Черчилль занимал пост министра по делам колоний в течение двадцати месяцев. Общая площадь всей территории Британской империи достигла в то время своего апогея. Министр предпочел посвятить большую часть времени Ближнему Востоку, хотя мало что смыслил в ближневосточном вопросе. Все же он создал специальный департамент по делам Ближнего Востока — внутри министерства по делам колоний. После того как распалась Османская империя, Сообщество Наций даровало мандат на ее территории двум державам-победительницам. В связи с этим основной своей задачей и задачей Великобритании Черчилль видел создание в этой стратегической зоне земного шара сферы влияния, где верховодила бы Британия. Для осуществления этого плана необходимо было заручиться поддержкой двух пограничных областей — Палестины и Месопотамии и, по возможности, пресечь притязания французов на эти территории. Таким образом, Лондон при помощи флота и авиации контролировал бы огромное геополитическое пространство — от Гибралтара до Персидского залива, включая Мальту, Египет и Суэцкий канал.
В марте 1921 года Черчилль собрал конференцию в Каире, на которую пригласил всех местных британских чиновников. Надо сказать, что напряженная политическая деятельность не помешала Уинстону запечатлеть на холсте пирамиды и совершить паломничество в Иерусалим. Чтобы разобраться с арабским вопросом, он обратился за помощью к полковнику Лоуренсу, которого сделал своим советником. На аудиенции у представителей династии хашимитов Лоуренс добился, чтобы Месопотамия (отныне Ирак), которую в 1920 году охватило восстание, впрочем, быстро подавленное, признала своим королем эмира Фейсала, марионетку англичан. Его брата, эмира Абдаллу, хозяева с туманного Альбиона посадили на трон Иордании.
Однако в Палестине Черчилль чувствовал себя далеко не так уверенно. Он считал своим долгом и по отношению к арабам, и по отношению к евреям примирить эти два народа. С одной стороны, Уинстон официально подтвердил, что Лондон намерен соблюдать Бальфурскую декларацию 1917 года, а именно: организовать, согласно данному обязательству, еврейский национальный центр в Палестине. Это заявление, гарантировавшее защиту прав евреев, иммигрировавших в Палестину, вызвало бурю протеста у арабов. С другой стороны, Уинстон жестоко разочаровал сионистов, признав права арабов-палестинцев на еврейской территории. Надо признать, что здесь Черчилль столкнулся с неразрешимой задачей.
Что же касается политики, проводимой Черчиллем в бассейне Эгейского моря, то здесь взгляды министра по делам колоний и премьер-министра полностью разошлись. Ллойд Джордж никак не хотел ущемлять интересы Греции, Черчилль же греков ненавидел. В Турции Ататюрка он видел оплот стабильности Восточного Средиземноморья, а также надежный бастион, который при необходимости защитит цивилизованный Запад от Советского Союза и большевистской угрозы.
Надо сказать, что Африка по-прежнему будоражила воображение Уинстона. Он сравнивал этот богатейший континент, населенный смирными аборигенами, с пустынями Ближнего Востока, орошаемыми кровью, и, честно говоря, не испытывал ни малейшей симпатии к арабам. «В Африке, — заявлял он, — народ послушен, а земля плодородна; в Месопотамии же и на Ближнем Востоке земля бесплодна, а народ кровожаден. Вложив в африканский континент немного денег, можно получить большую выгоду, а в Аравию сколько ни вкладывай — останешься у разбитого корыта». В то же время ничто не могло поколебать глубоко укоренившегося расизма Черчилля. И он стал проповедовать сегрегацию в таких странах, как Кения, например. Уинстон считал, что белые должны жить там отдельно и на хороших землях, поскольку «демократические принципы Европы не применимы к пути развития, по которому идут народы Азии и Африки»[147].
