В это время передние шеренги воинов Лация, стараясь держаться плечом к плечу, медленно отходили назад. Он постоянно передавал команды Патье, а тот – воинам, чтобы те держали щиты выше и отступали медленно. Противник обязательно должен был видеть их перед собой в боевом порядке. Слоны двигались размеренно и спокойно, поэтому никто не заметил, что воины раджи отступают. Сверху раздался крик незнакомой птицы. Патья сразу сообщил ему, что это был сигнал о том, что все воины падишаха зашли в ущелье. Лаций с трудом забрался на ближайшую скалу и, к своему удивлению, увидел, что армия врага насчитывала не более пяти-шести тысяч человек. С таким количеством справиться было легче. Однако сначала надо было перегородить путь к отступлению. Он кивнул юному греку, и за их спинами раздался ответный крик птицы – знак сбрасывать камни. Остальные воины продолжали отходить по дороге назад, к дальнему выходу из ущелья.
Солнце стало склоняться к ближайшим вершинам, когда слоны падишаха дошли до конца ущелья. Но если раньше до Лация доносились крики погонщиков, то теперь было тихо. Скорей всего, падишаху, наконец, сообщили, что ущелье завалено камнями, и теперь тот решал, что делать дальше. Назад дороги не было, а впереди стояли дерзкие полуголые воины раджи. Для великого победителя и самовлюблённого падишаха это было невероятным вызовом. Но он почему-то не спешил бросать своих воинов вперёд. Ему надо было помочь потерять самообладание, и Лаций знал, как это сделать…
– Патья, выпускай «быстрых крестьян»! – выкрикнул он, и вскоре на дороге показались десятка полтора молодых полуголых юношей. Они повернулись к падишаху спиной, приподняли набедренные повязки и присели прямо перед ними справлять нужду. Уловка сработала. В стане врага раздались крики возмущения. Одна колесница рванулась вперёд. За ней сразу же побежали десятка три пехотинцев. Однако возмутители спокойствия не стали ждать их приближения и быстро помчались обратно. Юноши пробежали мимо готовых к бою копьеметателей, и разгорячённый возница вместе с воином в дорогой одежде стали их первыми жертвами. После того, как копья попали им в грудь, лошади пробежали ещё несколько шагов на большой скорости и потом замедлили шаг, чуть не налетев на переднюю шеренгу. Их сразу же схватили за поводья и увели назад. Ещё пять-шесть пехотинцев тоже нашли свою смерть от брошенных почти в упор копий, остальные успели остановиться и быстро вернулись назад. Со стороны противника раздались крики ярости и возмущения. И тут падишах пустил вперёд слонов. Лаций с облегчением вздохнул и поспешил спуститься вниз, к своим воинам.
– Всё готово? – спросил он молодого грека. Патья кивнул головой и выкрикнул команду. На скалах показались головы около двух десятков человек. В руках у них были длинные сухие растения, похожие на верёвки. Другие держали горящие факелы. Патья махнул рукой, и они спрятались. – Теперь ждём, – сказал ему Лаций, и они подошли к одной единственной шеренге, которая стояла на самом краю присыпанных землёй настилов. Внизу, под ними, была большая яма. Дальше отступать было некуда. Вдоль скал шла небольшая узкая тропинка, шириной с локоть, по которой они должны были по команде убежать назад.
Слоны появились из-за поворота, и по рядам воинов пробежала волна страха. От приближавшихся животных их отделял только частокол палок с намотанной на них сухой травой. Воины стали оглядываться и переминаться с ноги на ногу.
– Стоим, ждём! – приказал Патья. Они с Лацием стояли рядом, и это заставило полуголых защитников раджи остаться на месте, хотя по лицам было видно, что они готовы в любой момент помчаться назад.
