Заканчивается роман описанием последней встречи Мак-Грегора и Эссекса, встречи двух противников, определивших свои места в противоположных лагерях. Эссекс – это символ лагеря реакции, империализма и войны. Мак-Грегор – представитель могучего, растущего и крепнущего с каждым днем лагеря мира. Образ Мак-Грегора – это собирательный образ многочисленных борцов за мир в Англии, в ряды которых приходит все больше и больше простых честных людей, готовых вести беззаветную борьбу за мир, демократию и национальную независимость своей страны Когда Эссекс говорит Мак-Грегору, что он, Эссекс, и те, кто стоит за ним, намерены продолжать свою политику в Иране, Мак-Грегор с твердой уверенностью отвечает ему: «Может быть, вам и удастся помешать урегулированию азербайджанского вопроса путем непосредственных переговоров, удастся осуществить в Нью-Йорке то, что у вас сорвалось в Лондоне. Может быть, не знаю. Но я твердо знаю, что все равно вам не удержать Ирана в полном подчинении, как бы вы ни хотели этого».
Эти полные большого значения слова, вложенные автором в уста Мак-Грегора, находят свое подтверждение в событиях, которые развертываются в Иране.
В условиях обостряющегося общего кризиса капитализма и ослабления системы мирового империализма, с одной стороны, и упрочения лагеря демократии и социализма – с другой, национально-освободительное движение иранского народа в последние годы достигло большого размаха.
Все попытки англо-американских империалистов подавить это движение безуспешны. Антиимпериалистическое, демократическое движение в Иране требует уничтожения цитадели английского империализма в Иране и на всем Среднем Востоке – Англо-Иранской нефтяной компании. Под давлением народных масс иранский меджлис принял в марте 1951 года закон о национализации нефтяной промышленности. Однако иранское правительство, послушное диктату американских монополистов, стремится решить вопрос о нефти таким путем, который находится в прямом противоречии с требованиями народных масс. Лидеры иранского правительства пытаются обмануть народ и, заключив сделку с американскими монополистами, хотят вторично отдать нефть империалистам, на этот раз американским. Иранский народ энергично протестует против попыток сговора иранских правящих кругов с американскими империалистами, и сила этих протестов, несмотря на кровавые репрессии иранского правительства, растет с каждым днем. Созванный 12 мая 1951 года «Национальным обществом борьбы против империалистических нефтяных компаний в Иране» стотысячный митинг с большим подъемом принял резолюцию, в которой потребовал «немедленного устранения из Ирана узурпаторской бывшей Англо-Иранской нефтяной компании» и с возмущением отверг циничное вмешательство американских империалистов во внутренние дела Ирана.
Основной силой антиимпериалистического движения в Иране является рабочий класс, сплачивающий на борьбу трудящихся города и деревни. Во главе этого движения идет Народная партия Ирана, с 1949 года ведущая свою работу в условиях подполья. Народное движение борется не только за национализацию нефтяной промышленности: оно требует отмены военных соглашений, заключенных иранским правительством с Соединенными Штатами, предоставления иранскому народу демократических свобод, улучшения условий труда иранских рабочих. Борьба народных масс за мир, демократию и независимость в Иране растет и ширится с каждым днем.
Боевой дух и массовый характер антиимпериалистического движения в Иране являются залогом победы иранского народа над своими внутренними и внешними врагами.
Роман Джеймса Олдриджа «Дипломат» не свободен от недостатков. Произведение выиграло бы, если бы наряду с Мак-Грегором в нем были выведены другие прогрессивные представители английского народа. Автор ставит рядом с Мак-Грегором Асквита и Кэтрин Клайв как его соратников по борьбе против Эссекса и всего того, что Эссекс в себе воплощает. Однако и Асквит и Кэтрин Клайв – явление не столь характерное для прогрессивного движения. Лагерь борцов за мир и демократию тем и силен, что в него входят миллионы простых людей, миллионы трудящихся.
