Григоренко взглянул на Любу, спросил:
— У себя?
— Планерка, — ответила девушка. — Только что началась. О вас доложить?
— Нет, спасибо! Я из главка. Сам зайду, послушаю... — и спросил, обращаясь к Остапу: — А какая у вас специальность?
— Специальность?.. Плотник, каменщик, шофер. Подрывником приходилось... Да кем только я не работал! — не мог сдержать досаду Остап.
— Образование?
— Техникум. Строительный. Только диплом не успел защитить...
— Понятно. Думаю, что работа для вас здесь найдется.
— Нету, отказали уже...
— Будет! Пишите заявление и подождите меня здесь! — улыбнулся Григоренко и решительно открыл дверь директорского кабинета.
Цыган, да и только. Лицо открытое. Плечи широкие, сильные. Взгляд внимательный, пытливый.
— Кто это? — спросил Остап, когда закрылась дверь.
— Не знаю... Кто-то из главка, — пожала плечами Люба. — Одним словом — начальство. Я уже научилась издали их узнавать.
Когда Григоренко вошел, все повернулись в его сторону. Смотрели кто с удивлением, кто недовольно, а кто — с нескрываемым любопытством. Комашко, прервав речь на полуслове и смерив взглядом прибывшего, сухо сказал:
— У нас планерка, товарищ!
— Догадываюсь. Продолжайте, пожалуйста!
Решительный тон и уверенность вошедшего смутили главного инженера, он смирился и указал на свободный стул:
— Садитесь. Подождите, пока закончим.
Арнольд Иванович был озадачен приходом незнакомца, его поведением. Кто он? Из главка? Но там он, кажется, знает всех руководителей. Отрекомендоваться не торопится. Может, наедине хочет...
Григоренко кивком головы поблагодарил, сел на стул у самых дверей и внимательно осмотрелся. Отсюда хорошо было видно всех.
— Михаил Андреевич, — обратился Комашко к одному из присутствующих, — как это ваш камнедробильный завод умудрился выполнить суточный план всего на восемьдесят процентов?
С места быстро поднялся высокий человек.
— Вы же сами знаете, что нас негабарит замучил. Прищепа виноват... — повернул он голову к соседу.
— А что я могу сделать? — ответил тот, к которому он обратился. — Три бурщика два дня уже не выходят на работу. Да и не только в этом дело. Полсмены дробилку сваривали. А сейчас Михаил Андреевич все на горняков свалить хочет.
— Будете давать качественную продукцию, тогда и мы план выполним, — отозвался Михаил Андреевич.
— Ладно... Послушаем механика. Как идет работа по изготовлению кронштейнов? — спросил главный инженер.
Медленно встал мужчина лет сорока пяти. Лицо бледное. Волосы растрепаны. Тонкий, чуть заметный шрам пересекал лоб.
— Файбисович до сих пор металл не привез...
В проведении планерки не было ни целеустремленности, ни последовательности. Со стороны все это походило на школьный урок, к которому учитель не подготовился.
Наконец Арнольд Иванович обратился к женщине с пышной прической:
— Оксана Васильевна, а как у вас дела с реализацией?
Она отвечала спокойно, по-деловому, лишь в больших, серых с прищуром глазах искрилась улыбка. Губы полные, свежие. Говорила четко, цифры приводила на память.
По ее выступлению Григоренко понял, что она — экономист.
«Умеет держаться! И, видно, дело знает... А как посмотрела, когда закончила?! Словно одержала победу! Над кем?..»
И еще заметил Сергей Сергеевич: она не раз украдкой поглядывала на него.
В открытую форточку влетел мохнатый шмель. Облетел весь кабинет, а выбраться обратно не мог. Бился о стекла. Но напрасно. Потом затих, стал ползать. Наверное, устал.
— Надо подтянуть третью смену! Это наш главный резерв, товарищи! — сказал Комашко после некоторой паузы.
«Вот как, у них и третья смена есть!»
Еще в дороге, когда ехал в Днепровск, Григоренко под монотонный стук колес раздумывал над тем, как вывести комбинат из прорыва. В главке сказали — никак не идет план. Первый квартал выполнили только на семьдесят процентов. Апрельский — тоже срывается. Как же найти то звено, за которое прежде всего надо ухватиться?
