Я не знала, что именно я чувствую, но мне не нравилось то, что происходило с регулярной периодичностью с Волжак в отношении меня. Но и прекратить я это пока не могла. Или не хотела. Поэтому решила оставить все как есть. Хотя бы на какое-то время.
***
Несмотря на то недоразумение с поцелуем, мы с Машей остались в довольно хороших отношениях. Мы переписывались и общались, невзирая на разницу во времени. И еще я ждала от нее посылку. Не простую, а со своими фотографиями. Маша обещала мне их отправить, как только они будут готовы, и когда высокий и худой курьер, похожий на селедку, положил передо мной тонкий желтый пакет, я поняла, что настал день X.
Волжак не было с обеда – она уехала на какие-то переговоры, оставив меня корпеть над бумагами, поэтому я решительно отодвинула всю документацию на край стола и принялась распечатывать конверт. Только я сняла защитную пленку, раздался телефонный звонок. Я вздрогнула от неожиданности и для верности осмотрелась – подумала, может, Волжак тут камеры понаставила, чтобы следить, чем я занимаюсь. Но, посмотрев на экран, выдохнула – звонила Маша.
— Привет! – бодрый голос девушки заставил меня улыбнуться. Почему она всегда в хорошем настроении? Ах, ну да, она же не работает на Дракулу в юбке…
— Привет! – отозвалась я. – Только-только о тебе вспоминала.
— Надеюсь, что-то хорошее? – хихикнула Маша.
— Ну, конечно, — улыбнулась я.
— Наверное, это связано с той посылкой, что лежит на твоем столе? – я слышала по голосу, что Маша чувствовала себя крайне довольной.
— Как ты… — растерялась я. Что, ОНА камеры установила?!
— Ну, Ир, серьезно. Какой век на дворе? Можно уже и отслеживать посылки, и оповещение о доставке заказывать, — рассмеялась девушка, а я покраснела. – Ты уже развернула? – за что я люблю Машу, так это за то, что она никогда не заостряет внимание на мелочах, ставящих меня в тупик. В отличие от некоторых, ага.
— Нет, я только собралась, как ты позвонила, — я прижала трубку плечом и снова начала распаковывать фотографии.
— Отлично! Я хотела при этом присутствовать. Ну, образно, конечно.
— Хорошо, — усмехнулась я и сняла наконец-таки, упаковку. – О, тут всего три. Ты два часа меня фотала и сделала всего три фотографии? – расстроенно протянула я.
— Нет, — протянула Маша. – Это только те, что пойдут на выставку. Остальные я тебе в электронном варианте скину, — объяснила девушка. – Видишь в углу крошечный стикер?
— Я только хотела спросить, — отозвалась я, перебирая фотографии. На каждой из них был стикер с номером. – Что это?
— А вот тут, дорогая, самое интересное, — загадочно проговорила Маша, и я услышала, как она стучит посудой. Чай, что ли, наливает? Кстати, хорошая мысль, нужно тоже будет налить себе. А то из-за этой Волжак я ни пообедать, ни кофе попить не успела. – Возьми фотографию номер один.
— Взяла, — ответила я, положив ее перед собой.
— Что ты видишь?
— Эм-м-м… — протянула я, не совсем понимая, что мне нужно ответить. – Себя?
— Ир. Не дурачься. Я серьезно. Какие эмоции ты видишь? – никак не успокаивалась Маша.
— Блин, — вздохнула я, чувствуя себя, как на экзамене. – Я не знаю. Раздражительность? – на фото я явно выглядела недовольной.
— Вот, — довольно протянула Маша. – Это было сфотографировано, когда ты рассказывала, как твои родители тебя все время поучали, пока ты жила с ними.
— Прекрасно, — фыркнула я. – Странно, что ты посчитала это интересным.
— Это были чистые эмоции. Это мне и было нужно. Давай вторую, — поторопила меня Маша.
Я отложила верхнюю фотографию и уставилась на следующую. В глазах огонь, губы чуть искривлены в презрении… Ей-Богу, я бы не рискнула подойти к особе с таким выражением на лице.
— Я что, рассказываю тут о Волжак? – пошутила я, рассматривая свое лицо.
— Вообще-то нет, — странно ухмыльнулась Маша. – О своей бывшей пассии.