Автор слабо показал жизнь советских людей, что свидетельствует о недостаточном знании им нашей советской действительности.
Однако, несмотря на эти недостатки, роман Джеймса Олдриджа «Дипломат» представляет собой крупное явление в современной английской литературе. Это не просто хорошее художественное произведение, это значительный вклад в дело мира.
В. Григорьев.
Книга первая: «Лорд Эссекс»
ГЛАВА ПЕРВАЯ
Лорд Эссекс сидел в самолете «дуглас», курил трубку и дожидался, когда за ним приедут. Самолет попал в снежную бурю, механизм управления обледенел, и пришлось сделать вынужденную посадку. Теперь самолет лежал на брюхе среди пустынной русской равнины, над которой гулял ветер и беззвучно кружились снежинки. Лорд Эссекс, сидя у маленького окошка, вглядывался в снежную мглу и очень сожалел о том, что возраст не позволил ему отправиться вместе с Мак-Грегором и русскими на поиски жилья и какого-нибудь транспорта.
Когда человеку стукнуло пятьдесят восемь лет, его, естественно, уже не берут с собой в таких случаях, хотя бы он и выглядел на десять лет моложе. Эссекс щеголял своим цветущим здоровьем и категорически отказывался стариться. У него было свежее румяное лицо, самоуверенный взгляд и породистый, с горбинкой нос. Он удобно расположился в мягком кресле, и его даже клонило ко сну; внезапное и опасное приземление он, повидимому, принял вполне хладнокровно. Его больше беспокоил храп пассажира, сидевшего позади, и мысль о том, что в Москву он приедет с опозданием на сутки. Опоздать на целый день – это весьма и весьма неприятно, когда едешь с миссией, которую нужно выполнить как можно скорее. А если бы не это, лорд Эссекс только радовался бы неожиданному происшествию. С такими счастливчиками, как он, всегда что-нибудь приключается. Уж непременно подвернется какая-нибудь вынужденная посадка или еще что-нибудь в этаком романтическом духе. Эссексу чрезвычайно нравилась его роль пятидесятивосьмилетнего искателя приключений – при условии, разумеется, чтобы все кончилось благополучно. Только вот досадно, что нельзя вместе с Мак-Грегором идти по этой темной снежной пустыне.
Мак-Грегор ушел с русскими, не испросив позволения у Эссекса. Эссекс догадывался, что это не случайно, хотя впервые в жизни увидел Мак-Грегора на лондонском аэродроме. А ведь он сам выбрал Мак-Грегора себе в помощники и вправе ожидать от него некоторой почтительности. Нельзя сказать, что Мак-Грегор невежлив, но для чиновника из департамента по делам Индии он держится слишком независимо, а главное – у него слишком умное лицо. Вопрос о поездке Эссекса в Москву решился в течение нескольких часов, и он, просмотрев личное дело Мак-Грегора, выбрал его как лучшего специалиста по Ирану. За время совместного путешествия Эссексу не удалось приручить Мак-Грегора. Даже вынужденная посадка не расшевелила его, и в самый страшный момент аварии он был не менее хладнокровен, чем сам Эссекс. В пути, обмениваясь с ним краткими, отрывочными замечаниями, Эссекс успел уловить какое-то непонятное легкое противодействие, какую-то настороженную сдержанность, а то и неудовольствие; Эссексу это совсем не нравилось. Выполняя такое важное поручение, нужно иметь ревностного и усердного помощника, от этого может зависеть исход всей миссии. Пора прибрать Мак-Грегора к рукам: когда они приедут в Москву, ему понадобится вышколенный Мак-Грегор.