И вдруг: «Подтянуть третью смену!» Не в этом ли выход из положения?..
Григоренко понимал, что главного инженера не на шутку беспокоит угрожающее положение, сложившееся на комбинате. Ведь именно главный инженер персонально отвечает за план. Но видно по всему, что Комашко глубоко производства не знает.
...Все вопросы вроде исчерпаны. Пора бы отпустить людей на обед. Но Комашко планерку не закрывал. То ли ощущал внутреннюю неудовлетворенность, то ли не был уверен, что все уже сказано. Коснувшись пальцами реденьких усиков и пригладив пушок вокруг лысины, он вдруг спросил:
— А почему Николай Фролович не ведет борьбу с бурьяном? Территория комбината заросла сорняком, замусорена. Нужно все прибрать, перекопать, цветы посадить...
В ответ никто не поднялся. Словно не было здесь того, к кому обращался главный инженер.
— Товарищ Пентецкий! — повысил голос Комашко.
Пожилой человек, который клевал носом возле окна, встрепенулся, вытаращил глаза. Силился сообразить: о чем шла речь, что хочет от него главный инженер?.. Ответ его был совершенно неожиданным:
— Арнольд Иванович, так ведь рабочих чертежей-то нет!..
Какое-то время царила тишина. Потом кабинет содрогнулся от хохота. Задрожали стекла. Пентецкий растерянно и беспомощно смотрел на коллег. Дрожащими руками расстегнул воротник серой сорочки, платочком вытер вспотевшую толстую шею, заросшую седыми волосами.
Григоренко стало жаль этого пожилого и, очевидно, доброго человека с карими глазами, который неожиданно попал в такую переделку.
— При чем тут чертежи? Вы что — спать сюда пришли, Пентецкий? — выкрикнул главный инженер. — Какие могут быть чертежи для того, чтобы вскопать цветники?
Глаза Арнольда Ивановича так и сверлили прораба.
«Ну и прохвост этот Драч, — досадовал Пентецкий. — Ишь что подсказал!..»
Смех утих.
Комашко с досадой махнул рукой, как бы подводя итог неудавшемуся совещанию, и сказал:
— Вот и работай с вами... Если нет вопросов, можете идти.
— Разрешите, — вдруг поднялся Григоренко и направился к столу.
Все с интересом посмотрели на него. Заметно было, как внутренне напрягся Комашко.
— Здравствуйте, товарищи!.. Извините, но я еще на несколько минут задержу вас. Будем знакомы: Григоренко Сергей Сергеевич. Приказом по министерству назначен директором вашего комбината. Я немного опоздал на планерку и не хотел вам мешать. Но это, наверное, к лучшему, так как я человек новый и, конечно, ничего не смог бы сказать по поводу поточной технологии...
На лице Комашко появилась бледная улыбка. Он протянул руку и боком-боком пошел к Григоренко.
— Приветствуем вас, Сергей Сергеевич... Мы очень рады. Прошу занять место за своим столом!
Сам судорожно думал: «Новый директор... Как же так? Ведь Соловушкин обещал, что назначат меня. Это ведь было почти решено... Что же не сработало?.. Почему меня обошли?.. Даже не позвонили, не предупредили!..»
А Григоренко спокойно сказал:
— Ну, приветствовать не за что, сами понимаете... Однако работать будем. Но — по-новому!
— Как по-новому?
— Сначала вот так: с завтрашнего дня начнем работать в две смены...
— Позвольте, — заморгал Комашко, — но это распоряжение главка — работать в три смены! У нас и так план горел!
— Знаю. Вот мы и должны сделать так, чтобы не горел!.. Я твердо убежден, что третья смена мало что дает. Наоборот, она создает излишнюю напряженность. Некогда готовить фронт работ, ремонтировать технику... Поэтому будем добывать камень только в две смены! Третья — ремонтная!.. И еще одно: курить на планерках, совещаниях, собраниях не разрешаю!.. Все, товарищи! Пора обедать... Вас, товарищ главный инженер, прошу задержаться.
Когда все вышли, Григоренко открыл дверь кабинета и кивнул Остапу:
— Зайдите...
