— Ну, в конце концов, что ваша метеослужба докладывает на завтра?
— Товарищ министр обороны, и наша метеослужба, и метеослужба центральная говорят одно и то же: погода остается такой, как сегодня.
Желая как-то смягчить обстановку, в разговор включается Василий Филиппович Маргелов — фактически родоначальник современных воздушно-десантных войск, всеобщий любимец и авторитет. Он говорит:
— Вы знаете, товарищ министр, я уже пошел на крайнюю меру: сегодня утром собрал в деревне самых дряхлых стариков, лет под семьдесят.
Мы с Куликовым и Кутаховым переглянулись. Дело в том, что Гречко — 70 лет, да и самому Василию Филипповичу уже 66. Получилось некрасиво.
Но потом без всякой задней мысли продолжает:
— Собрал этих стариков и говорю: «Как насчет погоды?» — «Кости ломит». «Ну и что?» — спрашиваю. «А то, что погода еще хуже будет!»
— Тоже мне нашел метеоцентр! — с иронией отрезал министр. — Ты лучше скажи, как применить десантную дивизию в этих условиях.
Каждый из нас был внутренне благодарен Андрею Антоновичу за то, что он быстро разрядил неловкую ситуацию, которую создал Маргелов по причине своей воздушно-десантной прямолинейности.
Проведенное учение было для всех категорий, несомненно, весьма поучительным. Но в жизни звена фронт — армия — дивизия такие мероприятия, как это учение, оставляют особый след. Мне не известно, как это учение было задокументировано. Но то, что все основные категории офицеров до командующего войсками округа были со временем выдвинуты, — это факт. Эти и последующие учения такого типа, а также другие крупные мероприятия, бесспорно, способствовали созреванию кадров. Разумеется, на развитие и повышение профессионального уровня офицеров, их взросление и закалку влияют и многие другие факторы. Но учения для всех звеньев (от взводного до командующего) и для всех категорий (командир, политработник, штабник, технократ, тыловик, врач, инженер и т. д.) — это высшая форма подготовки войск, органов управления, всех офицеров. И это подтверждали большие и малые войны. Кстати, и в ходе Великой Отечественной войны мне приходилось в периоды затишья в обороне участвовать в учениях. У нас на 3-м Украинском и на 1-м Белорусском фронтах особенно распространены были два вида действий: разведка боем и атака вслед за огневым валом. На малых войнах, типа Афганской или в Анголе, — учения тоже имели место. При этом отрабатывались особо сложные моменты предстоящего боя (операции).
Из всей моей долгой жизни и службы в армии я пришел к твердому выводу: никогда Вооруженные Силы не станут той силой, которая бы гарантировала защиту Отечества, если они не проводят учений и крупных маневров.
Глава II
Особые события
Маневры. В учениях «Карпаты-75» участвуют представители 12 стран Европы. Тяжелые испытания в мире и личные. Гнусный подкоп гнусной партократии. «Исключение» меня из КПСС. Никогда не изменю своим принципам. Предательство было вскрыто позже. Высокие оценки округа — заслуга всех офицеров и солдат.
1975 год был насыщен сложными негативными и позитивными событиями — и в мире, и в стране, и в округе, и у меня лично.
Заключен целый ряд договоров и соглашений, направленных на смягчение международной обстановки и сближение стран. Например, с Англией — о нераспространении ядерного оружия; с Францией — о сотрудничестве в области сохранения внешней среды; с Ираком — об использовании атомной энергии в мирных целях. В Хельсинки состоялось совещание по вопросам безопасности и сотрудничеству в Европе, на котором выступал Брежнев. В Кабуле, с приходом Дауда, был продлен еще на 10 лет договор между СССР и Афганистаном о нейтралитете. Можно назвать еще многие события, касающиеся международных отношений СССР. Но не менее значимыми, особенно для нашей страны, были и достижения в области космической науки и техники. В частности, вывод на орбиту искусственных спутников Венеры — наших межпланетных станций «Венера-9» и «Венера-10», а также передача снимков поверхности «утренней звезды» на Землю аппаратами, спущенными на Венеру нашими станциями-спутниками. Это ли не триумф нашей науки и техники?! Не менее важным событием стала стыковка космического корабля «Союз» с американским космическим кораблем «Аполлон».