Неожиданно осенью 1922 года в британском политическом мире произошло «землетрясение», к которому никто не был готов. В результате этого катаклизма Ллойд Джордж был смещен со своего поста, коалиционное правительство распущено, а Черчилль отстранен от власти. Причиной тому были два события. В Чанаккале разразился дипломатический кризис и, хотя продлился он недолго, последствия имел серьезные. А в самой Британии взбунтовались депутаты-консерваторы.
Коалиция, управлявшая страной под чутким руководством Ллойда Джорджа начиная с выборов 1918 года, начала за здравие, однако очень быстро утратила свой боевой настрой и популярность. Она увязла в политической трясине, в которой все уютнее и уютнее чувствовал себя премьер-министр. Ведь недаром Ллойда Джорджа упрекали в изощренном коварстве, только мешавшем общему делу. Тем не менее, Черчилль, сознавая всю серьезность создавшегося положения и несмотря на частые ссоры с Ллойдом Джорджем, остался верен своим убеждениям и продолжал пылко защищать правящую коалицию. Увы, правительство полностью дискредитировало себя, пороха в его пороховницах не осталось, и разразившийся в октябре 1922 года кризис послужил катализатором для объединения всех оппозиционных сил против Ллойда Джорджа, истощившего терпение окружающих своим коварством.
Что же касается дипломатического кризиса, то он был вызван новой вспышкой хронического конфликта между Грецией и Турцией. Внезапно турецкое правительство Мустафы Кемаля Ататюрка, выведенное из себя притязаниями на Малую Азию греков, неизменно и безрассудно поддерживавшимися Ллойдом Джорджем, направило свою армию разбить греческие войска. Затем воины ислама должны были начать продвижение к побережью Дарданелл, которое удерживали британские войска, в частности, к городу Чанаккале, и там ожидать подписания мирного договора.
Положение было столь щекотливое, что в любой момент могла разразиться война. Поэтому меры, которые принимал премьер-министр, пытаясь разрешить конфликт, неизменно встречали резкую критику, несмотря на то, что кризис так же быстро сошел на нет, как и возник.
В связи с этим в лагере консерваторов произошло восстание. Рядовые члены партии и кое-кто из деятелей второго плана, таких, как Болдуин, взбунтовались против тори-корифеев. Таким образом, Ллойд Джордж лишился большинства своих «заднескамеечников»[148]. Премьер-министру не оставалось ничего другого, кроме как направить королю прошение об отставке вечером того же дня, в который разразился политический кризис, — 19 октября 1922 года, и объявить избирателям о незапланированных выборах в законодательное собрание...
Черчилль, в свою очередь, не смог принять деятельного участия в этих бурных событиях. 17 октября у него случился приступ аппендицита и его срочно прооперировали. В те времена восстановительный период после операции по удалению аппендицита был очень долгим. Из больницы Уинстон вышел 1 ноября, а избирательную кампанию в своем округе Данди начал лишь 11 ноября, за четыре дня до выборов. Поскольку кандидат Черчилль отсутствовал, Клемми пожертвовала собой и решила провести агитационную работу без него. Ей помогал генерал Спирс, у которого был свой избирательный округ. Преодолевая враждебность и агрессивность обывателей, считавших Уинстона виновником войны, непредсказуемым и легкомысленным болтуном, Клемми мужественно пыталась защитить честь своего мужа, не боялась встречаться лицом к лицу с возбужденной толпой.
Когда Уинстон приехал в Данди, он был еще слишком слаб. Напрасно тратил он остатки своей энергии на пламенные речи, ничто не помогало. Все усилия пропали даром, встречное движение было слишком сильным. После голосования выяснилось, что соперники Уинстона ушли далеко вперед, — он потерпел обидное поражение. Однако когда его друг Т. Е. Лоуренс выразил ему свое разочарование, понося на чем свет стоит избирателей Данди, «этих мерзавцев и недоносков», проваливших своего депутата, сам Уинстон проявил истинное великодушие. «Если бы Вы знали, — писал он одному из своих бывших коллег по правительству, — в каких ужасающих условиях живут обитатели этого городка, Вы были бы к ним снисходительнее»[149]. А некоторое время спустя он шутливо подытожил свои неудачи: «В мгновение ока я остался без министерства, без депутатского кресла, без партии и без аппендицита»[150].