— А… Точно, — фыркнула я.
— Ты видишь эту злость, ярость?
— Вижу-вижу, можно дальше? – определенно, это не станет моей любимой фотографией.
— Как скажешь. Давай последнюю.
— Ага, — вздохнула я и убрала фото.
Осталось последнее. Я почти потеряла дар речи, когда увидела его. Я была там… красивой. Даже нет, очень красивой. Я не смотрела в камеру и явно что-то говорила в этот момент, потому что рот был чуть приоткрыт, а уголки губ приподняты. Но самое главное это глаза… Мои глаза словно светились, будто я говорила о самом лучшем дне в своей жизни. И тогда я догадалась.
— О, Боже, — не сдержавшись, пробормотала я. — Тут я говорила о детстве? Я выгляжу такой… счастливой.
— Согласна, ты на ней совершенно неотразима. И, кстати, когда я делала твои фотографии, я смогла наконец понять, почему ты мне… отказала, — спокойно проговорила Маша, а я вообще ничего не поняла.
— О чем ты? – нахмурилась я. Она что, поняла из рассказов о детстве и моих фото, почему она мне не нравится, как девушка? Даже я этого не поняла.
— На этом фото ты не рассказываешь о детстве.
— А о чем тогда… — начала было я, но Маша меня перебила.
— Ты рассказываешь о Волжак.
Наверное, где-то на минуту повисло неловкое молчание. После чего Маша, вероятно, подумала, что я положила трубку или что-то в этом роде, так как она довольно взволнованно спросила меня:
— Ир? Все нормально?
Я сглотнула какой-то комок в горле и прокашлялась.
— Д-да. Я в норме… Просто… Неожиданно, — пробормотала я, явно приуменьшая масштаб бедствия. Она что, хочет сказать, что единственная фотография, где я такая… шикарная, та, на которой я говорю о… Волжак?! О главной проблеме моей жизни?! Это не «неожиданно», это пиздец!
— Я понимаю… Но теперь ясно, почему ты…
— Не продолжай, — остановила я девушку. Еще не хватало, чтобы она заявила, что мне нравится Волжак, и поэтому у меня «не встал» на нее.
— Но Ира, это же очевидно!
— Ничего не очевидно. Я вообще не понимаю, о чем ты, — я до конца решила оставаться непреклонной. Это ошибка. Просто случайный кадр. Может, на фото я только что зевнула и радуюсь? Я люблю зевать, когда хочется!
— Она тебе нравится, — продолжала Маша. – Ты посмотри на свой взгляд. Ты светишься, когда говоришь о ней!
— Это солнце из окна светит, а не я.
— Было девять вечера, — скептично заметила Маша.
— Неважно! – не выдержала я. – Она не может мне нравиться! Она несносная, сумасбродная, ведет себя, как сука и… я ее не понимаю!
— Вот и тогда ты говорила примерно то же. Однако глаза твои сказали больше, — не унималась противная Маша. Мне уже не так уж и нравится с ней дружить.
— Маш, спасибо за фотки, правда, но мне пора. У меня еще куча работы. Я тебе потом напишу, позже.
— Ну… Хорошо, — вздохнула девушка, понимая, что это просто отговорки. – Извини, если что не так, ладно?
— Ага. Пока, — кивнула я и отключила звонок.
Нет. Нет! НЕТ!!! Не может быть! Мне не может нравиться Волжак! Только не она!
Глава 20
Я ждала уже четыре гудка, пока, наконец, не услышала «Алло».
— Оксана! Оксана!!! – заорала я, только услышав голос подруги. – Оксана, я в заднице! Я идиотка!
— Что, Боже, Ира, что случилось?! – взволнованно проговорила она. – Что ты так орешь?!
— Оксана, это… — я от эмоций покачала головой, будто Оксанка может это увидеть, и затараторила. — В общем, ты же помнишь мой план, да? Про лучший секс, про новую меня. И я не хотела же чувств, а потом Волжак появилась, и мы с ней трахаемся, как кролики, только реже, а потом Маша, ее подруга, она меня снимала, и теперь Маша считает, что мне нравится Волжак! И я почти в это поверила, но ведь это же не так, Оксана?! – на последнем издыхании я закончила фразу и набрала в легкие воздуха, потому что кислорода мне явно не хватало.
