Это был первый знак моей последующей шизы – И потом еще в день когда я оставил хижину и поехал по трассе во Фриско чтобы повидаться со всеми да и пресытился я к тому времени своей обычной пищей (забыл захватить желе, его так хочется в лесу после всего этого бекона и каш, каждый житель леса нуждается в желе) (или в кока-коле) (или еще в чем-нибудь) – Но пора отправляться, я так напуган передозняком йода у моря и скукой в хижине что оставляю там долларов на двадцать скоропортящейся еды и раскидываю ее на большой доске под крыльцом для соек и енота и мыши, пакуюсь, и выхожу – Но прежде вспоминаю что это не мой собственный дом (вот и второй сигнал надвигающегося безумия), я не имею права прятать крысиный яд Монсанто, как я это делал, вместо этого подкармливая мышь, как уже говорилось – Поэтому как порядочный гость в чужом доме я открываю банку с ядом но в качестве компромисса ограничиваюсь тем что кладу ее на верхнюю полку, так что вроде как все довольны – И выхожу таким образом – Но во время моего отсутствия, но – Увидите сами.
10
С сознанием теперь уже спокойным, честным и устойчивым, как сказал бы Хой Нен, и с рюкзаком за спиной я выхожу пританцовывая как идиот из своего милого убежища после трех недель одиночества из которых лишь три-четыре дня были скучными, и устремляюсь обратно в город – «Выходишь радостный, а возвращаешься в печали», говорит Фома Кемпийский обо всех идиотах которые стремятся к удовольствиям как старшеклассники которые субботним вечером спешат по тротуару к машине и болтают на ходу поправляя галстуки и от усердия потирая руки, и все это для того чтобы в воскресенье утром это закончилось тяжкими стонами в смятых постелях которые Мама всегда приготовит – День прекрасен и я простившись с призрачной дорогой каньона ступаю на шоссе по эту сторону моста, и вот они, тысячи и тысячи туристов медленно объезжают крутые зигзаги «о-о-о»-кая и «а-а-а»-кая при виде просторной синей панорамы моря омывающего побережье Калифорнии – Я рассчитываю что легко доберусь до Монтерея и сяду там на автобус и до темноты буду во Фриско на пьяной и вопящей тусовке, думаю Дейв Вейн должен уже быть там, или Коди будет готов повеселиться, девушки будут и т.д. и т.п., уже забыв напрочь как три недели назад уползал от ужасов грязного города – Но не велело ли мне море убираться к моей собственной реальности?
Однако прекрасней всего лицезреть простирающееся вперед на север извилистое побережье где горы дремлют под медленными облаками, как на картине, изображающей старую Испанию, или вернее как будто это Калифорния, занятая испанцами, старое пиратское побережье Монтерея, и можно догадаться чтo должны были думать испанцы вырулившие сюда на своих волшебных шлюпках и увидевшие все это дремлющее благополучие что высится над белопенной подстилкой побережья – Как золотая земля – Старый Монтерей и Биг Сюр и волшебный Санта-Круз – Я уверенно подтягиваю лямки рюкзака и двигаю вдоль по дороге оглядываясь на машины чтобы проголосовать.
Это мой первый автостоп за несколько лет и очень скоро я начинаю чувствовать что в Америке что-то изменилось, больше не поездишь (особенно по таким чисто туристским трассам как это прибрежное шоссе где нет ни дальнобоев ни грузовиков) – Тонкие длинные легковушки пыля проносятся одна за другой, всех цветов радуги и оттенков пастели, розовые, голубые, белые, за рулем муж-отпускник в глупейшей высокой бейсболке с большим козырьком в которой он выглядит как безмозглый идиот – А за ним женушка, командир Америки, темные очки и ухмылка, если бы он и захотел подбросить меня или еще кого она не позволит – А на двух дальних сидениях дети, дети, миллионы детей, всех возрастов, дерутся и орут, размазывая ванильное мороженое по сиденьям крытым шотландкой – Для хичхайкера места нет уже в любом случае, хотя чисто теоретически бедняга мог бы проехаться как смирный бандит или тишайший убийца и на платформе за задними сиденьями, но таких нет, увы! зато на тысяче вешалок покачиваются чистые и отглаженные костюмы и платья всех размеров чтобы семейство было похоже на миллионеров всякий раз как они остановятся поесть яичницы с беконом – Каждый раз когда у старика брюки спереди начинают морщинить его заставляют переодеться в свежие и ехать дальше, и все в таком духе, довольно мрачно, хотя в тайне он может быть мечтает провести отпуск за старой доброй рыбалкой в одиночестве или с друзьями – Но сегодня PTA довлеет над всеми его желаниями, на дворе шестидесятые, сейчас не время для походов к Великой Могучей Реке, для старых грязных штанов и связок рыбы в палатке, или «Бурбона» у ночного костра – Пришла пора