«Можно соблазнить мужчину, у которого есть жена. Можно соблазнить мужчину, у которого есть любовница, но нельзя соблазнить мужчину, у которого есть любимая женщина.»
Омар Хайям
Посвящается Е. М. Малаховой
Глава 1
Чёрная, намытая до блеска Nissan Teana сразу бросилась в глаза из общей кучи автомобилей. Свернув с проезжей части на обочину, машина остановилась у банка в городе Благодатске. Из открывшейся дверцы седана показался высокий, подтянутый парень. Ветер порывом холода растрепал его тёмные волосы, ниспадающие на чело до линии бровей. Он выглядел моложе заявленных тридцати лет благодаря детской невинности, обнаженной во взгляде. Правильные черты, сливаясь с аккуратным, приподнятым носом, добавляли его лицу высокого изящества, какое наблюдалось в портретах Винтерхальтера.1 Прихватив с собой кейс, молодой человек вошёл в пятиэтажное здание, лифтом поднялся на второй этаж и прошел к стойке информации.
Там стояла русоволосая, приятной наружности девушка, оглядевшая его с ног до головы, едва тот покинул лифт: кожаная куртка и ботинки цвета горчицы, светлые джинсы смотрелись на нём просто, но со вкусом. Добрые глаза миндального оттенка располагали спокойствием. Видя, как девушка заинтересовалась, он подошёл ближе.
– Добрый день. Я Никита Соколов из компании «Design and Style». Мне назначена встреча с нотариусом.
– А меня зовут Ангелина Петрова, – выпалила она и закусила губу, понимая, что сболтнула лишнего. – Он ожидает вас; следуйте до конца коридора, первый кабинет от пожарной лестницы.
Опрометчивость девушки позабавила Никиту. Никогда не отказывая себе в возможности подразнить женский пол, Никита испытывал лёгкое удовольствие от мысли, что как и прежде способен затронуть любое женское сердце. По бледно-розовым губам его растеклась улыбка, проверенная годами. Облокотившись на круглую стойку, он подался телом вперёд, поближе к застенчивой девице.
– Благодарю вас, Ангелина Петрова! Вы мне очень помогли.
Улыбнувшись напоследок, он проследовал в направлении, указанном Ангелиной, и постучался в дверь обозначенного кабинета.
– Войдите, – послышался враждебный голос.
Никита вошёл и деловито поздоровался. Угрюмый человек, занимающий кожаное кресло, смерил его отчужденным взглядом, холодным и пристальным, от которого хотелось зажмуриться, как в часы таможенного контроля на границе, когда любого человека рассматривают, как потенциального преступника. Не только взгляд содержал в себе дурное: вся неприглядная внешность нотариуса обдавала чужеродностью, словно тот был не от мира сего. В беспросветных глазах, как в котлованах смерти, не было ничего, кроме загадочной злобы. Вторили тому и прямые брови, отягощающие мимику. Над левой бровью простиралось красное тату, будто выжженное огнём, где по установленному порядку располагались знаки зодиака. Иссиня чёрные волосы неряшливыми патлами доставали подбородка и шеи, а костюм денди, скрывающий его худенькое тело, покоил в себе траур.
Прежде, чем начать разговор, нотариус небрежно указал на стул напротив себя, куда Никита, повинуясь, сел.
– Я пришёл по поручению Максима Грановского, – тем же мягким голосом пояснил Никита, положив кейс на стол. – Он сказал, необходимые ему документы готовы.
Нотариус молчал, не убирая с лица Никиты пронзающих глаз. Его безобразно кривой палец чеканил по щеке. Никита начинал терять терпение.
– Так они готовы?
– Ах да, бумажки, бумажки, бумажки… – пренебрежительно поморщился нотариус. – Это всё, что вас интересует.
Никита обронил нервный смешок.
– По другой причине к нотариусу не ходят. Разве не так?
Отведя глаза, нотариус опустил иронию парня и методично продолжил:
– Значит, Максим Грановский – ваш верный друг и начальник, и вы собираетесь подменять его в офисе на время его отлучения из страны, – он ехидно уставился на Никиту. – Стало быть, будете управлять конторой?
– Стало быть так, – повторил Никита, слегка раздражаясь. – Позволите забрать документы или заехать в другой раз?