Тогда Черчилль решил переждать полосу неудач. Отпраздновав 30 ноября свое сорокавосьмилетие, он отправился на юг Франции, где решил провести полгода, занимаясь живописью и сочинительством на вилле «Золотая мечта» в прекрасных окрестностях Канн.
Глава четвертая
ПО ПУТИ ОШИБОК. 1922—1939
Одиночество актера, оставшегося без роли: 1922—1924
Черчилль тяжело переживал приключившееся с ним осенью 1922 года несчастье. В считанные дни от него все отвернулись, изгнали его с политической сиены. Он лишился своих избирателей, и впервые за двадцать два года для него не нашлось места в палате общин. Тем временем консерваторы, лейбористы и либералы, поддерживавшие Асквита, открыто поздравили друг друга с поражением злосчастного Черчилля.
Мы располагаем несколькими свидетельствами, согласно которым он в то время был как никогда мрачен и подавлен. Все грандиозные планы рухнули, и сам он не сомневался, что вот теперь-то «его карьера кончена навсегда»[151]. Слабым утешением Черчиллю служил орден Славы, пожалованный ему королем. Об этом перед Его величеством ходатайствовал Ллойд Джордж незадолго до своей отставки. Впрочем, забвение, в которое погрузился Черчилль, было не полным. Первый том «Мирового кризиса» вышел в апреле 1923 года, второй том — в октябре, снискав своему автору заслуженную похвалу и вызвав оживленную полемику. Тем не менее, те шесть месяцев, что Черчилль провел на Лазурном Берегу, были самыми тихими в его жизни.
Однако Черчилль переживал не только из-за того, что остался в стороне от государственных дел, в конце концов, политик должен быть готов к такого рода случайностям, тем более что фортуна всегда может вновь обратить к нему свое лицо. Именно это и случилось с нашим героем: осенью 1923 года он вернулся в политику. Пока же его больше всего печалило собственное бессилие. Он не смог внушить доверия, не смог убедить избирателей в своей правоте. Конечно же, никто не сомневался в его дарованиях, в его мужестве, в его порядочности. Он, бесспорно, был талантливым министром, оратором и писателем. Однако при этом Черчилль постоянно стремился выставить себя в выгодном свете, завладеть вниманием публики и тем самым испытывал терпение окружающих. К тому же его считали безответственным, лишенным здравого смысла человеком, склонным к крайностям, и он ничего не мог с этим поделать.
Рядом с ним все время приходилось быть начеку, поскольку никто не знал, куда в следующий момент занесет велеречивого оратора. Одним словом, отношения Черчилля с окружающими сводились к простой формуле: сила отторжения равна силе притяжения. Казалось, ему никогда не удастся преодолеть это препятствие. Ведь в политическом мире Британии основными правилами игры были прагматизм и умение найти компромисс. К тому же правительство рассчитывало хоть какое-то время пожить спокойно — теперь, когда голубь мира наконец вернулся в Европу. А потому зачинщик беспорядков, в любую минуту готовый подать сигнал к атаке, был непозволительной роскошью на скамье министров в Вестминстере.
Несмотря ни на что, в затворничестве Черчилля были и положительные моменты. Оно совпало с периодом смуты и беспорядка в политической жизни Великобритании. Традиционная двухпартийная система дала трещину — враждебные группировки внутри консервативной и либеральной партий поносили друг друга, в то время как лейбористы уверенно шли вперед, хотя им и не удалось ни набрать большинства голосов, ни выработать более или менее достойной доверия программы. Все это свидетельствовало о нестабильности и несостоятельности существующей системы, а также о растерянности граждан.
