И опять плывут мимо обрывистые берега с непролазным лесом, песчаные косы на поворотах, заросли ивняка. Утки взлетают, очумело носятся над водой. Рыба плещется у самых бортов. Жарко. Пот течет по спине. Вел надел рубашку. Нельзя голое тело подолгу солнцу показывать — кожа сгорит, пузырями пойдет.
В полдень пристали у песчаной косы. Пожевав вяленой рыбы и запив ее прохладной чистой водой из реки, улеглись отдыхать на теплом сухом песке. Тело приятно ныло после долгой работы с веслом. Хорошо! Что может в жизни быть лучше вот такого ясного дня и простора?
— От этого места, — сказал Выдра, — дальше вверх по реке угодья рода Ичи пойдут. Зверя какого увидите — не бейте. Соседей нельзя обижать.
— Да знаем, — лениво протянул Бал. — Сколько раз нам про это говорили.
— А ты слушай! — рассердился старик. — Тебя не худому учат. Может, сам в род Ичи уйдешь, в этих местах охотиться станешь.
— А что? — усмехнулся Вел. — Заворожит нашего Бала какая-нибудь ичиха, вот и останется Бал у нее.
— Как бы тебя самого не заворожили! — рассмеялся Бал. — Забыл, как в прошлую весну ичи к нам приходили костры жечь? Ну-ка вспомни, с кем ты через огонь прыгал?
— А ты не прыгал?
— Ну, та из другого рода была. Не Ичи.
— А ведь мы от самого праздника уезжаем… — вздохнул молчаливый Выг. И получилось это у него так грустно, что все рассмеялись.
— Опять Выг без жены останется!
— Что же ты согласился на Торжище ехать? Сидел бы дома.
— Ничего. На Торжище еще лучше жену найдешь. Из чужих земель, узкоглазую! — тоненько рассмеялся Выдра.
— А ты, старший, видел тех узкоглазых людей, что в безлесных местах живут? — спросил Вел.
— Видеть не видел, а слышать приходилось. На Торжище чего не услышишь.
— Крисс говорил, что в тех местах люди на спинах зверей ездят. Те звери на лосей похожи, только без рогов. Слыхал ты про это?
— Нет, не слыхал. Но раз человек говорит, значит, правда.
— Лось, он рогами со спины сбросит. А если рогов нет, почему не поехать? — раздумчиво произнес Бал. — Я бы поехал.
— Ну, молодые, пора дальше плыть. А то мы и к зиме до ваших ичей не доберемся, — заключил Выдра и первым маленькими стариковскими шажками засеменил к лодкам.
Еще через два дня стала заметна близость человеческого жилья: все чаще встречались ободранные на лыко деревья, порубки. Вот и дымом пахнуло. Еще поворот, и путники увидели такое же, как у них в роду, врытое в землю жилище с дерновой крышей, родовой столб на пригорке, белоствольную березовую рощу.
Их уже ждали. На берегу толпились люди. Высокий, с окладистой бородой охотник в приветствии поднял руку. Встав в лодке, Выдра ответил тем же. Два рода одного племени, да еще соседи, все равно что два брата. Приехавшие сошли на берег. Выдра и старший охотник из рода Ичи — Дрок обняли друг друга. Вел, Бал и Выг переминались с ноги на ногу, не зная, как быть. Но смущение продолжалось недолго. Местные парни вытащили на берег тяжело нагруженные лодки гостей, первыми подошли к молодым чагам. Женщины поднесли каждому по куску холодного вареного мяса со щепоткой соли.
— Хоть соль у нас в роду на исходе, а для гостей всегда есть, — певуче сказала статная, чем-то похожая на мать Вела женщина.
— Благодарим за еду и за соль вашу! — ответил Выдра. — Пусть чаги и ичи всегда в мире живут!
— Праздник у нас сегодня, — сказала женщина. — Как стемнеет, костры жечь начнем. Приходите!
Вечером в березовой Священной роще запылали большие праздничные костры. Прежде чем войти в рощу, Вел, Бал и Выг положили у крайнего дерева свои ножи, топоры, копья. Входить в Священные рощи с оружием не полагалось. Даже камень с собой нельзя взять. Случись с кем померяться силой — бейся просто так, без оружия.
