Центурион сдал назад и начал что-то объяснять Лабиену тихим голосом. Было видно, как сильно напряглись у него на шее жилы и быстро задвигалась обычно неподвижная челюсть. Потом Геренний нахмурился и покачал головой. Его новый друг остался недоволен услышанным. Лицо Лабиена пылало от гнева, но центурион покачал головой добавил и отъехал в сторону. Через какое-то время легат принял решение.
– Шестьсот сестерциев. И прямо сейчас, – дрогнувшим голосом произнёс он. Было видно, что эти слова дались ему с трудом, потому что он не собирался уступать, но, видимо, центурион успел объяснить ему, почему Лаций держит нож за лезвие и что будет дальше, если он бросится на него с мечом. Лабиену ничего не оставалось, как согласиться.
– Получишь вечером, – похлопав рукояткой по ладони, ответил Лаций и потянул лошадь влево. Старый мерин дёрнул повозку и поплёлся следом. Снова заскрипели колёса, и позади повисла напряжённая тишина. Лабиен остался справа, и Лаций какое-то время следил за ним краем глаза, но потом расстояние увеличилось и он пропала из виду. Повернуться – означало показать свою неуверенность. Этого Лаций позволить себе не мог. Он опустил голову на грудь и некоторое время ехал молча, внимательно прислушиваясь к звукам за спиной. Но ничего, кроме скрипа повозки, слышно не было.
– Они уехали, – раздался вдруг чей-то тонкий голос. Он резко повернулся и увидел большие чёрные глаза, смотрящие на него из-под накинутой на голову ткани, широкие брови и тонкий нос с горбинкой. Особенно запомнились трепещущие от страха тонкие ноздри красивого носа. У этой девочки было необычное лицо, и она явно отличалась от остальных своей внешностью. – Они уехали, – повторила она. Лаций оглянулся и увидел удалявшиеся фигуры всадников. Улыбка невольно тронула его губы, и он ответил:
– Ты – хорошая девушка. Как тебя зовут?
– Эриния.
– Молодец Эриния, поехали. Там твой отец ждёт.
Увидев своих дочерей, несчастный Аарон расплакался, как ребёнок. Старое лицо вытянулось вниз подобно высохшему финику, и по изборождённым морщинами щекам потекли крупные слёзы. Он долго всех обнимал и целовал в лоб. Мать вела себя более сдержанно. Обняв детей, она никуда их не отпускала, и они жались к ней, как маленькие гусята к гусыне.
– Я не забуду тебя, благородный человек! – сквозь слёзы произнёс отец. – Мы все тебя не забудем.
Лаций не стал ждать, пока чувства отца успокоятся и, пожелав удачи, направил своего коня в сторону городских ворот. Какое-то время он ещё слышал обрывочные слова благодарности, которые тот с трудом выговаривал, стараясь облагодетельствовать всех будущих детей и потомков своего спасителя, но потом и они смолкли.
Отдать деньги не пришлось, так как обман Лабиена выяснился сразу по возвращении в лагерь. В том, что тот не придёт за деньгами, Лаций был уверен. Этот легат был дерзким только когда чувствовал за спиной силу или покровительство. Но он никогда не решался выяснять отношения один на один.
Вскоре Лаций забыл об этой встрече, но богини Парки, вьющие нить его судьбы, завязали в здесь узелок, чтобы через какое-то время снова свести с высокомерным легатом и его другом центурионом в другом месте.
ГЛАВА ПАДЕНИЕ ДВУХ КРАССОВ
Вскоре в этих местах должны были начаться песчаные бури, поэтому войска стали постепенно возвращаться на север, в Антиохию. Но Марк Красс не спешил. Он хотел показать сыну несколько храмов в Иерусалиме, где, по его сведениям, статуи богов были сделаны из чистого золота и щедро украшены драгоценными камнями. Лаций насчитал пять храмов. Легионерам начали строить большие повозки, чтобы вывезти тяжёлые скульптуры богов. Гастаты Варгонта и ветераны Мария обычно сопровождали их потом в портовые города, где грузили на корабли и отправляли в Рим.
В храме Афродиты, который был последним в этом списке, произошло неприятное событие, и легионеры, ставшие его невольными свидетелями, потом часто рассказали об этом остальным воинам в большом лагере.
