«Началось, – подумал я, – не знаешь даже, к кому примкнуть».
– Новости.
Отдел новостей – разномастная ватага проныр с кучей осведомителей на прикормленных наблюдательных лавках, в начальствующих кабинетах и законодательных курилках, где обитают самопальные пророки и оракулы. События, предсказанные ими, сбываются либо как результат божьего промысла, либо как спрятанные для всеобщего блага решения, либо как самовозгорающийся вымысел, запаливший инквизиторский информационный костёр. Но бывают случаи, когда от скормленной журналистам дезы горит уже само издание. И потушить его можно либо огнеупорной наличкой, либо залив унылой водой оправданий следующие несколько тиражей.
– С каких это пор цифровизация всей страны стала горячей новостью? Что, где-то загорелась цифровая лампочка Нового Ильича и без неё снова не поднять промышленность или слюна у собак не выделяется?
– Экспертное сообщество… – попытался возразить начальник отдела Котиков.
– Да плевать мне на вашу масонскую ложу. Про план ГОЭЛРО даже неграмотные крестьяне в газетах читали, а в этой панацее ни плана, ни понимания, ни вдохновляющей аббревиатуры. У читателей даже лозунг до конца просмотреть сил не хватило. В общем, захотите ещё раз поговорить о цифровой алхимии – убедитесь на бабках, что это не просто софистический18 трёп. А иначе я через вас такую «цифру» пропущу – будете искриться как бенгальские огоньки.
Вот так и потухла в нашем издательстве непонятая цифровая лампочка.
– А это что за бред: «Повышение пенсионного возраста положительно повлияет на продолжительность жизни»?
– В большинстве стран, где пенсионный возраст выше, живут дольше, – робко мяукнул Котиков.
– А уровень медицины и социального обеспечения, значит, ни при чём?
– Нет, – осмелел оппонент.
– То есть?
– Мы провели анализ. В странах даже с низким уровнем медицины, но высоким пенсионным возрастом люди живут дольше.
– Не подозревала, что в отделе новостей целый НИИ скрывается. Вы о смерти коровы сообщаете, только когда поминки пройдут, а вымирания от пьянства на рабочем месте вообще не заметите.
Крутой поворот! Новостники – народ пьющий, и на пенсию из их отдела почему-то ещё никого не провожали.
– В общем, так, – резюмировала Дарья Сергеевна, – тема горячая. Народ взбудоражен. Напишите, что, если поднять пенсионный возраст, придется открывать в университетах специальности по уборке мусора, готовить молодёжные бригады дворников и одевать их в жёлтые жилеты. Молодые должны работать в офисах, на производствах, а пенсионеры, если хотят, – на открытом воздухе. Можно, конечно, и наоборот, но выйдет дороже.
Никто ничего не понял, но старательно кивали все.
– Ваше счастье, что дебильный заголовок внимание читателей привлёк, а то пришлось бы вам искать другого плательщика ваших пенсионных отчислений. Я ясно выразилась?
Понимания у кивающих голов прибавилось.
– Происшествия.
Отдел происшествий и криминальной хроники. Успеть к свежему трупу раньше других падальщиков, снять на камеру, как прохожие в отчаянии пытаются поймать выпавшего из окна ребёнка, расспрашивать застрявшего в перевёрнутой машине о деталях аварии, а после этого опустошить камеры телефонов зевак – вот вершина их мастерства и цинизма.
– Гусеничный экскаватор полночи гонял по городу, расфигачил асфальт, перекалечил муниципальное имущество, заехал в подъезд мэра, искупался в городском пруду, а потом скрылся в неизвестном направлении. А у нас про это ни гу-гу? Вы меня за дуру держите?
Стулья разъехались, оставляя в образовавшейся воронке Шульгина и Городецкого. Понятно, что продали материал какому-нибудь ленивому, но состоятельному изданию.
– Оба вон! – сухо скомандовала Дарья Сергеевна.
Оба захлопали глазами, замычали, изображая неуклюжую оправдательную пантомиму.
– Вон! – заорала Дарья.
Новорождённых маргиналов смело на помойку, к их новой социальной среде.
– Бухгалтерия, – уже ровным голосом произнесла Дарья Сергеевна.
Главбух Галина Николаевна, собрав своё тучное тело, попыталась встать.
– Удержать всё.
Всегда наслаждался этим коротким сабельным ударом.