– Торопитесь значит… Вы знаете, почему люди торопятся жить?
– Нет. Вероятно, вы знаете.
– Я знаю многое. Белка в колесе тоже торопится, утопая в надежде, что круг подойдёт к концу, и ей откроется мир свободы. Но круг есть бесконечность, и у него нет точки возврата. В таком случае куда она так торопится?
Нотариус зловеще осклабился, слегка отвернув голову в сторону, при этом глаза его смотрели на собеседника. Тон его речи носил издевательский характер, и Никита нахмурился. Происходящее казалось ему странным и неуместным. В отличии от всяких безумных белок и людей пробки не станут изменять своим планам, чтобы внести хаоса в дорожное движение, думалось Никите. Ему совершенно не хотелось попасть в час пик, а затянувшаяся встреча с нотариусом сулила именно такой неблагоприятный исход вечера.
– Простите меня, Лев Викторович, я правда опаздываю.
– Хорошо. Я вас больше не задержу. Только ответьте на последний вопрос: вы собираетесь примерить место руководителя рекламного агентства, а в своей жизни вы руководитель или подчинённый?
Смущенный Никита встал, забирая кейс.
– Извините, я зайду в другой раз.
Ядовито усмехаясь, нотариус протянул руку к близлежащей папке и, взяв её, отдал Никите.
– Любовь, как вижу, в вашей жизни лишь древний миф забытых книг; впрочем, как и сама жизнь. Вы романтик в душе, но рассудок ваш склонен к реализму. Всего доброго, Никита Андреевич, и не забывайте, что, как бы быстро белка не крутила колесо, это не вернёт ей волю. Тогда как умиротворения легко достичь, изменив привычный ход мыслей. Порой достаточно минуты, чтобы обрести покой, и минуты, чтобы навеки его потерять.
Никита не сумел ничего сказать. Забрав папку, он пожал руку нотариусу и более чем растерянным такой встречей вышел из кабинета в сторону лифта.
А тем временем на первом этаже этого здания в холле банка сидела взволнованная Евгения Жукова. Посмотрев на экран мобильного – прошло двадцать пять минут ожидания – она убеждала себя, что всё под контролем. Но чем дольше она это делала, тем сомнительнее становилась перспектива намеченного дела. Вот бы услышать голос, веющий поддержкой! Но телефон предательски молчал, и она убрала его назад в сумку.
С тех пор, как в жизни девушки произошли грандиозные перемены, времени ни на что не хватало. А сегодня вдобавок она спешила на очень важное мероприятие. Страх не поспеть к назначенному времени одолевал с новой силой. Ведь даже такая уважительная причина, как воплощение мечты в реальность, никак не оправдала бы её опоздания в столь знаменательный день.
Пока её голова полнилась тревогой, рядом на банкетку присел мужчина в изношенных шляпе и костюме, отливающем жирным блеском.
– Жизнь – это эфемерная преисподняя, – хрипло сказал он, и Жене показалось, говорил не человек, а скрипели несмазанные шестеренки.
– Простите, вы это мне? – уточнила Женя, взглянув на мужчину.
Он сидел с опущенной головой. Его серое обветшалое лицо скрывала чёрная шляпа с широкими полями. Пальцы, длинные и кривые, как ветки безобразного дерева, покоились на коленях.
– Да. Люди склонны полагать, что есть ад и рай – потусторонние миры душевной опочивальни. Но ведь ад и рай можно обрести, ходя ногами по земле. Вы со мной согласны?
Женя обронила невинную улыбку.
– Возможно.
– В вашу голову не уложить того, что пытаюсь до вас донести. Ступайте и не забудьте посмотреть на часы у выхода. Вероятно, это поможет избежать опоздания туда, куда вы так настойчиво спешите.
Женя опасливо взглянула на мужчину. Он встал и, приподняв шляпу, обжег её ненавистным взглядом. Над левой бровью красовалось клеймо, напоминающее зодиакальный круг. В тот же миг усталый клич динамика призвал обладателя талона С666. Женя вспорхнула с места, избавляя разум от скверны, посеянной незнакомцем, и вскоре с полученными документами неслась прочь от кабинки банковских операций.