В тот день Красс показывал своему сыну огромные статуи Зевса, Геры, Аполлона, Венеры и ещё десятка греческих богов. Все они были сделаны из чистого золота. Глядя на них, глаза консула светились от алчности и удовольствия, и, подходя к ним, он ласково проводил рукой по тёплой поверхности жёлтого металла, повторяя:
– Смотри, Публий, такие даже Тит Помпоний Аттик в Греции не видел! Интересно, сколько здесь талантов золота? Тысячи… Много тысяч…
Стоявшие у входа ликторы и легаты молчали. Лаций вошёл внутрь. Солнце нещадно палило в небе, превращая воздух в липкий сок персика, но в каменном храме было прохладно и приятно. Никого, кроме самого Красса, обилие золота в восторг уже не приводило. Консул с сыном углубились в дальнюю часть зала, за ними последовали ликторы, а Лаций с другими легатом остался стоять в тени на небольшой площадке у входа. Когда пожилой отец и молодой сын показались из полутьмы храма, один из ликторов махнул рукой и центурион Геренний отдал приказ легионерам. Сорок человек первой ценники развернулись и направились к боковому входу. Для них начиналась рутинная работа: как и раньше, надо было вынести все эти статуи наружу и погрузить на скучившиеся с другой стороны повозки. Марк Красс и его сын стояли у выхода, а внизу, у лестницы, изнывали от жары легионеры. Ровные шеренги тянулись от первой ступени до начала пыльной дороги, где консула и его сына уже ждали лошади.
– Приветствую вас, защитники Рима! – громко поприветствовал воинов Красс. Две когорты, почти тысяча человек, радостно выкрикнули его имя. Публий в это время стал не спеша спускаться по ступенькам вниз. Красс, выслушав приветствие, последовал за ним. Но когда его сын уже готов был сделать последний шаг и ступить на землю, он неожиданно оступился и упал. Как оказалось, под первой ступенькой образовалась накануне небольшая яма и перед самым приездом консула её наспех засыпали песком. Публий не смотрел на легионеров, отвечая на их приветствия. Попав ногой в песок, он подвернул щиколотку. Марка Красса отделяли от него всего две ступеньки, однако он тоже не смотрел вниз. Его взгляд был устремлён поверх голов легионеров вдаль.
– Слава консулу! – кричали воины, с трудом превозмогая жару и усталость. Красс упивался этими словами. Краем глаза он видел, как сын сделал первый шаг на землю, а потом потерял его из виду. Продолжая смотреть поверх голов, консул тоже шагнул вперёд. Нога зацепилась за плащ сына, он это заметил, но было уже поздно. Публий лежал, держась за ногу. Теперь рядом с ним лежал его отец. Все легаты затихли и хмуро переглянулись. По рядам легионеров пронёсся звук, похожий на громкий вздох, и они опустили щиты на землю. Лаций по, что их лица исказила гримаса ужаса. Для римлян, свято веривших в божественные предзнаменования, это был страшный знак.
Однако сам консул ничуть не расстроился. Он встал и, как ни в чём не бывало, ещё раз поприветствовал воинов. Те ответили вяло и невпопад. Красс натянуто улыбался, думая о том, что все эти предзнаменования – чепуха. Сколько раз он уже спотыкался в своей жизни! И ничего, всё было в порядке. Главное, что теперь золотые скульптуры отправятся к нему домой. Позади уже были слышны крики легионеров, вытаскивавших из храма первую статую.
Они возвращались в Сирию с богатой добычей. Дорога была пустынной и скучной. Лаций плавно качался в такт шагам своей лошади, которая тоже устала от невыносимой жары и еле плелась, опустив голову вниз. Медленное, равномерное движение тысяч людей напоминало копошение муравьёв, вокруг которых всё расплывалось и таяло, как масло в жертвенном светильнике. Лаций почти не дышал. Мысли жили сами по себе, и он безалкогольный следовал за ними, переходя от одного воспоминания к другому. В голове всплыл их первый разговор с Крассом в лагере после прибытия в Сирию. Тогда он рассказал старому консулу всё, как было.