На том конце провода молчали с минуту. Потом Оксанка откашлялась и спросила:
— Что ты несешь? Я ничего не поняла.
— Боже… — прохныкала я, усаживаясь на кровать. – Оксана. Кажется, мне нравится Волжак.
— Ч-чего? – я почти видела, как подруга замерла с чашкой имбирного чая в руках.
Пришлось все подробно рассказать Оксанке, чтобы она поняла, о чем я ей толкую.
— Офигеть, — протянула подруга. – Ты идиотка.
— Разве я не с этого начала свой рассказ? – скептично заметила я, растягиваясь на кровати. – Я бы хотела дружеской поддержки.
— Извини, но… Ты идиотка. Получше варианта, чем твоя чокнутая Горгона, ты не нашла? Обязательно в нее нужно влюбляться было?
— Кто говорит о влюбленности? – возмутилась я. – Просто симпатия…
— Завязывай, Ира. Я тебя знаю. У тебя не бывает симпатий. Ты втюриваешься как дурочка, и каждый раз не в тех. Она не подходит тебе, — возмущалась Оксанка, а мне стало даже как-то обидно.
— Почему это? Что, я не могу подойти сильной самодостаточной женщине?
— При чем тут это? Она ненормальная. Вы трахаетесь черт знает сколько, а разговора дольше пяти минут у вас не было. Что это за фигня вообще?!
— Ну… Ты права, — вздохнула я. – И что мне делать?
— Ты издеваешься?! – Оксанка почти орала на меня. — Что за вопрос?! Перестать с ней спать, вот, что делать!
— Как? Совсем? – пробормотала я, уже с трудом представляя себя без жаркого секса.
— Ира, она же тебя использует! – я слышала по Оксанкиному голосу, что она теряет терпение. – Хорошо же она устроилась! Нашла тебя, молодое красивое тело, и трахает, когда хочет! И ни цветов не надо, ни ухаживаний, даже объяснений никаких! Ты – игрушка!
— Но я же сама на это шла! – попыталась протестовать я. Если послушать Оксанку, то я просто шлюха в руках Волжак. Но ведь это не так. Я хотела секса – я его получала. Так или иначе.
— Да, а потом влюбилась в нее! Это стокгольмский синдром, Ира! Она имеет тебя, как хочет, а ты и рада!
— Знаешь, — тут уже мое терпение подошло к концу, — я позвонила тебе, чтобы услышать слова поддержки, а не обвинение в том, что я подстилка!
— Я не говорила, что ты…
— Ладно, Оксан, — прервала я ее. – Я поняла. Извини, что побеспокоила.
Я отключила звонок и кинула телефон на край кровати. Дожили. Мы с Оксанкой вообще никогда не ругались. Она и раньше могла сказать что-то резкое, у нее такой характер, но я никогда так не реагировала. Либо молчала, либо переводила все в шутку, понимая, что она это не со зла. Но сейчас это будто была не я – показалось чрезвычайно важным постоять за себя и… за Волжак?
***
Лежа в постели я думала о том, на сколько процентов права была Оксанка. Нет, я не считала себя подстилкой или безмозглой курицей, которую просто используют. Я, где-то на краю своего сознания, думала, что Волжак не просто со мной спит. Бога ради, она может себе позволить практически любую девушку – она красива, богата, может быть очень мила и обворожительна, но… спит-то она со мной. И я готова была поклясться, что к Маше она меня приревновала.
Еще через полчаса в голову пришли другие вопросы. А только ли со мной спит Волжак? Почему она не подпускает меня ближе? Почему элементарно не разговаривает со мной о простых вещах, которые не связаны с работой? Почему не позволяет дотрагиваться до нее? Доставить ей удовольствие? Может, у нее есть муж или жена? Кольца у нее нет. Конечно, можно и снимать его или вовсе просто жить в гражданском браке… Но я бы уже знала об этом наверняка. Хотя, если просто сожитель или сожительница… Черт, неужели у нее кто-то есть, поэтому она не позволяет себя трогать? Типа, так и не совсем измена?
Нужно ли говорить, что заснула я только к утру? Причем, в конце своих умозаключений я пришла к двум выводам. Первый – что да, она мне, кажется, действительно нравится. И второй, что мне позарез необходимо поговорить с Волжак обо всем, что происходит.