За три года — с ноября 1922-го по октябрь 1924-го — англичане трижды избирали депутатов в парламент. За период с октября 1922 года по январь 1924-го сменилось двое консервативных премьер-министров — Бонар Лоу и Болдуин. К власти пришло лейбористское правительство меньшинства, которое возглавил Рамсэй Макдональд и которое управляло страной с 22 января по 3 ноября 1924 года. К тому времени в палату общин вернулось дружное консервативное большинство, была восстановлена традиционная двухпартийная система и налажено нормальное функционирование всех институтов власти. Таким образом, Черчилль, успевший за время смуты вернуться в лоно тори, имел под ногами твердую политическую почву и к тому же не был замечен в хитрых маневрах партий, в сложных интригах и других не достойных государственных мужей играх 1922—1924 годов.
Осенью 1923 года, во время экономической разрухи, премьер-министр Болдуин решил поставить на всенародное голосование вопрос о возврате к протекционизму. Это не могло оставить Черчилля равнодушным, и он вновь оказался на политической арене в качестве защитника свободы торговли — правого дела, за которое он боролся вот уже двадцать лет. Ему предложили выставить свою кандидатуру в округе Лейчестер Уэст как представителю либералов-фритрейдеров[152](либералы Асквита и Ллойда Джорджа к тому времени помирились и вновь стали одной сплоченной партией). Черчилль по обыкновению с большим усердием взялся за избирательную кампанию, чтобы, оказавшись в парламенте, иметь возможность сражаться против таможенной реформы, или протекционизма, за который ратовали консерваторы. Впрочем, его усилия скорее были направлены против социализма лейбористов, нежели против партии консерваторов. Выборы Черчилль проиграл, но зато вернулся в общество государственных деятелей полноправным членом, его имя вновь крупными буквами написали на политической афише, в то время как консерваторы также потерпели поражение на этих выборах.
Далее, в январе 1924 года либеральная партия решила поддержать в палате общин правительство лейбористов во главе с Джеймсом Рамсэем Макдональдом. На этот раз Черчилль не выдержал и окончательно порвал с либералами. Он только недавно присоединился к антисоциалистической лиге и теперь открыто выступил против союза либералов и лейбористов, который считал противоестественным «безобразием», порчей «национального достояния». Он даже попытался, правда, безуспешно, привлечь на свою сторону правых либералов, враждебно настроенных по отношению к лейбористам. Отныне ничто не мешало обращению, или возвращению, отступника в веру тори. Этому Черчилль посвятил всю свою энергию и даже разработал специальную стратегию на 1924 год. Неоценимую услугу ему оказал сам Болдуин, лидер консервативной партии. В феврале 1924 года он неожиданно заявил, что консерваторы больше не будут настаивать на возврате к протекционизму. Таким образом, было устранено главное препятствие, мешавшее Черчиллю вернуться к тори. В действительности это примирение произошло не в одночасье. Какие-то едва заметные признаки позволяли надеяться на скорое возвращение блудного сына в родные пенаты. Уже в марте 1922 года Бивербрук заметил: «Все подталкивает Черчилля к правым. Самые его принципы становятся все более схожими с принципами тори»[153]. Да и сам «блудный сын» постепенно пришел к выводу, что в глубине души всегда оставался консерватором и что только обстоятельства вынудили его встать под знамена либералов, тогда как его истинное призвание — быть тори-демократом[154], как и его отец.
Чтобы ускорить события, Черчилль стал подыскивать себе избирательный округ, в котором он мог бы выставить свою кандидатуру на частичных выборах как противник социализма от консервативной партии. Случай представился в марте 1924 года. Он нашел свой округ в самом сердце Лондона, в Вестминстерском аббатстве. Черчиллю так и не удалось заручиться официальной поддержкой консерваторов, и он баллотировался как независимый кандидат — противник социализма. После короткой, но яркой и широко разрекламированной избирательной кампании Черчилль все-таки потерпел поражение, хотя, надо сказать, его соперник победил с небольшим преимуществом — всего сорок три голоса.