Девушки и женщины принесли к кострам деревянные доски и корытца с жареным и вареным мясом кабанов, оленей, лосей, с утками, тетеревами и рыбой. Поставили на траву глиняные горшки с хмельным медом, настоянным на травах и ягодах. Первую чашу налили Выдре, как старшему из гостей. Он выпил и передал ее рядом сидевшему Дроку. От него чаша перешла к Велу, и так по всему кругу. Сидевшие у другого костра женщины тоже пустили по кругу свою чашу, поменьше. Не успели еще костры прогореть и до половины, как чинного порядка вокруг них уже не стало. Все смешались, переходя от костра к костру, все старались перекричать соседа, спорили, смеялись, тащили с досок и из горшков куски повкуснее. Роща наполнилась хохотом и громкими выкриками.
В стороне от общих костров девушки разожгли еще один, с визгом стали прыгать через него. Парни вломились в девичий круг, разорвали его, расширили. Закружился хоровод вокруг костра. Один за другим кто-нибудь выскакивал из него, птицей проносился над костром и снова включался в круг пляшущих. Все выше взвивалось пламя костра, все меньше находилось желающих прыгать через него.
Бал и Выг давно уже кружились вместе со всеми у молодежного костра, а Вел все еще сидел среди старших. Приятно было чувствовать себя взрослым, сидеть рядом с этими бесстрашными бородатыми охотниками, слушать их мужской разговор, ждать — вдруг случится и самому сказать умное слово. Кто-то потянул его за рукав. Вел досадливо повел плечом. Дернули снова. Вел обернулся. Два больших лукавых глаза, отражая свет костра, смотрели на него из-под копны русых сбившихся волос. Девушка отскочила в темноту. Но не настолько быстро, чтобы Вел не узнал ее. Это была Веса, та самая, с которой Вел прыгал через костер прошлой весной. Тогда она убежала, спряталась от него. Теперь снова вздумала посмеяться? Не выйдет! Он поднялся, не спеша, как и подобает взрослому охотнику, пошел к хороводу. Через костер только что перепрыгнул высокий, могучий ичи с короткой курчавой бородкой. Это был один из лучших охотников, много раз в одиночку побеждавший медведей. Каждую весну он принимал участие в играх, выше всех прыгал через костер, дольше всех плясал, быстрее всех бегал. Вот и сейчас он подбросил новую охапку сучьев в огонь и задорно крикнул:
— Кто здесь смелый? Или опять мне прыгать придется?
Вел не раздумывая метнулся к костру, не закрывая лица руками, перелетел через пламя, только волосы на голове затрещали. Поляна огласилась восторженными криками. Теперь уже Вел имел право подбросить в костер охапку сучьев. Он набрал их столько, сколько сумел обхватить руками. И сразу всю ношу вывалил на костер. Пламя затихло, потом взвилось чуть не до самых вершин деревьев. Все примолкли. Ждали, что будет. Бородатый ичи сбегал к реке, окунулся, чтобы одежду смочить, потом, пригнув голову, как разъяренный бык метнулся в огонь. Проскочил! Согнувшись пошел от костра, гася руками опаленную бороду.
Вновь настала очередь Вела. Он ждал, пока соперник добавит в костер хвороста. «Хоть сгорю, а не уступлю бородатому!» — решил он и тоже побежал к реке намочить одежду. На пологом спуске в кустах кто-то дотронулся до его руки. Распущенные волосы хлестнули по лицу. Вел попытался схватить девушку, но она увернулась, со смехом умчалась к костру.
Рассыпавшийся было хоровод тем временем снова возобновил пляску. Взявшись за руки, парни и девушки кружились вокруг костра. Все быстрее семенили по зеленой траве босые девичьи ноги, все задорнее топали кожаницы молодых охотников. Громче и громче крики, выше и выше прыжки теней на освещенных пламенем кронах деревьев. Нет конца неистовой удали, не разрывается хоровод, никто не хочет признать себя побежденным.
Но вот с четырех сторон сквозь цепочку танцующих метнулись к костру сгорбленные тени четырех старух. Плеснули в костер водой из четырех кувшинов. Пар и дым взвились к звездам. В наступившей темноте хоровод мгновенно распался, девушки с визгом бросились врассыпную, парни — за ними. Ночь раскололась криком и хохотом. И вот уже стих топот ног, тьма поглотила убегающих и их преследователей. Около догоравших костров остались лишь старики и старухи да ребячьи глазенки удивленно таращились из-под вороха шкур.
Помня прошлогоднюю неудачу, Вел мчался во весь дух за мелькавшей среди белых берез белой одеждой Весы. Вот она уже совсем рядом, стоит только протянуть руку. Но что-то тяжело ударило сбоку, швырнуло Вела на землю.
— Пошел прочь, щенок!