– А ты знаешь, кто внёс на рассмотрение Сената новый закон об убийстве? – спросил консул.
– Нет. Это, должно быть, произошло совсем недавно, – ответил Лаций.
– Разве ты не слышал, что теперь никому нельзя убить гражданина Рима без суда и веской причины. Это закон. С январских календ2 прошлого года. За убийство – суд и смерть. Цицерону из-за этого закона пришлось уехать в ссылку.
– Да, я, кажется, что-то слышал.
– Так вот, по иронии судьбы, этот закон предложил Клод Публий Пульхер. Представляешь? – Красс криво усмехнулся. – Твой злой враг как будто предвидел, что ты попадёшь в эту ловушку.
– Я уже ничему не удивляюсь. Но что мне делать?
– То же, что сделали Цицерон, Парний и многие другие до тебя.
– Уехать в ссылку? – удивился Лаций. – Но я и так в ссылке, разве не так?
– Да. Но пусть она принесёт тебе пользу, – назидательно заметил Красс. – Я тебя не брошу. Не бойся. Время пролетит незаметно. За эти годы сменится много людей, произойдут большие изменения в Сенате, поверь мне. Тебе, главное, вернуться туда с деньгами. Думай о золоте, оно поможет забыть обо всём остальном.
– Законы не изменятся! – возразил Лаций. – И меня всё равно будут считать убийцей.
– Закон один, причём на все времена: власть и сила зависят от золота. Только так. Поэтому, когда мы вернёмся из Азии, у тебя будет возможность всё изменить. Поверь мне. Ты даже сможешь стать сенатором или консулом, если захочешь, – Красс по-отечески похлопал его по плечу.
– Мне это уже не надо. Благодарю тебя! Ты сделал меня легатом без сенаторского места.
– Да, потому что я умный человек. И умею разбираться в людях. А ты пока нет. Поэтому не расстраивайся, выполняй свои обязанности и жди удачу. Будь умным. Не спеши погибнуть просто так, – на этом их разговор тогда и закончился. Второй раз обсудить несчастье в доме Пизонисов так и не получилось.
ГЛАВА БУДНИ ЛЕГИОНОВ
Время зимой тянулось в Азии очень медленно, и мало чем отличалось от Рима. Жизнь становилась вялой и скучной. Торговля в городах сворачивалась, люди реже выходили на улицы, и караваны полностью исчезали с торговых путей. Купцы опасались песчаных ветров, под которыми, по рассказам местных жителей, уже было похоронено немало верблюдов и неосторожных путешественников. Город Антиохия, возле которого был разбит зимний лагерь римлян, оказался самым удобным местом для отправки собранных драгоценностей. Здесь проживало много греков-купцов, никогда не видевших самой Греции, потому что их далёкие предки, пришедшие вслед за Александром Македонским, осели на побережье и постепенно превратились в местных жителей. В городе был большой удобный порт, здесь сходились все дороги из южной Палестины, западной Лидии, а также восточной Зевгмы. Отсюда начинался путь в Армению. Из Зевгмы уходили на восток, к далёкой стране Серес или Синарум3, длинные караваны богатых купцов.
Жизнь военных легионов возле города совсем остановилась, и Лаций с тревогой замечал, что воины постепенно стали превращаться в отдыхающих арделионов. Они не упражнялись уже несколько месяцев. Легионы теряли выучку, хотя центурионы и трибуны делали всё возможное, чтобы заставить пехотинцев отрабатывать боевые упражнения. Хотя гастаты работали на строительных работах с утра до вечера, для воинской подготовки этого было недостаточно. К тому же, многие из них разбогатели и обленились, и стали теперь нанимать в караул или на работы своих товарищей, которые поиграли в кости или были свободны. В главном лагере, располагавшемся ближе к городу, появилось много нарушителей. Там вообще не было никакой дисциплины. Бродячие артисты, нищие, воры, беспутные женщины и мелкие торговцы, предлагавшие почти за бесценок любые товары и услуги, предлагали слишком много соблазнов. Эти люди, в отличие от снабжавших армию меценатов и купцов, жили рядом с осыпавшимся рвом лагеря, прямо на земле, прячась за небольшими камнями и редкими деревьями, и по размеру их поселение превосходило сам римский лагерь. Из-за этого сброда у квестора Кассия, который заведовал денежной казной армии, постоянно возникали споры с Крассом. Тот не видел ничего плохого в том, что одна половина легионеров буквально жила за границами лагеря, а вторая бездельничала, находясь внутри и потребляя большие запасы продовольствия. Хотя в восьмёрках легионеры должны были сами платить за еду из своего жалования и сами готовить себе похлёбку, ходить в караул и работать в лагере, здесь всё было по-другому. Дело даже доходило до того, что воины покупали себе рабов, которые готовили за них еду, ходили на работы и выполняли все тяжёлые обязанности по строительству и уборке.