Однако жизнь была далеко не безоблачной. Присуждением А. Д. Сахарову международной Нобелевской премии был сделан вызов Советскому Союзу, что, естественно, негативно оценило наше руководство. А того только и ждал Запад — он воспользовался поводом для дальнейшего развертывания кампании обвинения СССР в нарушении прав человека. Все основные страны Запада взвыли одновременно, как по команде. О чем это говорит? О том, что их выступления против Советского Союза были тщательно спланированы и управлялись из одного центра.
В то же время неординарные события происходили и в масштабе нашего Прикарпатского военного округа.
Приходилось ли вам наблюдать внезапно налетевший вихрь, который обрушивается, когда его не ждешь, и приносит с собой немало неприятностей, а то и беду? Например, снежный заряд с мощным ветром, как в Заполярье, или «афганец», который не только сваливает человека, осла и верблюда, но и несет массу песка и камней? В обоих случаях ничего не видно на расстоянии вытянутой руки. Или, может, вам довелось побывать в центре смерча? Их много бывает летом в пустыне Марго западнее Кандагара в Афганистане. Он затягивает в себя все и вся, и горе тому, кто не успел спрятаться. А возможно, вы попадали в зону шквального огня или штормового ветра? Мне, например, все это испытать пришлось — в Заполярье, на Ближнем и Среднем Востоке, в Африке. Это очень сложное физическое, морально-психологическое испытание. Проба на крепость, на выносливость.
Так вот, действия министра обороны маршала А. А. Гречко частенько носили именно такой характер. Внезапно собрав нужную, по его замыслу, команду, он выезжает на аэродром, предупредив Генштаб, чтобы срочно готовили самолет. Взлетев, он в воздухе говорит командиру корабля, на каком аэродроме приземлиться. За час до прилета дает команду с борта самолета Генеральному штабу, чтобы тот сообщил соответствующему военачальнику, что он летит к нему.
Так произошло и с Прикарпатским военным округом весной 1975 года. Хорошо, что я в это время был не только у себя во Львове, но даже на аэродроме. Я уже шел к самолету — был заказан полет на Житомир (в 8-ю танковую армию). Меня провожал командующий Воздушной армии округа генерал-полковник С. Горелов. Вдруг прибегает дежурный офицер и докладывает: «Через час министр обороны и с ним группа офицеров, в том числе Главнокомандующий ВВС садятся на аэродроме в Мукачеве».
Естественно, я лечу в Мукачево — до прилета министра у меня 20 минут в запасе. Но возникает, кажется, неразрешимая проблема — по инструкции, в районе взлета или посадки литерного самолета (члена Политбюро ЦК) за 30 минут не разрешается ни принимать, ни выпускать самолеты. Лишь своей властью, в нарушение этого положения, я приземляюсь на аэродроме 92-го Гвардейского истребительного авиационного полка в Мукачево. Полком командовал полковник Буравков. Это летчик-самородок. Все летчики учились в военных училищах, различных военных школах, военных академиях. Но не у всех есть дар летчика высшего класса.
Буравков уже получил сигнал из штаба округа и штаба Воздушной армии о прилете министра обороны в Мукачево. И вообще, штаб Прикарпатского военного округа дал оповещение всем нашим войскам, что появился министр. Он просто так не появляется. Сделано оповещение, как о штормовом предупреждении. Кстати, оповещались и соседние с нами военные округа и группы советских войск.
Самолет министра приземляется точно в установленное время. Что же нам от него ожидать? Какие он привез с собой неожиданности? Но мы готовы ко всему. Все предупреждены.
Самолет подкатил к установленному месту. Наша служба подала своевременно трап. Министр обороны выходит на трап и, сделав удивленное лицо, спускается по ступенькам в сопровождении своих неизменных соратников, в том числе Кутахова. В хвостовой части тоже открылся люк, оттуда выбросили стремянку, и по ней быстро спустились все остальные. Машин мы, конечно, приготовили достаточно, в том числе и «Чайку» из Закарпатского обкома КПСС.