Бородатый ичи, толкнув еще раз вскочившего на ноги Вела, пустился вслед за беглянкой. Глубоко укоренившееся с детства почитание старших пригвоздило Вела к месту. Ему ли соперничать с этим могучим охотником?
— Ве-ел… А-у!
Веса звала его. Его, Вела, а не этого ичи! Стыд и злость толкнули его вперед. Он бросился прямо на голос. И снова встретился с бородатым.
— Ты еще здесь? — хрипло выдохнул тот и размахнулся, чтобы одним ударом свалить непочтительного мальчишку. Но Вел мгновенно пригнулся и сам ударил точно и быстро в скулу, чуть ниже уха. Бородатый рухнул на землю. Этого Вел не ожидал. Он стоял, растерявшись, и смотрел на большое, беспомощно распростертое тело противника. Он наклонился к нему, но тут же получил такой удар в живот, что в глазах потемнело. Рот напрасно хватал воздух, ноги стали чужими и мягкими. А бородатый уже вскочил, сгреб Вела своими ручищами. И вот они оба стоят, вцепившись друг в друга, мнут землю ногами, дрожат от натуги.
Вел отдышался. Холодная злость прояснила мысли. Да, это была уже не игра, не дурашливая борьба с одногодками. Даже про Весу забыл Вел. Опытный ичи неожиданно качнул его в одну сторону и тут же рванул в другую. Но Вел устоял и только крепче обхватил руками противника. Он вдруг с удивлением почувствовал, что сильнее ичи, ощутил это пальцами рук, мышцами плеч, спины, ног. Снова и снова бородатый охотник пытался сбить его то подножкой, то неожиданным рывком. Но руки Вела уже сцепились в прочный замок на спине противника. Да, он сильнее! И сам ичи понимал теперь это, но все еще продолжал яростно рваться из рук «мальчишки». Выставив одну ногу вперед, Вел приподнял противника и, крякнув, швырнул его боком, через бедро, на землю. Тот медленно, с трудом поднялся, пошатываясь пошел к мерцавшему вдали костру.
«Зря я его так о землю ударил, — с сожалением подумал Вел. — Может, кости ему сломал? А Веса все равно убежала. Сидит себе, наверно, в жилище да смеется над нами».
Хрустнула веточка под ногой. Кто еще хочет силой помериться с Велом? Он обернулся. Среди белых стволов берез, с белым венком из ромашек на голове, медленно шла к нему Веса…
Три дня плыли по реке венки из полевых цветов. Три ночи горели костры, отражаясь в темной воде. Старый Выдра, как ни был строг, ничего не мог сделать с разгулявшейся молодежью. «Ничего, еще успеем на Торжище, — успокаивал он сам себя. — Вода спала. Легче будет плыть. А в верховьях, где мелко, парни волоком лодки протащат». Пили и ели до тех пор, пока праздничные запасы у ичей не кончились. Тогда женщины рода и своих путников торопить начали:
— Хватит гулять! Ехать пора. Верхние роды, наверно, уже всю соль у урсулов на меха выменяли. Опять нам ничего не останется.
Собрались. Уложили в лодки кожаные мешки с мехами, взяли с собой вяленой рыбы, мяса сушеного. В дороге охотиться некогда. А плыть еще много дней. Намахаются парни веслами.
Прощаясь, Веса при всех подошла, обняла Вела:
— Возвращайся скорей, ждать буду!
Сели в лодки. Оттолкнулись от берега. Вот и все. Поплыли. Позади осталось большое жилище ичей. Опять медленно проходят берега мимо лодок, плещется рыба у самых бортов, звери убегают, завидев людей. Снова руки гребут, глаза вперед смотрят, а мысли назад бегут. Теперь уже только к одной, к Весе. Будто во сне пролетели дни эти. В ушах до сих пор голос звучит: «Пойдешь в наш род жить?» Легко сказать — в другой род идти. Разве родное жилище из сердца выкинешь! Но другие-то ведь уходят… И места тут ничуть не хуже. Только река не такая широкая. А зверя и птицы так же много, как и у них, в низовьях.
Вел еще раз, уже по-новому, как хозяин, огляделся вокруг. Вон ручей в реку впадает, совсем как у пещеры, где Колдун живет. Плохо в воду смотрел Колдун! Не угадал, что Вел в другой род уйдет. Не всегда, значит, и он правду угадывает. Вел засмеялся.
— Ты что? — обернулся Бал.
— Да так. Колдуна вспомнил.
— А я ничего, кроме праздника, вспоминать не хочу. Хорошо погуляли!