– Так, ещё чуть-чуть… ещё… – бормотал Лаций, и когда до первого животного оставалось пятьдесят шагов, крикнул: – Зажигай! Кидай! – Патья сразу передал команду на скалы, и на больших животных сверху посыпались горящие пучки. Воины раджи в это время дрожащими руками поджигали траву на вкопанных в землю кольях. Первый слон, подняв хобот, испуганно затрубил, и сидевший у него на голове возница стал бить его по голове острой палкой. Однако на спину огромному животному продолжали падать горящие ветки и верёвки, только увеличивая его панику. Одна из них зацепилась за хобот, обожгла кожу, и слон заревел с такой силой, что даже Лаций невольно сделал шаг назад, опасаясь, что тот может рвануться вперёд. Но торчащие копья с горящей травой сделали своё дело – слон развернулся и, сбросив на землю маленького человечка, понёсся по ущелью назад. С остальными животными происходило то же самое: сверху на них падали горящие травы и ветки, и они в панике топтали идущих рядом с ними воинов. Вскоре уже все слоны бежали по дороге назад, давя на своём пути всех, кто не успевал отойти в сторону или спрятаться за скалами. Но никто из воинов падишаха не знал, что в конце ущелья на скалах их ждали другие поджигатели с такими же пучками травы и ветками. Лаций внимательно наблюдал за первыми рядами противника. Всадники и колесницы с трудом сдерживались, чтобы не рвануться вперёд. Несмотря на панику среди пехотинцев, те чего-то ждали. Наконец, появился сам падишах. Он ехал в обитой золотыми кругами колеснице, грозно наклонившись вперёд. Весь его вид выражал решительность. Остановившись в тридцати шагах от догоравших палок с сухой травой, он протянул копьё в их сторону и что-то сказал своим военачальникам. Лаций ещё раз оглянулся. Земля высохла, и следов работ видно не было. Дорога в этом месте расширялась и была около двадцати шагов в длину. Это должно было вдохновить столпившихся воинов врага на рывок. И когда над их колесницами раздался призывный клич, стало ясно, что сейчас они рванутся вперёд.
– Назад! – приказал Лаций, и все его пехотинцы сразу же устремились к узкой полоске вдоль скал. Они растянулись цепочкой и из-за этого двигались медленно. Их можно было догнать, но падишах этого не заметил. Его внимание было приковано к стоявшим чуть дальше воинам с копьями. Это были те полторы тысячи человек, которые совсем недавно закончили укрывать яму палками и листьями. Вскоре к ним благополучно присоединились те, кто поджигал палки с травой, и теперь Лаций ждал, тяжело дыша и опираясь на палку, последнего события – нападения колесниц и всадников.
Падишах стоял и грозно смотрел вперёд. Все копья и заграждения на пути его воинов были сломаны, впереди не осталось никаких преград, но в пылу преследования никто не обратил внимания на то, что дорога стала не такой утоптанной и пыльной, как раньше. До полуголых воинов раджи оставалось не меньше сорока-пятидесяти шагов. Их плотные ряды виднелись сквозь поднятую колёсами пыль. Охваченные яростью и злобой всадники и воины в колесницах неслись прямо навстречу своей смерти. Вот первые лошади вылетели на настилы и даже сделали несколько шагов. Вот они даже продвинулись вперёд ещё на пять шагов, и в какой-то момент Лацию показалось, что палки из бамбука выдержат их и не провалятся, но тут в воздухе раздался громкий треск и около полусотни человек, не успев остановиться, рухнули вниз. За ними последовали ещё пару десятков тех, кто просто не успел остановиться, хотя они и видели разверзшуюся под ногами яму. Они упали сверху, получив удар в спину от напиравших сзади товарищей. И только после этого движение начало замедляться, хотя испуганные пехотинцы продолжали сползать в яму, подталкиваемые теми, кто двигался вперёд. Лаций махнул рукой, и Патья приказал кидать копья и стрелять из луков. Вскоре столпившиеся у ямы всадники были перебиты, а остальные вынуждены были отойти на безопасное расстояние. В этот момент из глубины ущелья раздался рёв слонов. Топот животных становился всё громче и громче, и воины падишаха в ужасе бросились в разные стороны. Однако было уже поздно – слоны возвращались обратно, и спрятаться от них было невозможно. Большая часть оказавшихся перед ними людей была затоптана, многие, спасаясь, посыпались в яму, а сверху, ревя от боли и ужаса, на этих несчастных начали падать громадные животные. Даже воины раджи были поражены страданиями своих врагов. С окаменевшими лицами они наблюдали за развернувшейся перед ними трагедией, и только громкий голос Патьи, озвучившего команду Лация, вывел их из этого состояния:
– Поджечь стрелы! Стреляй! – крикнул он. Разбрасывая в стороны искры и горящие травинки, смертоносные стрелы полетели в яму, доводя слонов до безумия. Тех, кого они не затоптали, добивали лучники. Дальше со скал стали стрелять те воины, которые перед этим загородили вход камнями. На врага посыпались сотни стрел и копий, и Лацию это напомнило страшное небо под Каррами, когда парфянские стрелы закрыли им солнце.