мотелей, придорожных кинотеатров для автомобилистов, время бегать за салфетками для своей оравы и мыть машину, прежде чем отправиться дальше – И если он думает что хорошо бы исследовать какие-нибудь тихие тайные дороги Америки ни хрена, навигатором теперь стала леди в черных очках и сидит она ухмыляясь над отлично отпечатанной исчерченной голубыми линиями картой американских дорог из тех что счастливые администраторы в шейных платках распространяют среди отпускников которые тоже не прочь бы носить шейный платок (раз уж заехали так далеко), но отпускная мода требует спортивных рубашек, бейсболок, черных очков, брюк со стрелками и первого детского ботиночка болтающегося в золотом масле которое льется от приборного щитка – И вот я стою на этой дороге с большим моим несчастным рюкзаком и очевидно с выражением ужаса на лице от долгого ночного сидения среди черных скал на берегу, они видят во мне просто апофеоз противоположности их отпускным мечтам и конечно едут мимо – В тот день скажу я вам около пяти тысяч машин или может быть три тысячи проехали мимо и никто даже не подумал остановиться – Что меня поначалу не очень беспокоило поскольку глядя на длиннющий берег протянувшийся к Монтерею, я думал: «Ну и ладно, прогуляюсь, тут всего-то четырнадцать миль, подумаешь» – А по дороге еще можно посмотреть на всякие диковины вроде тюленей что рявкают на скалах внизу, или на тихие старые бревенчатые фермы на придорожных холмах, или на внезапные обрывы вдоль сонных приморских лугов где красуются и пасутся коровы обозревая весь бесконечный Тихий океан – Но поскольку я обут в ботинки с довольно тонкой подошвой, а солнце распаляет смолистый асфальт, в конечном итоге жар проникает сквозь них и я начинаю ощущать как на ступнях вздуваются волдыри – Я в недоумении хромаю по дороге пока не убеждаюсь что стер ноги – Сажусь на обочину и разглядываю их – Достаю из рюкзака аптечку и накладываю мазь и сверху пластырь и продолжаю путь – Но тяжелая кладь вкупе с раскаленной дорогой усиливают боль и так до тех пор пока я не осознаю что либо я застоплю тачку либо не доберусь до Монтерея вообще никогда.
Но туристы благослови их Господь за все это, они-то не знают, они думают что я весело гуляю с рюкзаком за спиной и едут мимо, невзирая на мою вытянутую руку – Я в отчаянье потому что на этот раз попал, и к этому моменту у меня за спиной семь миль значит осталось еще семь а я и шага не могу сделать – Еще я хочу пить но тут нет бензоколонок да вообще ничего нет – Ноги стерты и болят, это превращается просто в день пыток, с девяти утра до четырех дня я прохожу миль девять до того момента когда мне приходится в конце концов остановиться и сесть и отереть кровь с ног – А когда я наконец привожу их в порядок и обуваюсь, чтобы идти дальше, то могу только семенить как кукла Рут, выворачивая ступни насколько возможно, чтоб не надавить на какой-нибудь волдырь – Так что туристы (поток их редеет с заходом солнца) теперь ясно видят, что по дороге хромает человек с огромным рюкзаком и просит подвезти, но они все еще боятся, что у этого голливудского хичхайкера спрятана винтовка и кроме того у него такой огромный рюкзак как будто он дезертировал с Кубы – Или может у него там расчлененный труп – Но как я уже сказал я их не виню.
Единственная машина которая тормозит и может меня подбросить едет в обратном направлении, к Сюру, это старая потрепанная тачка и драйвер, огромный бородатый «Южный Берег Одинокий Берег» фолкник машет мне рукой но в конце концов останавливается маленький грузовик и ждет меня на пятьдесят ярдов впереди а я несусь-хромаю и кинжалы вонзаются в ноги – Парень с собакой – Он подбросит меня до следующей бензоколонки, там ему сворачивать – Но когда он узнает про ноги, довозит меня прямо до автовокзала в Монтерее – Такой жест доброты – Безо всякой причины, я даже не очень-то жаловался на ноги, только упомянул.
Я предлагаю купить ему пива но он возвращается домой там его ждет ужин так что я иду на станцию, и чищусь и перепаковываюсь и кладу рюкзак в камеру хранения и покупаю билет и тихо выхрамываю на голубые туманные улицы Монтерея с чувством легкости как у бездельника счастливый как миллионер – Последний раз я поехал по трассе – И знак:"Проезда нет».
11
Следующий знак был уже в самом Фриско где я отлично выспавшись в номере старого трущобного отеля иду в «Сити Лайтс» к Монсанто а он улыбается и радуется мне и говорит: «Мы собирались к тебе на следующие выходные надо было нас дождаться», но в его интонациях есть что-то еще – Когда мы остаемся вдвоем, он говорит: «Пришло письмо от твоей мамы и она пишет что твой кот умер».