— То-то у тебя под глазом синяк с кулак. Кто подарил? Сказал бы!
— А кто знает… Парень какой-то. Темно было.
— Может, не парень, девушка?
— Тебе хорошо: Веса сама на шею кидается.
— А тебе побегать пришлось? — рассмеялся Вел. — Не за той, значит, погнался. Вот тебе и влепили.
— Не за той… Да разве сразу узнаешь, за какой нужно?
— Может, вместе в род Ичей пойдем?
— Нет, я еще подожду. А ты иди. Народ здесь веселый!
Хорошо, когда рядом с тобой верный друг. И поговорить можно с ним, и, случись что, не бросит, в огонь и в воду за товарищем кинется. Бал — он такой. Медлителен, да надежен.
Торжище
Река стала совсем узкой. Плывя посередине, они могли дотянуться веслами до берегов, Вел с одной стороны, Бал — с другой. Лес далеко ушел от реки. На топких берегах росли теперь только низкие сосенки, да у самой воды — кустики ивы. Душно пахло болотными травами. Весло путалось в тонких, как сыромятные ремешки, стеблях кувшинок. Их круглые листья мешали грести. Вел и Бал толкались веслами, упираясь в заросшее корневищами дно. На одном из поворотов Выдра, протянув вперед руку, крикнул с передней лодки:
— Вот оно, Торжище!
— Чего-о? Этот бугор? — разочарованно протянул Бал.
— Он самый. На нем столб врыт. Видишь? Вокруг столба и собираются люди мену вершить. А дыма не видно. Не пришли еще, значит, урсулы.
Пока на бугор смотрели, задние лодки к ним подошли. Десять лодок из десяти родов в одну кучу сгрудились. От комаров и мошек житья не стало.
— Чего встали? Плыть надо, а не рты разевать!
— Это Выг комаров ртом ловит. Не мешай!
— До места рукой подать. Двигай…
Тронулись дальше. Река то в одну сторону повернет, то в другую. Зачем она так петляет? Шла бы себе прямо к бугру. Так нет, опять в сторону повернула. Был бугор впереди, а теперь сзади остался. Выходит, реки тоже свой след путают, не дают сразу к нужному месту пройти?
Долго так плыли, петляя среди мхов и кустарников. Вспугнутые с гнезд, утки, гуси и болотные кулики чертили небо, проносились над самыми головами. Наконец передний челн уткнулся носом в заросший осокой берег. Узкая тропинка вела к холму со столбом на вершине. Взвалив на спины мешки с мехами, охотники направились туда. На бугре захрустел под ногами сухой белый мох и низкорослый брусничник. Не обращая внимания на людей, краснобровые тетерева гонялись друг за другом по ягоднику. Мешки сложили по одну сторону от столба. С другой стороны — место урсулов. Старый Выдра никому не дал отдыхать: одних отправил за дровами, других — на охоту.
— Мы пришли первыми, нам и гостей принимать. Много дров надо принести, много мяса добыть.
Всю ночь жгли костер, ждали урсулов. Жарили куски оленины на ивовых прутьях, ели, хоть и сыты были, от нечего делать. Хорошо летом, когда дичи полно. Вот и ешь вволю, чтобы голодной зимой было что вспоминать.
На другой день пришлось опять за дровами идти. И еще день и ночь у столба просидели. Урсулов все не было. Еще одного оленя в лесу добыли. Животы у всех, как у сытых волков, раздулись, а все же то один, то другой охотник, кряхтя, поднимался, шел к туше, отрезал кусок мякоти пожирней и, нанизав его на ивовый прут, возвращался к костру.
Капает жир на угли, синеньким огоньком горит, пахнет вкусно. Глядишь, и другой охотник поднялся, тоже к туше оленя пошел кусок полакомей выбрать. Один только Выдра вместо жареного мяса вареное ел. Для того с собой и горшок глиняный привез. Хороший горшок, звонкий. На огне держать можно. В нем он рыбу и мясо варил, добавляя к ним кореньев и ягод.
— Жареное мясо в животе комом лежит, — объяснял он. — А жиденького поешь, и хорошо станет. Вам, молодым, все равно. А вот проживете столько зим, сколько я прожил, узнаете…
День ото дня старика все больше беспокоило, что не шли и не шли урсулы.
— Утки уже крепко в гнездах сидят, — размышлял он, — комары в силу вошли, кувшинки на реке распустились. А урсулов все нет и нет. В прошлые годы они всегда первыми приезжали.