Комендант — полная молодящаяся женщина с ярко накрашенными губами — привела Остапа в комнату и показала:
— Вот ваша кровать. Располагайтесь.
Комната небольшая, но светлая. Ничего лишнего.
— А ваза у вас найдется?
— Ваза? — удивилась женщина. — Для чего?
— Для цветов.
Комендант удивилась еще больше, но вазу принесла.
Остап нарезал прутиков вербы, поставил в воду. Ему нравились нежные пушистые «котики» вербы.
На него сразу повеяло домашним уютом. Как хорошо! Долгими вечерами, в заключении, он часто мечтал об этом уюте. И еще о Зое... Где она? Куда уехала? На конверте письма, которое возвратилось к нему, стоял штамп: «Адресат выбыл...» Значит, испугалась Зоя. Уехала!
Скрипнула дверь, и на пороге появился невысокий широкоплечий парень — казах. На смуглом продолговатом лице улыбались темные глаза.
— Новичок? — спросил парень. — Давай знакомиться... Сабит.
Пожав Остапу руку, он сел возле стола. С загоревшего лица не сходила улыбка.
— Сыграем в шахмат, мало-мало? ..
— Ну что ж, сыграем, — согласился Остап.
Не хватало двух коней и нескольких пешек.
— Мы этих аргамаков заменим копейками, а пешка...— Сабит разломал спичечную коробку, сделал квадратики.
Остап сначала играл невнимательно и терял фигуру за фигурой. Но и Сабит думал о чем-то своем, так как тоже делал ошибочные ходы.
Сабит был в недоумении, когда проиграл партию.
— Шайтан забирай, дал маху!.. Давай еще!
Теперь он сосредоточился и играл внимательно.
— А-а, прикрылся пешками, шайтан тебя забирай! Как за стеной спрятался!.. Э-э, достану! Мало-мало, достану! Подожди, черный король, я тебя достану!..
На этот раз победил Сабит и был очень доволен.
— Теперь мы квиты! — улыбнулся он.
— А где же третий? — спросил Остап.
— Вано?.. Так он у Марины. Или у Светланки. Девчата любят Вано. Отарой ходят... Пошли пить пиво! Ты ужинал?
Остап не только не ужинал, но и не обедал. Лишь утром сжевал зачерствевший хлеб, взятый в ресторане. Однако есть не хотелось: переволновался.
Сабит понял это по-своему.
— Что? Денег нет? Я дам взаймы. У меня деньги мало-мало водятся.
— Мне аванс дали.
— Еще не работал, а дали?
— Директор выписал.
— Комашко писал?.. Он никому не дает аванса, а посылает в кассу самопомощи.
— Новый директор выписал, а не Комашко.
— Новый?.. Прислали? Наверное, хорош человек новый директор, — сделал вывод Сабит.— А тебя куда приняли?
— На строительство.
— К Пентецкий, значит. Я тоже там...
— А Иван?
— Вано в карьере — бурщик.
Поужинав в заводской столовой, они пошли на танцы. В парке играл оркестр. На площадке кружились пары. Но порядка не чувствовалось.
— Вано сегодня со Светланой танцует, — сказал Сабит.— Да ты не туда смотри. В шелковый рубашка Вано!.. А когда сердитый на Светлану, танцует с Мариной. Есть здесь такой... красавица! Сам посмотришь!
Танцевальная площадка круглая, как пятак. Огорожена. У входа — две женщины. Проверяют билеты. Те, кто не хочет заходить, смотрят со стороны.
Иван тоже заметил Сабита, поднял левую руку. Он танцевал со стройной белокурой девушкой, которая смотрела на него влюбленными глазами.
Сзади кто-то подошел и грубой ладонью провел по стриженой голове Сабита.
— Ассалам алейку-у-ум! Ты все еще колешься? — послышался голос, а потом смех.
Остап повернулся и увидел парня с мелкими желтыми, очевидно прокуренными, зубами. За ним стояли еще двое. Один из них тоже протянул руку к голове Сабита.
— Не тронь, туримтай! И зубы не оскаль!
— Ну-ну, тише ты! Тсс!.. Еще слово — и...
Все трое загоготали. Нахально, вызывающе, громко. И двинулись на танцплощадку.
— Билет у последнего, мамаша, — сказал тот, с мелкими зубами.