***
Весь день я просидела, как на иголках. Я все пыталась собраться с духом, чтобы задать Волжак один вопрос – какого хера происходит? Но как только выдавалась возможность – когда я оказывалась у нее в кабинете, язык словно присыхал к небу. И только вечером, когда Волжак вызвала меня с отчетом, я сказала сама себе, что все, непременно сейчас я спрошу у нее обо всем. Но только я открыла рот, причем, в горле мгновенно пересохло, а руки мелко задрожали, как Волжак сама обратилась ко мне:
— Ирина Николаевна, мне нужно с вами еще кое-что обсудить.
Ну, наконец-то. Я уж думала, что самой придется.
— Хорошо, — кивнула я, хотя руки все еще дрожали. – Давно пора бы это сделать, — пробормотала я уже тише.
— Через неделю мы отправляемся в Москву, — проговорила начальница, поднимая на меня взгляд.
— Эм… — честно, думала, мы будем говорить о другом.
— Конференция. Вы помните, на крайнем брифинге мы обсуждали это, — она вопросительно подняла бровь.
— Да. Конечно, — соврала я. Нихрена я не помню. На последнем собрании я пялилась на нее, размышляя, когда я пропустила этот момент, перешагнула черту от лютой ненависти к ней к симпатии.
— Отлично. Так вот, весь руководящий состав будет там. Как и наши конкуренты. Будут презентации, обсуждения, потом собрание в нашем головном офисе, где будут кое-какие существенные перестановки в «верхах», а потом обратно.
Я молча кивнула, не совсем понимая, зачем она мне это рассказывает. Чтобы поставить меня в известность? Так могла бы просто сказать, мол, Ирина Николаевна, поздравляю, вы едете. Причем могла сказать это прямо в день вылета. А что? Вполне в ее стиле.
— До четверга меня не будет, мы с Михаилом Андреевичем улетаем в Новосибирск. А когда вернусь, мне будет нужна ваша помощь в подготовке презентации.
Я довольно быстро переварила новость об ее отъезде, знала, что раз все «шишки» собираются в столицу, значит, грядет что-то глобальное и масштабное, поэтому я просто кивнула и сказала:
— Я поняла вас. Хорошей поездки.
А что я еще могла сказать? Удачи? Возьмите меня с собой? Будете ли вы по мне скучать?
— Можете идти, Ирина Николаевна. В понедельник я на почту скину все, что нужно будет сделать к моему приезду.
Конечно, кто бы сомневался. О работе мы можем и говорить, и письма километровые расписывать. А о том, что за хрень между нами… зачем, кому это интересно?
Я пожелала ей хорошего вечера и вышла из кабинета. Ну, хоть какая-то приятная новость – Москву посмотрю. Может, с Машей встречусь. Не круглыми же сутками мы будем на этой конференции.
Глава 21
Волжак завалила меня работой настолько, что я даже не заметила, как прошла большая часть недели. В четверг она вернулась, мы проработали вторую половину дня в ее кабинете, просматривая то, что подготовили все начальники отделов. В пятницу мы должны были уже свести все в одну презентацию со всеми пояснениями и расшифровками.
Пока я составляла часть с описаниями, не заметила, как наступил вечер. Было начало восьмого, когда я зашла в кабинет к Волжак, чтобы показать ей все, что я сделала. Женщина выглядела уставшей. Она явно такой и была, потому что даже не заметила, как я вошла. А я стояла и пялилась на нее. Волжак выглядела сосредоточенной, брови ее были нахмурены, сама она сидела в кресле, склонившись над документами. Пальцы ее медленно массировали виски, а рукава рубашки были закатаны. У нее в кабинете было довольно душно, а я уже который раз ловила себя на мысли, почему она никогда не выбирает блузки с короткими рукавами? Сколько я помню, Волжак постоянно носит вещи с длинным рукавом. Даже когда я приперлась к ней домой, то она была в толстовке. Может, у нее татуировки? Как это называется, «рукав»? Когда забивают полностью руку? Но тогда, в отеле, я бы заметила. Да, было довольно темно, но я уверена, будь у нее татуировка – я бы это увидела.