Ещё до захода солнца всё было кончено. У падишаха в живых осталось около тысячи человек. Они отошли к отвесным скалам, откуда их нельзя было достать лучникам, и спрятались там. Как ни странно, Васудеве тоже удалось выжить – его блестящий шлем и ярко-зелёная одежда сильно выделялись на фоне серых рубашек простых воинов. Лаций приказал Патье подняться вверх, пройти вдоль скалы и передать падишаху, что ему предлагают сдаться. Ответа не последовало.
Наступал вечер, и скоро на землю должна была опуститься непроглядная тьма. Пора было обезопасить себя и отгородиться от врага ещё одной преградой.
– Пускай воду! – крикнул Лаций Патье, и тот передал команду крестьянам, которые, онемев, стояли у скал, наблюдая издалека за невиданным побоищем. Услышав его голос, они сразу же кинулись к выкопанной траншее и стали пробивать землю перегородки, которая отделяла верхний край реки от выкопанной ямы. Когда вода, наконец, хлынула в образовавшееся отверстие и полилась в яму со слонами, солнце как раз коснулось края гор. Снизу раздались крики ужаса, но вскоре всё затихло. Поражённые воины обеих армий стояли с двух сторон и смотрели, как вода постепенно наполняет яму, поднимая вверх тела убитых. Вскоре наступила ночь, и в зловещей тишине были слышны только громкие звуки фыркавших в воде слонов и треск дров в кострах, которые сплошной линией разожгли вдоль ямы воины раджи. Точно такие же костры были разожжены по всем скалам над ущельем, чтобы враг понял, что окружён и выхода у него нет.
ГЛАВА X. МУДРОЕ ПЕРЕМИРИЕ
Ночь прошла тихо. Падишах Васудева оказался не только храбрым, но и умным. Он сам прислал посла, и они договорились о переговорах. Причём на стороне воинов раджи. Другого выхода у него не было.
Когда Васудева первым ступил на узкую тропинку, земля стала осыпаться и плыть у него под ногами. Вода сделала своё дело, и теперь ему приходилось идти почти у самой кромки, опираясь руками о скалы, чтобы не соскользнуть вниз. Вместе с ним на этот берег перешли ещё пять человек его личной охраны. Патья приказал им сложить оружие и только тогда разрешил приблизиться к месту переговоров.
– Молодец, понимаешь, что надо делать! – похвалил его Лаций. Услышав его голос, падишах обернулся и замер от удивления. Его охранники тоже уставились на лысого незнакомца со шрамом на лице и замолчали. – Ну, что стали? Подходите! Понравилось Кавдинское ущелье? – усмехнулся он, но на его слова никто не ответил. – Ладно, Патья, посмотри у каждого под рубашкой! Вдруг они там ножи прячут, – приказал он и довольно улыбнулся, когда у одного действительно нашли красивый острый кинжал. Покрутив его в руках, Лаций вздохнул и сказал: – Я бы, наверное, сделал то же самое… – юный грек, не поняв, повернулся к нему за разъяснением, но Лаций поспешил успокоить его: – Хороший нож. Мне очень нравится. Возьму себе, – Патья с недоумением пожал плечами.
– Что дальше делать? – спросил он.
– Надо найти кожу, папирус или тряпку и подписать мирный договор, – сказал Лаций. – На двадцать лет. Давай, приступай!
Падишах оказался молодым человеком, хотя Лаций ожидал увидеть перед собой более опытного и пожилого воина. В его лице было что-то неуловимо знакомое, и когда он понял, что уже видел такие же глаза много лет назад у падишаха на свадьбе царя Орода, Патья уже умудрился обсудить общие условия мира и, кряхтя, что-то писал на куске белой рубашки, от которой для удобства были оторваны рукава. Лаций потёр больное колено и постучал лезвием красивого кинжала по палке. Увидев, что следов почти не осталось, довольно спросил:
– Как тебя зовут? Падишах Васудева?
– Пардажваз Васудева, – гордо произнёс молодой правитель.
– А как звали твоего отца? – Патья, который был вынужден оторваться от рисования букв и переводить, с удивлением поднял на него взгляд.