Огибая по пути встречных людей, ей вспомнились слова неприятного мужчины, и она без воли повернула голову в сторону. Часы на стене, отбивающие ритм, участвовали в молчаливом заговоре исключительно против неё. Очередная потерянная минута добавлялась к получасу, просиженному в холле, и возможность успеть вовремя уменьшилась в геометрической прогрессии.
Так она не заметила, как добежала до лифта, опустившегося вниз. Двери неожиданно распахнулись, из тесной кабины шагнул Никита, и Женя, ещё смотрящая в сторону, врезалась в него с такой силой, что кейс вылетел из рук Никиты и с неприятным треском приземлился на кафель. Он хотел выругаться, но мимолетно взглянув на девушку, остановился, как вкопанный. Мгновение было секундным, но ему показалось, прошла целая эпоха. Хронологию её движений сознанье воспринимало замедленным ритмом. Какое-то неведомое до ныне ощущение электрическим током пробежалось по телу, покрывая спину дрожью, а ладони – испариной.
Она подняла кейс и равнодушно протянула ему.
– Ради бога, извините, я не хотела!
Их глаза встретились. Ах, что это был за взгляд! Томный, очаровательный, безвинный. Её чёрные, словно ночь, глаза испуганно глядели ему в душу, побуждая её встрепенуться. Их пленительный блеск казался фантастичным, и Никита не был уверен, что девушка – не мираж богатого воображения. Крупные завитки каштановых волос падали ей на плечи, выделяя милое лицо; нос был правильной формы; тёмные брови пленяли густотой; полные, чувственные губы слегка приоткрылись. Он подметил, что тёмно-синие блейзер и брюки отлично подчеркивали её стройный силуэт.
Пока Никита не мог оторваться от девушки, Женя подскочила на ноги. Что-то белое скользнуло из её кармана и, свершив многочисленные пируэты в воздухе, удачно приземлилось на кафель. Никита бессознательно глядел, как очаровательное создание устремилось к выходу, как стеклянные двери распахнулись и выпустили её в мир гуляющего ветра. Он не смел двигаться. Его руки и ноги приковало к полу, и тело, скованное невесомостью, не хотело подчиняться. В воздухе упоительно витал аромат духов той, что растворилась в серости города за прозрачными стеклами.
Он ещё боролся с призрачными ощущеньями, когда в кабину лифта скользнула Ангелина Петрова, пятью минутами ранее спустившаяся на первый этаж к кофейному автомату. Она одарила спину Никиты взглядом, полным обожания, и уже собиралась нажать кнопку «два», как вдруг в кабину шагнул мужчина в драповом пальто и с борсеткой в руках. Глаза Ангелины Петровой превратились в два огромных шара.
– Здравствуй, Ангелина, – сухо обронил мужчина. – Никита Соколов не приходил? У меня сегодня встреча с ним, а я как назло попал в пробку.
Ангелина вся побелела.
– Лев Викторович, так ведь вы только что были в кабинете, приняли его, и он ушёл, – промямлила она.
– Что за вздор? – раздраженно буркнул он, нажимая кнопку «2».
Услышав диалог в лифте, Никита обернулся. В кабине стоял нотариус, недавно сыплющий на него философией, только без тату на левой брови. Его гневный облик и безразличный взор сокрыли тяжелые двери. Никита встряхнул головой, не понимая, что произошло. Но одна мысль сильно давила на остальные, и он снова повернулся к дверям выхода: девушка исчезла. Никита уронил взгляд в пол, где лежал картонный прямоугольник, выпавший из её кармана. Он поднял его и бросился к выходу в надежде догнать девушку. Двери лениво разошлись в стороны, и он огляделся вокруг. По улице Ополчения сновали угрюмые пешеходы на тротуарах и сигналили машины, возмущенные затором. И среди этой отчужденной толпы нигде не мелькало лицо незнакомки.
Никита опустил глаза и оглядел находку. Это была визитка. Сверху курсивным шрифтом значилось: «Салон красоты у Маргарет», внизу – адрес и номер телефона.
– Значит говоришь у «Маргарет»?! – прошептал Никита, загадочно улыбаясь. – Вот ты и попалась, таинственная незнакомка!
