакомец, обжигая страстным интересом, попятился назад. В горле Николь пересохло.
(«Что-то ведь так смущает меня в нём…»)
Она отвернулась и пригубила бокал душистого Макуля.
– Надеюсь, вы никогда не осмелитесь попробовать тушенное рагу из голубей в соусе.
С трудом проглотив алкоголь, Николь взглянула на обратившегося к ней человека. Поджарый мужчина, присевший рядом с ней на табурет, выглядел не старше сорока. Его руки усердного работяги бросались в глаза; под ногтями виднелась чёрная грязь, а в сетчатый рисунок на коже въелись следы сажи, не оттирающиеся даже под натиском мочалки. Он поставил плоское блюдо и стакан лимонной воды перед собой, на сверкающую лоском столешницу. Николь сделала вывод, что его легко запомнить по длинной козлиной бородке и прищуренным лукавым глазам, от которых в стороны отходили по три стрелки неглубоких морщин. Мясо на тарелке, густо плавающее в масле, смотрелось омерзительно, но тот располагал отменным аппетитом и уплетал его с удовольствием.
– Что, простите? – переспросила Николь.
– Говорю, вы ели рагу из голубиных тушек?
– Нет.
– Мм! Слава богу. Я просто видел, как его готовят. Кстати, меня зовут Андерсен.
Он с улыбкой протянул руку Николь, и та с чувством пожала её.
«А вот и другой источник информации» – улыбаясь, подумала Николь. Андерсен кивнул головой в сторону, где без устали танцевали посетители.
– Вон, видите того пузатика с волнистыми волосами…?
Николь посмотрела назад. Среднего роста мужчина, на которого указал Андерсен, выглядел массивным, как боец сумо. Огромные очки прикрывали половину лица, исчерченного капиллярами; а сквозь затемненные стекла проглядывали глазки, похожие на мелкие точки. Николь показалось, что его несуразная расплывчатая фигура излучала тепло и жизненный опыт. Темная рубашка до колен, растянутая на животе, имела застиранный вид. Он держал за руки пожилую даму. Обладая элегантной статью, относительно окружающих она создавала мираж красавицы, съеденной временем. Выбеленные волосы начесанной шапкой прикрывали уши. Добрые глаза сверкали сапфирами. Один лишь взгляд на неё оживлял в памяти Западную моду XX века. Соломенная шляпка с декоративным пионом и нить жемчужных бус смотрелись, как деталь продуманного образа. Размашистые туфли на небольшом каблуке делали её ничуть ни ниже добролицего кавалера. Свободное платье украшали рюши и атласные банты. Под звуки джазовой музыки они шагали вперёд-назад, искренне улыбаясь.
–… Так вот, это наш местный повар. Ровно в полдень он берет дробовик и идёт на холм отстреливать голубей. Крови бывает столько, что в ней можно купаться. Впрочем, в том есть особая польза: от патрона мясо становится ещё нежнее.
У Николь округлились глаза.
– Да-да, картина не для слабонервных! А вы что пьете? Макуль? А вы знаете, почему он такой чёрный?
Николь помотала головой, и Андерсен, положив кусок мяса в рот, продолжал тараторить.
– Туда добавляют запеченную кровь быка, а для густой консистенции капают рефталин.
Николь с отвращением взглянула на бокал.
– Что такое рефталин?
– Рефталин изобрел Странник в своём гараже. Вечно он мешает одно с другим. Для чего он это делает – мы не знаем. Но нас интересует только результат подобных опытов. Рефталин придает вязкости жидким веществам. К примеру, наши детишки в восторге от его мыльных пузырей. Вы не поверите, но они не лопаются!
Вообразив, как выпитое превратилось в густую липкую массу, переваривать которую невозможно даже самому стойкому организму, Николь передернула плечами и почуяла прилив тошноты. «Придётся отказаться от спиртного, – мелькнуло в её голове. – И от ужина тоже!»
– А давайте потанцуем? – спросил Андерсен, вытирая козлиную бородку салфеткой из ткани.
(«Очень интересно, что он ещё расскажет.»)
– А давайте!
Стали танцевать. Совершая круг в танце, Николь заметила, как незнакомец, не сводя с неё глаз, проследовал к барной стойке и сел на высокий табурет сбоку, чтобы беспрепятственно таращиться в зал. Смуглое лицо его истончало заинтересованность, а тёмные глаза бросали Николь вызов. Среди ухоженной полоски усов терялись надменно сложенные губы. Он грациозно прикладывался ими к стакану золотистой жидкости.
– Скажите, а почему тут нет связи? – поинтересовалась Николь, увлекая взор на партнёра.
– Во всем виноваты летающие тарелки. Они иногда приземляются на поле за холмами.
– Не может быть?!
– Может или не может, мне-то почём знать?!
(«Точно, кругом сплошная околесица!»)
Они совершили ещё один круг, а парень продолжал смотреть, не отрываясь. Внутри Николь поселилась снедающая тревога. Под прицелом его пристального взгляда она чувствовала себя неуютно.
(«Да что с тобой, Николь? Соберись! Надо сосредоточиться на Андерсене, иначе пропадёт чудесный материал.»)
– А почему…
– Почему да почему, – перебил Андерсен, – леди, вы послушайте, как проникновенно поёт наша Анже́лика!