– Спецкоры.
Эти вскочили всей стаей.
– Раскопайте на этих дебилов то, что они даже сами не знают, – Дарья упивалась своей силой и властью.
– Сделаем!
Бумажные кладоискатели, сыскари под множеством подходящих случаю масок, будут рыть землю не из подобострастия или наживы, просто их собачье чутьё не может устоять перед ароматом спрятанной даже крысиной косточки.
– Эдуард Александрович, – просто глянула, чуть подняв бровь.
Юрисконсульт и служба безопасности в одном лице кивнул и поставил галочку в записной книжке.
Вы спросите, как мы вообще живём в таком деспотичном «государстве»? Вот так и живём. Особого сочувствия к пройдохам никто не испытывает, зарплату, как правило, не задерживают, да и красивая она.
Получившие задание спецкоры могли теперь спокойно дожидаться конца «чёрной мессы». Момент правосудия для них сдвинулся, искривляя астральные проекции неумолимого хода вещей. Для других же изменившаяся конфигурация столов и стульев никак не повлияла на амплитуды сердечных ритмов.
– Светская хроника. Совсем уже зажрались? Вас пролистывают как репортажи с юбилеев свинарок в газете «Гудок». Вместо трудового пафоса только игривые намёки на служебный секс. Да и интрига романтичней некуда: женится он на этой свинье или нет?
Читатели светской хроники, до недавнего времени народ достаточно непритязательный, с аппетитом кушали любое блюдо, приправленное парой-тройкой гламурных фамилий. Но приевшаяся изысканность обновок, рутинный флёр стали вгонять в тоску даже самых преданных обожателей. Народ задолбало бродить среди ухоженных, сытых статуй. Какая-нибудь обязательно должна упасть. Но не понарошку, и без героев-спасителей, а буквально рухнуть в пыльный бассейн. Желающих, разумеется, нет. Так и продолжают демонстрировать свои ослепительные улыбки, раздавать воздушные поцелуи и дефилировать по сужающимся колонкам светской хроники.
– Если никакого смертоубийства на почве ревности и разделения имуществ в ближайших номерах не произойдёт, придётся закрыть вашу рубрику.
Ужас проступил на фотогеничных лицах. До обмороков, слава богу, дело не дошло.
– А если просто кто-нибудь ногу сломает? – воскликнула Олечка, самая юная мечтательница о лаврах светской львицы.
«Луше всё-таки шею», – повисла в воздухе коллективная мысль.
Олечка мгновенно погрузилась в эпитафии ближайших номеров. Если, конечно, она знает смысл этого слова. Дарья Сергеевна саркастически хмыкнула и повернулась к Гороховой, заву хроники.
– Отчаянная молодёжь пошла.
Кивнула Олечке: «Давай без глупостей. Но материал чтобы был».
Я не сдержал одинокий смешок.
– А ты что ржёшь, Новиков?
И не ржал я вовсе. Просто ей хотелось придраться. За Олеську, наверное. Сидит сейчас эта бестия в приёмной, в молчанку с угрюмой Лидкой играют. Я её теперь точно за задницу ущипну. А Олеську за косичку дёрну. Может быть, и мороженое не куплю.
Игнорируя мои оправдательные намерения, Дарья Сергеевна, похоже, всерьёз собралась преподать весельчаку урок подобающего поведения.
Я отчаянно замотал головой, пытаясь уладить недоразумение. Но она даже не заметила мои потуги и медленно, как локомотив для сцепки, двинулась в мою сторону. Раздражало то, что в этом неумолимом движении чувствовалось больше равнодушия, чем желания утолить гордыню. Встала напротив, приподняла подбородок и бросила в пустоту:
– Когда деньги будут, Новиков?
«Какие деньги? Про что деньги? Под новогоднюю ёлку, что ли, не доложил? Так кто ж их там считал? Или бухгалтерия умышленно что-то напутала?»
– За «Сломанные сердца», дорогой.
Твою мать! Миловидная немолодая родственница главного редактора. Помню, сидели у неё на кухне, пили домашнюю настойку, болтали на безобидные темы. То ли настойка оказалась на «виагре», то ли грудь под блузкой свела с ума. И так уж случилось, что между прочими радостями молодую писательницу ласкало обещание отредактировать её творение.
– У нее сейчас денег нет, – попытался вывернуться я.