Как правило для большинства людей смерть кота ничего не значит, кое-что значит для немногих, но для меня, и с этим котом, это было в точности и абсолютно честно и искренне как смерть моего братика – Я любил Тайка всем сердцем, он был словно мой собственный ребенок, котенком он свесив голову спал у меня на ладони, или мурчал, часами, столько сколько я держал его так, прогуливаясь или сидя – Он как просторный меховой браслет оборачивался вокруг моего запястья, я вращал его вокруг руки или укладывал а он мурлыкал и мурлыкал и даже когда он вырос я так таскал его, я даже мог поднять этого котищу обеими руками над головой а он все равно мурчал, он мне всецело доверял – И когда я отправлялся из Нью-Йорка в свое лесное убежище я внимательно поцеловал его и проинструктировал, чтоб он меня дожидался, «Attends pour mue kitigingo» – А мама написала что он умер НА СЛЕДУЮЩУЮ НОЧЬ ПОСЛЕ ТОГО КАК Я УЕХАЛ! – Но может вы поймете если сами увидите когда прочтете письмо:
«Воскресенье 20 Июля 1960, Дорогой Сын, я боюсь тебя не порадует это письмо поскольку на этот раз у меня для тебя только грустные новости. Я просто не знаю как об этом написать но Крепись Дорогой. Мне самой тяжело. Малыша Тайка больше нет. Весь день в субботу он отлично себя чувствовал и казалось был полон сил, но поздно ночью я стала смотреть телевизор, ночной сеанс. Около 1:30 его стало тошнить и рвать. Я подошла и попыталась помочь но без толку. Он дрожал словно от холода и я завернула его в Полотенце а его начало рвать прямо на меня. И это пришел его конец. Нет нужды писать каково мне и что я пережила. Я оставалась на ногах „до Рассвета“ и сделала все чтобы спасти его но бесполезно. К 4-м утра я поняла что он умер поэтому в шесть часов я хорошенько завернула его в чистое полотенце – а в 7 пошла рыть ему могилу. Никогда в жизни мне не приходилось делать ничего что так разрывало бы сердце как когда я хоронила любимого моего малыша Тайка ведь он был такое же живое существо как ты и я. Я похоронила его под кустами Жимолости, в углу, изгороди. Не могу ни спать, ни есть. Все смотрю и надеюсь увидеть как он выйдет из-за подвальной двери с мяуканьем Маа уау. Я просто больна теперь но самое страшное что когда я хоронила Тайка, все черные Птицы которых я всю зиму кормила казалось знали что происходит. Клянусь Сын это правда. Их было много-много и они кружили над головой и галдели, и сидели на изгороди целый час после того как Тайк обрел там покой – никогда этого не забуду. Жаль что у меня не было камеры но я и Бог знаем и видели. Сейчас Милый я знаю, тебе это причинит боль, но я должна была это написать… Мне так плохо только не физически а душа болит… Я ни поверить, ни понять не могу что мой Прекрасный малыш Тайк умер – и что я больше не увижу, как он вылезает из своего домика или Гуляет по зеленой траве… P.S.: Пришлось сломать домик Тайка, я просто не могу видеть его пустым – а он пуст. Напиши скорей Милый, и береги себя. Молись настоящему „Богу“ – Твоя старая Мама XXXXXXXXX».
И вот когда Монсанто рассказывал мне новости и я сидел улыбаясь от счастья как всякий кто возвращается из долгого одиночества в лесу или на больничной койке, бам, сердце мое екнуло, екнуло от той же странной идиотской беспомощности которую я ощутил и тогда на берегу сделав тот несчастный глубокий вдох – Все предчувствия связались в единую цепь.
Монсанто видит, что мне ужасно грустно, что я при этом чуть улыбаюсь (я начал так улыбаться в Монтерее от радости что возвращаюсь к миру после своего одиночества и я тогда шел по улицам и глядя на все Моной Лизой ошеломленно улыбался) – Он видит как теперь эта улыбка медленно растягивается в гримасу досады – Конечно он не знает я ведь не рассказал ему а теперь тем более вряд ли стану, что мои отношения с котом да и со всеми прежними котами и кошками всегда были немного сумасшедшими: что-то вроде психологического отождествления котов с моим покойным братом Джерардом который научил меня любить их когда мне было 3 или 4 года и мы бывало лежали на полу на животах и смотрели как они лакают молоко – Конечно это смерть «братика» Тайка – Монсанто видя, как я подавлен говорит: «Может тебе вернуться в хижину еще на пару недель – или ты просто опять напьешься» – «Я напьюсь да» – Потому что все-таки столько всего впереди, все ждут, в лесу я просто грезил тысячами безумных попоек – На самом деле большое счастье что весть о смерти Тайка настигла меня в моем любимом и волнующем Сан-Франциско, если бы я был дома когда он умер я все равно наверное с ума бы сошел просто как-нибудь иначе, но хотя сейчас я и побежал с парнями за выпивкой и чуть погодя когда уже набрался ко мне вернулась та же забавная радостная улыбочка, только скоро погасла потому как теперь она уже сама стала напоминанием о смерти, к концу же трехнедельного кутежа новости спровоцировали-таки безумие, окончательно подкравшееся ко мне в День Святой Каролины У Моря как я теперь могу его назвать – Все, все очень путано, но я объясню.