Пассажир позади Эссекса опять захрапел, и Эссекс, перегнувшись назад, тронул его за плечо, чтобы прекратить храп. Потом он поджал ноги, укрылся подбитым мехом пальто и постарался уснуть, думая о предстоящем свидании с Молотовым. Эссекс начнет с того, что поострит по поводу своей вынужденной посадки. Это будут чисто английские остроты. Молотов, быть может, не найдет в них ничего смешного. Во всяком случае. Молотов улыбнется и в ответ тоже скажет какую-нибудь шутку. Язык у него острый. Шутка будет тонкая и даже веселая, но с политической подоплекой, потому что русские не забывают о политике, даже когда шутят. Они всегда говорят, как будто посмеиваясь, но в их словах чувствуется гордость, и в вопросах политики они всегда бьют в одну точку.
Когда Эссекс проснулся, возле него сидел Мак-Грегор. Кроме них в самолете никого не было.
– Ну, Мак-Грегор, – спросил Эссекс, – как дела? Нашли какую-нибудь деревню?
– Нашли крестьянский дом, – ответил Мак-Грегор. – Повидимому, за полем, к северу отсюда, есть деревня. Пилот достанет сани, и мы поедем туда.
– А как мы доберемся до Москвы?
– Там, в деревне, видно будет. Один из летчиков отправился в военный лагерь, он надеется достать машину.
Мак-Грегор и сейчас держался с той осторожностью, которая так не нравилась Эссексу.
– Как далеко отсюда до Москвы? – спросил Эссекс.
– Миль сорок.
– А когда подадут сани? – Эссексу приходилось задавать вопрос за вопросом, потому что Мак-Грегор явно не собирался снабжать его более подробными сведениями.
– Они должны быть с минуты на минуту.
– И то хорошо, – проворчал Эссекс.
Мак-Грегор не ответил, и в пустом, холодном самолете воцарилось молчание. Эссекс опять закурил трубку, а Мак-Грегор сидел не шевелясь, словно не хотел мешать Эссексу и даже напоминать ему о своем присутствии.
– Мы, очевидно, не попадем завтра к Молотову, – наконец заговорил лорд Эссекс, лениво потягиваясь.
– Да.
– Правда, мы не уславливались точно о дне и часе свидания, но мне хотелось повидаться с ним завтра же, чтобы как можно скорее приступить к делу.
Мак-Грегор молча слушал.
– Вы можете сразу приняться за работу? – спросил его Эссекс.
– Не знаю, – ответил Мак-Грегор. – Мне дали только пачку документов и очень краткую сводку сэра Роуленда Смита. Я даже повестки дня не знаю.
– Никакой повестки дня нет, – сказал Эссекс. – Русские не хотят разговаривать, не хотят высказываться определенно, так что нам придется принимать решения на ходу. Надеюсь, Мак-Грегор, что вы не подведете меня. Вы в самом деле знаете Иранский Азербайджан? Потому что разговаривать с русскими нужно, имея точные сведения. Вы, кажется, работали в Лондоне по Северному Ирану?
– С полгода.
– А долго вы жили в Иране?
– Почти всю жизнь.
– Отлично. Значит, вам известно положение, и вы поймете, чего мы должны добиваться в Москве. Указания я получил самые общие, а именно: заставить русских уйти из Иранского Азербайджана и восстановить власть тегеранского правительства. Не очень конкретно, правда?
– Повидимому.
– Перед нами трудная задача, Мак-Грегор, – продолжал Эссекс. – Ведь всего неделя прошла с тех пор, как все попытки нашего министра иностранных дел на Московской конференции провалились. Так что нам придется начинать все сызнова. Но ничего, я думаю, мы справимся. Правда, мы не очень хорошо подготовились: мы не знаем, чего хотим, а это самое главное. Какой материал дал вам Роуленд Смит?
– Это преимущественно документы, подготовленные для Московской конференции.
– Пригодятся они?
– Я еще не все прочел.
Положительно, этого Мак-Грегора ничем не проймешь!
– Я лично не придаю особого значения бумажкам, так что можете не беспокоиться об этом. Для меня гораздо важнее, чтобы вы знали суть вопроса. Живой человек, хорошо знающий свое дело, стоит больше, чем целый грузовик документов. Я вообще не понимаю, как это вас не взяли на Московскую конференцию.