– Так ты ей займи.
– Так она не отдаст.
– Найдёшь, как отобрать. Квартиру отсудишь.
– Да жалко же…
– Ты, шизофреник19! Снова добродетеля включил. Верни обратно негодяя и подлеца. Пил, ел, пользовался. Страдалец! Теперь деньги забери.
Я, как нашкодивший щенок, поднял на хозяйку умоляющий взгляд и, не найдя прощения, уныло кивнул мордой.
***
Как мы такими стали?
Юношеский максимализм, незашоренный взгляд, жажда журналистских расследований – багаж, с которым врываются в редакции выпускники журфака. Сделать имя родители не помогут, а пробиться на первую полосу или опубликовать свой претензионный манифест сравнимо разве что с восхождением на Эверест.
Они карабкаются на вершину, пытаясь поразить читателя симбиозом реальности и воображения. Обрушивают громоздкую аналитику, сносят унылую логику, превозносят Желания, освобождая комплексы из-под опеки морали.
К черту старпёров, время стартаперов!
Но мудрость не сдаётся. Навороченные программы, типа Big data, приводят их к общему знаменателю, составляют каталоги психотипов, и вот уже к твоим потаённым Желаниям обращаются изготовители этих самых желаний.
И, кажется, это всё: душа обретает материальную форму, массу, стоимость, точку кипения и продается в интернет-магазине за такую же обезличенную валюту. Но снова находится какой-нибудь душевнобольной Данте и картинами оживающего ада перетряхивает очерствевшие души.
Ну а здоровый филолог тем временем, проехав по первым полосам, заслужив некоторое признание, располагается поудобней в протёртом кресле издательского кабинета, наклеивает имя на входной двери и держится за ничтожную зарплату.
***
Дальше всё как в тумане. Кого-то таскали за уши, кого-то колотили сокамерники, а по окончании этого драмкружка меня смыло в коридор потоком выносимой мебели. Я прошёл в кабинет, плюхнулся в кресло, разбудил монитор, попытался высадить головой окно Windows. Хрен там. Швырнул пачку бумаг в окно кабинета. Она зашелестела, подхваченная живым ветром, и, трепеща, унеслась в его жадных объятиях.
Потёр виски, подошёл к окну, выглянул – ни ветра, ни бумаг. Ничего не понимаю. Закурил, наблюдая за спокойствием протекающего под окном асфальта.
– Третий этаж, – раздался за спиной Дарьин голос.
Я не обернулся, позволяя равнодушию спины продемонстрировать моё самообладание.
– А ты знаешь, что муж бабы Ани был генералом?
– Шутишь? – спиной переспросил я.
– Ага. Обхохочешься.
Я обернулся. Дарья стояла в проёме двери, облокотившись на косяк, со сложенными на груди руками. Такая вся снисходительная, претензионная – типа генеральская внучка.
– Баба Аня, уборщица-генеральша?!
– Вдова, – Дарья задумалась на несколько секунд. – Дед умер, когда я была совсем маленькой, и жили мы вдвоём с бабушкой. Генеральская пенсия позволяла нам не бедствовать. Уроки музыки, репетиторы, театры, выставки. Но после «чёрного вторника» прежняя жизнь рухнула. Помню, после очередной моей истерики о гетрах в цветную полосочку бабка посадила меня на колени, а я уже та кобыла была, вытерла мне слёзы и сказала: всё, деточка, как прежде уже не будет. Теперь будем жить по-новому. И от старой жизни остались только зарядка да овсяная каша по утрам. Какое-то время бабка продавала вещи, только деньги теряли свою стоимость быстрей, чем она успевала дойти до магазина. А потом мы просто скатились в нищету. Баба Аня, растоптав свою гордость, пошла работать уборщицей, а я дала себе слово вырваться из этой убогости и никогда туда не возвращаться. Чего бы мне это ни стоило. А ты, дурень, никак не хочешь оставить свои скелеты в прошлом и начать жить по-новому.
Дарья прошла в комнату, уселась на подоконник, через плечо глянула за окно.
– С такой высоты только плевок разобьётся, – резюмировала свои наблюдения.
Я расслабился, тоже подошёл к окну, плюнул. Дарья высунулась из окна. Я непроизвольно вцепился в талию и потянул на себя. Она обернулась, и озорное недоумение мелькнуло в прищуренных глазах.