— А как сюда попал командующий? — начал Андрей Антонович.
После официального стандартного доклада-рапорта министру обороны я продолжаю в духе начатого им разговора:
— Чисто случайно! Смотрю в небо — над округом летит самолет министра. Проложил маршрут по карте — получается, что может сесть в Мукачево. Вот и заехал на всякий случай.
— Ну и дела. А мы опять летели в Венгрию. И вдруг Павел Степанович говорит, глядя в иллюминатор: «Смотрите, командующий Прикарпатского расхаживает по аэродрому». Я ему: «Да вроде не он». А Кутахов настаивает: «Он!» Здесь Алексей Алексеевич подключился: «Точно — он». И, видно, замялся: «Неудобно пролетать мимо. Надо уважить». Вот они меня и уговорили сесть. Так что будем делать?
Здесь подошел командир 92-го Гвардейского истребительного полка полковник Буравков и доложил, что полк находится в постоянной боевой готовности, занимается боевой и политической подготовкой.
— Вот и начнем с этого полка.
Министр начал подробно расспрашивать, что за полк, где он воевал, какое состояние на сегодня, сколько летчиков 1-го, 2-го и 3-го класса, какой налет часов. Выяснили, что из этого полка вышел Герой Советского Союза генерал-полковник Мороз — начальник Политуправления ВВС. Андрей Антонович поинтересовался, какие у полка есть проблемы.
— Проблем нет. Полк готов выполнить любую боевую задачу, исходя из возможностей техники, — доложил командир полка без всякого пафоса. Тогда министр так же спокойно и тихо, как он вел с ним беседу, говорит:
— Полк поднять по боевой тревоге в полном составе, в том числе дежурное звено, дополнительно боеприпасы не загружать. Полк вывести в зону для получения задачи в воздухе. Наземный эшелон не двигать.
— Разрешите выполнять?
— Конечно, выполняйте.
Время пошло. Командир полка помчался на командный пункт управления полетами, и уже через несколько секунд были слышны команды о подъеме полка по боевой тревоге. Мы все отправились к домику летчиков, где они обычно собираются перед полетами. Из него выскакивали последние и мчались напрямик по полю к своим самолетам, которые стояли в основном в мощных укрытиях, построенных во всех ВВС в бытность Гречко. Это укрытие может быть разрушено только при прямом попадании бомбы крупного калибра или от бетонобойных бомб и ракет.
Домик летчиков располагался в 100–150 метрах от центра управления полетами и фактически был не домиком, а солидным одноэтажным зданием с плоским перекрытием сверху, которое обрамлено ограждением и приспособлено для наблюдения за полетами и вообще за всей территорией аэродрома. Отсюда видны были все без исключения действия полка. Фактически это была смотровая площадка. Там постоянно действовала громкоговорящая связь, были расставлены столы и стулья. Я приказал принести бинокли.
Через 10–12 минут командир полка по селектору доложил, что полк готов к взлету, взлетать будут парами все три эскадрильи. Это сразу произвело сильное впечатление. Министр внимательно посмотрел на Кутахова, потом на меня, но ничего не сказал.
Все эскадрильи уже вышли из своих аэродромных зон и стояли на своих рубежах. Как только командир полка начал набирать разбег, первая пара истребителей первой эскадрильи уже выруливала на взлетную полосу. И пошли, пошли — пара за парой…
Это было сильное зрелище. Какая выучка! Какая слаженность! Все рассчитано до секунды. Чтобы добиться такого результата, нужен огромный труд. Приблизительно через 20 минут командир полка доложил по радио, что полк вышел поэскадрильно в назначенные зоны и готов к выполнению задачи. Министр обороны немного помедлил, а затем дал команду на посадку, но предупредил — садиться посамолетно.
Первым сел командир полка. Он подрулил на площадку, которая находилась неподалеку от командного пункта управления полетами, поднялся на площадку к министру обороны и твердо, уверенно доложил, что через несколько минут полк приземлится в полном составе. Истребители садились один за другим так же четко, как и взлетали. Один самолет еще был в конце взлетно-посадочной полосы, а очередной уже садился.