Лацию пришлось пойти на хитрость. Он уговорил Красса отправить несколько легионов, включая свой, на постройку дорог и создание второго, тренировочного лагеря, где гастатов ежедневно заставляли отрабатывать боевые приёмы с мечом, передвигаться строем и перестраиваться под сигналы рожков. За время вынужденного простоя эти три легиона построили дорогу от Антиохии до основного лагеря. К сожалению, это только ухудшило положение оставшихся там воинов. Теперь добраться до них из города не составляло большого труда, и к стенам лагеря стали приходить даже городские жители.
В один хмурый ветреный день легионеры Лация Корнелия и Гая Октавия отрабатывали перестроения на месте и в движении. Они как раз проходили между двух холмов, когда Лаций подумал, что в этом месте надо двигаться в более плотном строю, плечом к плечу, как в греческой фаланге. Он приказал перестроить пять когорт в одну линию, чтобы попробовать этот манёвр. Вторая часть легиона должна была двигаться им навстречу снизу вверх и не пропустить дальше. Лаций пообещал всем день отдыха и развлечения в «храме Приапа4» с бесчисленными гетерами, который располагался рядом с основным лагерем. Легион Октавия остался сзади, а сам Октавий поднялся с ним на холм. Несмотря на превосходство в количестве, легионеры у подножия холма не смогли сдержать натиск сомкнутого строя длинной фаланги, скатившейся на них сверху, как волна. Линия защитников сначала прогнулась, а потом рассыпалась в разные стороны по другим невысоким холмам. Некоторые падали на землю, было много пыли и шума, но организованного отхода у «защитников» не получилось. Они беспорядок рассеялись по склонам холма.
– Надо пустить конницу по флангам. Обойдут быстрее и окружат со всех сторон, – сказал Лаций, кивнув на легионеров.
– А что делать, если ты будешь внизу и на тебя тоже такая фаланга обрушится? – спросил Октавий.
– Хороший вопрос… – усмехнулся Лаций и задумался. – Надо их как-то рассечь. Иначе сметут. Напор большой.
– Но как? Столб же не вобьёшь посреди дороги!
– А почему бы и нет? Давай попробуем. Может, пару повозок за триариями спрятать?..
Пока они обсуждали, что может быть столбом при таком построении и как можно разбить фалангу на две части, внизу возникло небольшое оживление и вскоре к ним в сопровождении нескольких легионеров подошёл Варгонт.
– Лаций, смотри, кого мы поймали! – радостно воскликнул его друг.
– Кого? – спросил тот.
– Змею? – улыбнулся Октавий. Они не сразу заметили невысокого испуганного старика с седой жидкой бородкой и непокрытой головой. В руке он держал кусок длинной ткани. Похоже, она была у него на голове и размоталась по дороге. Старик тяжело дышал и был явно напуган.
– Воины говорят, что это злой дух. Он прятался, чтобы поймать караванщиков. Злой дух песков…
– Подожди, он говорит по-гречески?
– Я говорю, говорю, – донёсся до них резкий скрипучий голос. – Я торговец Али. Мы были в городе Гиерополе. Мы плавали масло и зерно. Шли назад. Но песок погубил наших верблюдов. Я остался один. Не убивай меня. Я иду домой. Я иду в Антиохию.
– Хм, старик, ты, должно быть, действительно дух, потому что Антиохия совсем рядом, а от Гиерополя тебе пришлось бы идти недели две, – покачал головой Лаций.
– Не знаю, сколько я шёл. Долго. Но я не дух. Я – Али, торговец. Я жил в песке.