– Третий этаж, – буркнул я. – Конечная. Выход, прощанье, поцелуи, объятья.
Боже, что за пургу я несу.
– А почему прощанье? – с деланой обидой спросила Дашка.
И тут же прыснула заразительным хохотом, увлекая и меня в круговорот её непредсказуемых эмоций. Мы хохотали, сгибаясь, судорожно глотая воздух, лупили по подоконнику, старались остановиться, но только сильней заходились в припадке истерического веселья. По лицу Дарьи катились слёзы, слетали на пол, и я, подхватив одну, спрятал во внутренний карман.
– Теперь у меня есть твои хромосомы.
Бестолковая кража развеселила нас ещё больше, и мы уже всхлипывали, тужась собрать простейшие фразы, рассыпающиеся в новом приступе хохота. Наконец Дарья Сергеевна обрела себя. Спрыгнула с подоконника, стянула со стола салфетки, высморкалась, удалила следы буйных красок, размазанных по лицу, и прошла к выходу. Открыв дверь, обернулась.
– А насчет «Сломанных» не переживай. Мокин за неё письменное поручительство дал. А у него и квартира, и машина, и дача. Так что заплатят.
Глянула на часы и уже шагнула в коридор, но мой оклик остановил её.
– Дарья… Сергеевна. Я хотел сегодня пораньше уйти.
– Что-то случилось?
– Да нет. Ничего серьёзного.
Она быстро подошла ко мне, слегка коснулась плеча и насмешливо протянула:
– Да ты никак влюбился?
От неожиданности я вздрогнул и принялся невнятно жестикулировать.
– В эту, что ли?..
– Да ты что! Нет, конечно!
Дарья облегчённо качнула головой.
– А то я испугалась, не поехала ли у тебя крыша.
– Нормально у меня всё с крышей. И деньги я сам у этой старухи вытрясу, не беспокойся.
– Да не кипятись ты. И кто же она?
– Да я даже и не пойму суть отношений, – неуверенно пожал плечами.
– И? – настаивала Дарья. – Как зовут? Где работает? Как познакомились?
– Кира. В стриптизе работает. Были там с Макаром и познакомились.
Дарья язвительно прищурилась, и я пожалел о своей минутной слабости.
– Да ладно. Не парься, – она улыбнулась и заботливо поправила воротник моей рубашки. – Только смотри, чтобы не обобрала тебя эта девица. А Макару привет!
– Она не такая.
– Они все не такие, – с грустью улыбнулась Дарья.
И вспомнив о ворохе неотложных дел, скрылась за дверью.
– Она не такая! – повторил я, убеждая самого себя.
Развернулся к окну, закурил. А если такая? То что? Да и пошло тогда всё на хер. В сердцах швырнул недокуренную сигарету в окно, опомнился, кинулся вслед за ней и врезался в подоконник. Улетела. Да и ты тоже – на хер. Исступлённо пересёк комнату, резко распахнул дверь, выпрямился, словно бросал вызов поджидающей неизвестности. Засомневался. Осторожно выглянул в коридор. Всё как обычно. Аккуратно, не звякая ключами, запер кабинет и, стараясь не угодить в невидимые лабиринты судьбы, выскользнул на улицу.
Интервью
Такая? Не такая?
Мысль, засевшая в голове, отключает слух и зрение, и ты слепо движешься по улице сквозь толпу таких же мыслителей к собственным зыбким грёзам. Их проступающие через ряд событий черты кажутся естественными, как очередная остановка трамвая желаний. Но в голове снова путаница, логика рассыпается на множество подтасованных фактов, и ты уже не уверен – твой ли это трамвай.
Прилипшие сомнения я выгуливал до самого вечера. Пытался избавиться от них в магазинах, заесть острой пиццей, столкнуть под автобус и, отчаявшись, притащил домой. Отыскал в ноутбуке «Интервью со стриптизёршей», записанное несколько лет назад в отместку задолбавшим «… домохозяйкам». Типа, а НАШИ девушки живут по-другому!
Может быть, это интервью внесёт хоть какую-то ясность в мои отношения с Кирой. Надо сказать, что посещение стриптиз-клубов вошло у меня в привычку именно с той беседы. Не регулярно, так никаких денег не хватит. Но когда случалось, что они есть, я без особого сожаления расставался с ними, подтверждая на практике строчки неопубликованного интервью.