Когда все истребители были у своих укрытий, полковник Буравков доложил, что поставленная задача выполнена.
— А высший пилотаж ваши летчики могут продемонстрировать?
— Так точно! Каждый летчик 1-го и 2-го класса может показать весь перечень фигур высшего пилотажа. У нас в каждой эскадрильи 3–4 летчика 1-го класса и столько же 2-го. Остальные — 3-го класса. Из какой эскадрильи прикажете привлечь? — спросил Буравков.
— По усмотрению командира полка.
Полковник Буравков приказал летчикам 1-го и 2-го класса первой эскадрильи под руководством ее командира выдвинуться в исходное положение для выполнения отдельных задач. Таких оказалось всего 7 человек. Из них пятеро продемонстрировали индивидуальное мастерство (два одновременно: один — в одном районе неба, второй — в другом). Общее руководство прямо от нас осуществлял командир полка. Ему помогал командный пункт. И в заключение одна пара продемонстрировала воздушный бой. Даже если бы описывать всё то, что мы видели, взялся специалист экстра-класса, то, конечно, и он не смог бы передать и часть того, что делали воздушные виртуозы. Командир полка на все реагировал спокойно. Сообщал только, какую фигуру высшего пилотажа выполняет летчик, но никаких оценок не делал. Зато Павел Степанович Кутахов заливался соловьем. Да и как тут удержать Главкома ВВС? Фактически идет проверка на самом высшем уровне, и летчики показывают класс.
Когда все самолеты приземлились, министр обороны спрашивает:
— А командир полка что-нибудь из всего этого может выполнить?
— Командир полка, товарищ министр обороны, может выполнить всё то, что вы видели, и еще кое-что, — доложил Буравков. — Позвольте показать?
— Позволяю, — сказал министр.
Полковник Буравков спустился по лестнице и твердой, уверенной походкой направился к своему самолету. Уже даже в этом чувствовалась сила и надежность. Через три минуты самолет выкатился на взлетную полосу, немного притих, собираясь с силами, затем взревел и понесся, как вихрь. Проскочив наш дом с площадкой, где стоял министр (это чуть больше половины полосы), самолет отрывается от земли, летчик переводит его в вертикальное положение, включает форсаж — и вот уже стальная птица, как снаряд, летит в синее небо. Все выше, и выше, и выше.
— Это же какие перегрузки! — не выдержал Кутахов.
Все поддерживают, поддакивают, восхищаются. Молчит только министр. Но следит за самолетом, не отрываясь. Казалось бы, надо поставить 5 с плюсом и на этом закончить. Но командир полка показывал всё: «бочки», «петли», «штопор», «свечки» и т. д. Конечно, его мастерство было значительно выше его питомцев, хотя каждый из них был ас. Затем истребитель вроде бы зашел на посадку, и все собрались было его встречать и поздравлять пилота.
Но каково было наше изумление, когда Буравков, ведя самолет над посадочной полосой на высоте около 50 метров, не выпускал шасси. Кое-кто начал беспокоиться. Однако, не долетая около километра до нашего дома — площадки, самолет переворачивается кабиной вниз и «брюхом» вверх и, промчавшись мимо нас на огромной скорости примерно полтора километра, взмывает вертикально вверх, опять включив форсаж. Все были потрясены.
— Вот, паразит, что вытворяет! — не удержался от высшей степени похвалы Павел Степанович Кутахов.
Министр обороны, видимо, весьма удовлетворенный всем увиденным, поинтересовался:
— Он сколько командует полком?
— Пятый год, товарищ министр обороны, — отвечаю я. — Конечно, он давно заслуживает выдвижения.
— Мы эту тему уже и с командующим округом и с командующим Воздушной армии обсуждали, — отреагировал Павел Степанович, — они нажимают, чтобы Буравкова сразу назначили на дивизию.
— Правильно предлагают. Дайте команду, чтобы он шел на посадку, — уже забеспокоился министр обороны. Одновременно приказал Кутахову, чтобы тот собрал летный состав прямо сейчас, пока командир полка садится.