Композиция, исполняемая мулаткой, впрямь, звучала трогательно. Но в ту минуту Николь было не до музыки. Она думала только о незнакомце. «Скорей бы повернуться лицом к бару, чтобы узнать, смотрит ли он на меня.» Андерсен не давал Николь погрузиться в раздумья. Взяв её за руку, он отпрянул, и Николь разгадала его танцевальные намерения и сделала поворот под рукой Андерсена, что получилось у них весьма слаженно.
Незнакомец не отрывался от танцующей пары. Он снова пригубил стакан, бросая ненасытные взгляды. У Николь закружилась голова. Она почувствовала, как Макуль разбежался по сосудам, а мясистые щеки вспыхнули.
(«Невероятно. Впервые хочется совершить поистине страшное безумие…»)
Незнакомец будто прочитал её мысли, состоящие из похоти. Осушив стакан большим глотком, он посмотрел на Николь. Сердце её заколотилось. Стечение неловких обстоятельств зарождало в ней семя животного интереса. Незнакомец прошёл мимо, откровенно гуляя взглядом по чарующим формам журналистки, словно говоря: «Иди за мной!». Боясь, что потеряет его из виду, Николь приблизила момент прощания с Андерсеном.
– Мне, пожалуй, пора. Благодарю вас за танец.
Демонстрируя симпатию, Андерсен галантно поцеловал девушке руку.
– Польщен знакомством с такой прелестью, как вы! Если хотите стать свидетелем необычайного зрелища – извольте к нам с утра.
– Какого зрелища?
– Приходите и сами увидите!
Андерсен бесцеремонно вернулся на табурет у бара, а Николь переключилась на парня.
Прожигая друг друга взглядом сладострастия, незнакомец медленно пятился назад, а Николь шагала за ним, обходя танцующих людей. Он загадочно и нагло улыбался. Они миновали последний стол и оказались в дальнем углу зала, где находилась неприметная закрытая дверь. Толкнув её спиной, парень продолжал смотреть в упор. Дверь открылась, и кромешная темнота поглотила его статную фигуру, а затем и тело журналистки.
(«Интересно, куда он меня ведёт?»)
Она могла только догадываться, ориентируясь на слух, где находится парень, пока мрак, озаренный пламенем зажигалки в его руках, частично ни рассеялся. Николь снова лицезрела его облик: задрав голову, он кичливо улыбался уголками рта. Коридор закончился открытой дверью в комнату. Незнакомец снял с крючка керосиновую лампу и поджёг её. Тусклый свет мерцающего огня озарил неухоженное помещение. Посреди хаоса накиданных вещей и предметов быта Николь увидела в центре тесной комнаты бильярдный стол, занимающий половину всего пространства. Парень попятился назад и остановился подле стола, а Николь, лукаво ухмыляясь – в шаге от него.
(«Никак не могу понять, нравится он мне или нет?...»)
Незнакомец заглянул в сверкающие глаза Николь. В них скользила тень стыдливых сомнений, нерешительности. Он перевел взгляд на её приоткрытые уста, а Николь старалась проникнуть в его разум, но неоднозначная мимика незнакомца скорее усложняла эту задачу, нежели давала ясную подсказку. Его лицо было игриво, но весьма отчужденно. Ей стало интересно, что будет дальше. Он провел пальцем по её алым, необычайно сочным губам, и неописуемое вожделение расплескалось по телу Николь. Те ощущения толкали в рутину сласти, ворота которой открываются лишь избранным душам. Он оторвал пристальный взор от манящих губ и снова поглядел ей в глаза, только на этот раз строптиво и чересчур вызывающе. Николь вдохнула аромат духов, такой же дерзкий, необычный, как он сам.
(«Какое странное чувство… Никогда не приходилось сгорать со стыда так, как сгораю сейчас, желая отдаться неизвестному мужчине…»)
Время робких сомнений прошло. Незнакомец прижал Николь худым мускулистым телом к бревенчатой стене и осыпал её шею пылом энергичных поцелуев. На мгновение Николь прикрыла глаза. Трепещущие тела горели от низменной цели совершить то, за что общество непременно осудит их. Мягкая щетина его усов и бороды покалывала кожу Николь тупыми иголками. Он продолжал блуждать губами от её шеи до изящного подбородка. Достигнув высшей точки, он слегка прикусил его, и в тот момент Николь разглядела в нём кровожадное животное, которое невозможно остановить внешними силами. Но ей вовсе не хотелось останавливаться. Слова были излишне. Они бы нарушили хрупкое равновесие подсознательных импульсов, передаваемых во взгляде. Потому она наслаждалась тем, с какой жадностью он впивался в её сладкие уста. Прелюдии быстро наскучили, порочная власть взяла верх, и он, обхватив Николь двумя худыми, но невероятно сильными руками, в одно движение перенес её на бильярдный стол. Необъяснимое смятение внутри Николь замолкло, и она предалась воле бренных фантазий. Её руки точно послушные лианы обвили его жилистую шею, и дерзкие поцелуи кипятили кровь обоих. Его шершавые руки скользили от обнаженных коленей по внутренней стороне бедра Николь… Всё выше… Всё настойчивее… Раздвигая в стороны соблазнительно длинные ноги девушки, он пробирался к заветной грани удовольствия. Как только неугомонная рука нырнула под платье, из груди Николь вырвался протяжный стон, и она откинулась назад.