Последний же, наверное, показал только один билет, потому что женщина возмутилась и схватила его за рукав. Но парень шепнул ей что-то на ухо, и она отшатнулась от него.
— Что за ребята? — спросил Остап Сабита.
— Лисяк с дружками. В карьере работают. Скотин бессовестный. Зеки...
— А что это за словечко ты ему сказал — туримтай?
— Туримтай — по-казахски: ястреб-перепелятник. Плохой птица!.. Эх, был бы у меня сила батыра, я бы им показал!..
— Ну, силой тебя природа не обделила!
— Мало-мало сила есть. Но я один, а их много!
— Слушай, Сабит. Вот ты презрительно назвал их зеками. .. А знаешь, я тоже такой. Только что освободился.
— Как? — Сабит был поражен. — А зачем тебя на стройка посылали? Таких в котлован пускают, бурить!
— Говоришь — в котлован?
— Морочишь мне голова!..
— Честное слово, Сабит.
— Гм... А за что?
— За убийство.
— Вай-вай-вай! Убил?! Неужели? Ну, должно, сильно плохой человек был?
— Нет, не плохой. К тому же — женщина... Как-нибудь расскажу.
— Вай-вай-вай!
— Ну, как, пойдем на пятачок или отсюда будем ворон считать?
— Ты иди, Остап. Иди! А я в общежитие вернусь.
— Это почему? Меня испугался? Или Лисяка?
— Я — нет, не пугался...
— Вместе пришли, вместе и назад пойдем. Мы, может, еще хорошими друзьями станем!
Домой они возвращались молча. В комнате так же молча разделись и легли. Но Остап чувствовал, что товарищ не спит, притих и лежит с открытыми глазами. Наверное, думает...
Далеко за полночь пришел Иван. Свет не включал, ходил на цыпочках. Но все же споткнулся о стул, и что-то с грохотом упало на пол. Он тихо выругался, затем долго раздевался. В темноте слышалась его возня у кровати. Иван что-то бурчал себе под нос. Потом его голос прозвучал решительно:
— Надо кончать со Светланой. Не высыпаюсь... И вообще, подумает еще, что хочу жениться на ней...
Через минуту он уже крепко спал.
После обеда Григоренко на комбинате не было. Не сказав никому ни слова, он сел в машину и поехал не в гостиницу, как показалось кое-кому из управления, а на Клинский комбинат.
Миновав проходную, машина остановилась у белого двухэтажного дома.
К директору Клинского комбината попасть не так-то просто. В приемной сидело уже человек восемь.
— Нельзя! — предупредила секретарь, как только Григоренко подошел к дверям.
— Скажите — приехал директор Днепровского комбината.
Девушка с подозрением посмотрела на Григоренко. Правду ли говорит? Многие таким вот образом без очереди проходили.
Скрылась за дверями. И сразу же вышла.
— Проходите, пожалуйста, — и щеки ее зарделись.
Кабинет был просторный.
Из-за стола поднялся человек лет пятидесяти.
— Лотов, — подал он руку.
— Григоренко, новый директор Днепровского комбината.
— Рад вас видеть у себя. Прежний, ну как его... Краснолюбцев, так ни разу и не побывал у нас. Романов приезжал, Комашко навещал... Откуда, если не секрет, прибыли в наши края?
— Из Прикарпатья, тоже с должности директора комбината. Только другой отрасли.
— Хвалиться у нас нечем, — заходил по кабинету Лотов. — Правда, мы недавно вас опередили. В прошлом году...
Сергей Сергеевич вспомнил, что об этом карьере читал в отчетах главка. Здесь ввели новый режим беспрерывной рабочей недели.
— Меня интересует опыт вашей работы.
Лотов прошел к столу. Сел.
— План трещал, вот и перешли на непрерывку. А теперь от делегаций отбоя нет... Новый метод, мол! Новый режим! Четырнадцать смен в неделю! А ничего ведь в этом необычного нет. Просто жизнь подсказала...
Григоренко тоже собирался послать сюда инженера изучать опыт, но не успел, потому что его самого перевели.
— Ну что ж, сосед, пошли знакомиться. Покажу свое хозяйство.
Рядом с корпусом управления квадратный новенький домик. При входе табличка: «Дом-музей».