Глава 2
Заботливо накрывая землю одеялом мерцающих звёзд, сумерки опустились на здания мегаполиса, убаюканные звуком ревущих машин. Никита ехал в общем потоке, увлеченный мыслями, и загадочная улыбка не покидала его губ. В голове порхал образ простоты, непорочности и вдохновения – образ очаровательной девушки, блеск её чёрных глаз, весело танцующие по плечам кудряшки. Где она сейчас? Вот бы отмотать время назад и побежать за ней вдогонку, немедля ни минуты, узнать её имя и номер. Он достал из кейса визитку и прочёл ещё раз напечатанное курсивом. Чем дольше его глаза бегали по печатным буквам, тем шире становилась его улыбка. Светофор загорелся зелёным, и еле ползущий поток, подобно тяжёлому составу поезда, двинулся с места. Не успев проскочить на зелёный, Никита остановился у стоп-линии.
Ему не терпелось поехать в салон, таящий разгадку, с кем на этот раз столкнула его судьба. Он упоенно представил, как будет заигрывать с девушкой, а она, не сдерживая смеха, пуститься с ним в ярую дискуссию кокетства. Он был полностью уверен, что очарует её безо всяких усилий.
Та самоуверенность подпитывалась многолетним опытом в любовной практике. Он рос тихим, скромным мальчиком, чего не сказать о студенческих годах – он пользовался завидным вниманием сверстниц. Его харизма сводила девушек с ума; они считали его остроумным и находчивым. За время студенчества его личные отношения с женским полом имели характер скабрезного наваждения (именно так он называл мимолетные интрижки), или легкого флирта. Реже они выливались во что-то более весомое. Тем, кому не давал ни малейшего шанса на близкие отношения, искали в нём друга. Однако та дружба приносила одни расстройства, когда невинные помыслы всё же сводились к желанию стать для него кем-то большим, чем просто подругой.
Тем не менее пламенным чувствам к девушкам он отдавался не полностью, тогда как в творчестве выкладывал всю душу и тело. Живопись была его страстью! Каждый раз, начиная работу над произведением искусства, он закуривал «Капитан Блэк» и начинал водить кистью по холсту с заметным воодушевлением. Ничто не могло усмирить в нём потребность излить на бумагу те чувства, что тревожили его поэтичную душу; ничто бы не сумело вызволить его из рабства непорочных фантазий. Он был покорен неистовой страсти, порой пренебрегая обедом и сном.
– Ради любимого дела я готов на любые жертвы! – говорил Никита друзьям.
Предпочтение он отдавал пейзажам, поскольку для портретов, согласно его мнению, необходимо исключительное вдохновение, подаренное лишь «живописным» видом изображаемого человека. А в его ближайшем окружении таких людей не наблюдалось.
Подлинное влечение к искусству проявилось ещё в детстве Никиты на горькую беду его отца – Андрея Ивановича. Он, как бывший майор УВД, всю жизнь положивший к ногам работы, хотел, чтобы любимый сын пошёл по стопам правосудия. С ранних детских лет Андрей Иванович внушал Никите, что правильнее всего сделать выбор в пользу военной или гражданской службы Отечеству. Но мальчик рос и всё больше времени проводил, разгребая завалы маминых рукописей.
Любовь Петровна – мать Никиты, посвятившая себя искусству слова, в частности сочинению современных детективов, работала дома и лишь изредка появлялась в редакции с готовым материалом для печати. Никита украшал последние страницы её черновиков гуашью в тему к содержанию книг. И в ту минуту отец понимал, что шансы отдать мальчика в военную академию или полицию, таяли на глазах. Сын отдалялся. Душою он близок творческому настрою матери, в глазах которой Никита оставался несмышлёным ребёнком. Она называла его: мой маленький Ники, что выводило из себя Андрея Ивановича. В отличии от жены он не считал Никиту юнцом. Его брала ужасная досада от вероятности, что сын пойдёт по творческому бесполезному пути. Он так мечтал сделать из сына приличного гражданина, что закрывал глаза на его внутренние потребности реализоваться, как художник. Бывший майор испробовал всевозможные методы, доказывающие, что именно он авторитет в семье. А когда те не дали желаемых результатов, Андрей Иванович прибегнул к хитрости подкупа и на совершеннолетие Никиты сделал ему дорогой подарок, купленный на тайные сбережения. Тем он хотел доказать, что его профессией проще заработать, чем ремеслом художника. Но вопреки надеждам отца чёрная Теана не смогла убить в Никите натуру творческой личности.