– Вирупакша Васудева, – брови молодого индуса сдвинулись на переносице, и во взгляде появилась настороженность.
– Да, так и есть! Твой отец был на свадьбе царя Орода в городе Экбатане! Это было давно. Наверное, ты ещё не родился. У царя Орода была молодая красивая жена. Её звали Заира. Она была дочерью Абгара из Осроены. Интересно, он ещё жив?.. – обращаясь, скорее, к самому себе, спросил он. Патья перевёл и ждал, что будет дальше.
– Ты кто? – резко спросил падишах, и в его голосе уже послышался страх.
– Я? – переспросил Лаций. – Я легат римской армии консула Марка Красса. Меня зовут Лаций Корнелий Сципион. Но тебе это имя вряд ли что-то скажет.
– Марк Красс?! – воскликнул Васудева. – Отец рассказывал мне об этой битве. Сурена разбил его под Каррами!
– Да, да, так всё и было, – грустно согласился Лаций и повернулся к юному греку, который хлопал глазами и смотрел на него, ничего не понимая. – Ну, что ты сегодня такой медленный? Давай, заканчивай! Договор важней всего.
Когда Патья, высунув от напряжения язык и вытирая со лба пот, жмурясь от лучей яркого, жаркого солнца и недовольно пыхтя, закончил писать условия перемирия, ему пришлось их озвучить падишаху. Тот молчал и изредка бросал на Лация хмурые взгляды. Когда Васудева согласился поставить своё имя под странным договором, Лаций дополнительно попросил его закрасить ладонь золой и приложить рядом. Теперь все условия были соблюдены, и Патья, встав, стал собирать воинов, чтобы те проводили падишаха до самого моста. Но не успел он сделать несколько шагов, как один из стражников, воспользовавшись его невнимательностью, схватил лежавшую рядом с костром короткую палку и бросился на него сзади. Если бы молодой грек стоял рядом, его судьба была бы решена и он лежал бы на земле с проломленной головой, но, к счастью, он отошёл на несколько шагов вперёд, объясняя своим людям, как обыскивать воинов падишаха, когда те станут переходить на эту сторону. Эти шесть-семь шагов и спасли его жизнь. Лаций увидел движение воина, когда тот ещё только наклонился за палкой, и выхватил из ножен красивый кинжал. Стражник успел сделать два шага в направлении Патьи, когда сзади раздался резкий свист летящего лезвия. Молодой грек что-то говорил, но, увидев, как перекосилось от страха лицо стоявшего перед ним воина, резко обернулся, столкнувшись лицом к лицу с застывшим в неестественной позе человеком. Тот держал в поднятой руке дымящуюся палку и смотрел на него полным боли и отчаяния взглядом, вытянувшись всем телом вверх для сильного удара. Это длилось всего мгновение, а потом он выдохнул воздух из груди, как будто только это и держало его на ногах, и стал медленно клониться вперёд. Палка выпала из ослабшей руки, и он всем телом завалился на юного грека, сбив его с ног. Подоспевшие люди оттащили тело в сторону, и перепуганный Патья с ужасом увидел, что у пытавшегося убить его человека между лопаток торчит рукоятка кинжала.
– Будь внимателен! Никогда не поворачивайся к врагу спиной! – кивнул ему Лаций и, опираясь на палку, подошёл к телу. Затем, как ни в чём не бывало, вытащил нож и вытер его о рукав трупа. На всех окружающих эта сцена произвела такое впечатление, как будто это был не нож, а молния. Молодой падишах впился ногтями в ладони и нервно кусал губы, переводя взгляд с Лация на своего воина и обратно.
– Здесь везде враги, – пробормотал Патья и приказал начинать сбор пленных у скалы. После этого им всем стали по очереди связывать руки, и только одному Васудеве было позволено передвигаться без верёвок. Вскоре вереница понуро опустивших головы воинов падишаха потянулась в обход скал к реке, к построенному ими мосту. Солнце, как будто сочувствовало им, прячась за хмурыми тучами, все скалы и горы потемнели, превратившись в одноцветные нагромождения камней, и до самого заката все шли молча – и пленные, и сопровождавшие их воины раджи. У моста, несмотря на наступивший вечер и скорую ночь, их всех отпустили, и Лаций, проводив падишаха Васудеву долгим взглядом, приказал Патье поджечь мост.