– Сэр Роуленд поехал сам, – сказал Мак-Грегор.
– Знаю, но вряд ли он так хорошо знаком с Ираном, как вы. – В тоне Эссекса совсем не чувствовалось желания польстить своему помощнику. Он улыбнулся. – А сейчас вы рады, что едете, Мак-Грегор?
– Я ничего не имею против,- вежливо сказал Мак-Грегор.
– Ах, вот как, ничего не имеете против?
– Да. Но я хотел бы знать, сколько мы пробудем в Москве? – Это был чуть ли не первый вопрос, с которым Мак-Грегор обратился к Эссексу с тех пор, как они вылетели из Лондона.
– Вот уж не знаю, – сказал Эссекс. – А что, у вас есть дела поважнее?
Мак-Грегор промолчал, и Эссекс подумал, что молодой человек, наверно, покраснел. Еще бы не покраснеть! Потом Эссексу стало жаль Мак-Грегора, и он, засмеявшись, хлопнул его по коленке.
– Долго мы здесь не задержимся.
– Мне просто нужно поймать в Лондоне одного человека, вот и все.
Мак-Грегор явно был смущен, и Эссексу это доставляло такое большое удовольствие, что он решил продолжить разговор.
– Когда? – спросил Эссекс.
– Недели через две.
– Ну, к этому времени мы вернемся, – сказал Эссекс. – А если нет, вы можете ему позвонить из Москвы. Телефонная связь, вероятно, восстановлена. А это очень важное дело?
– Может оказаться важным. – Мак-Грегор, видимо, счел неудобным уклониться от объяснения. – Человек этот должен приехать из Ирана, и я хочу поговорить с ним о моем возвращении туда, на прежнюю работу.
– Да? – Эссекс зажег спичку и, поднося ее к трубке, покосился на Мак-Грегора. – Я, помнится, читал об этом в вашем личном деле. Вы были геологом или что-то в этом роде в Англо-Иранской нефтяной компании?
– Да, именно… что-то в этом роде, – сказал Мак-Грегор.
– А точнее, кем вы работали?
– Я – микропалеонтолог.
– Это что еще такое?
– Палеонтолог, специализировавшийся на микроископаемых.
– Я думал, вы геолог.
– Это входит в геологию.
– Довольно отвлеченный предмет, а?
– Пожалуй.
– И вы хотите вернуться к этой своей палеонтологии?
– Если удастся.
– Значит, вы не собираетесь оставаться в департаменте по делам Индии?
– Нет, – ответил Мак-Грегор. – Меня, можно сказать, мобилизовали на эту работу.
– Мне кажется, Мак-Грегор, что вы упустите свое счастье, если уйдете из департамента. Ведь наша поездка – прекрасное начало карьеры для вас. Чего ради вы будете возиться с этой вашей геологией или, как ее там, палеонтологией?
– Это моя специальность, – медленно сказал Мак-Грегор.
– А давно вы не работаете по своей специальности?
– С начала войны. Около шести лет.
– Я думаю, вам не так-то легко будет вернуться к своей работе?
– Даже очень трудно.
– Ну, что ж, каждому свое. Но неужели, проработав восемь месяцев в департаменте по делам Индии, вы не убедились, что дипломатия интереснее геологии?
– Я очень мало знаю о дипломатии. – Мак-Грегор все-таки оттаял немного. – Я очень удивился, что меня посылают с вами.
– Я, дорогой мой, сам выбрал вас.
– Я никак не мог понять почему, – с запинкой сказал Мак-Грегор.
– Видите ли, Мак-Грегор, когда я выбираю себе помощника, я прежде всего ищу настоящего человека, а не хорошего чиновника. Я люблю людей молодых; вам тридцать лет, это как раз подходящий возраст, чтобы начинать карьеру. Разумеется, я остановил свой выбор на вас потому, что вы жили в Иране, знаете местные языки, но у вас есть и еще кое-какие преимущества. Вы человек новый в нашем деле, отличились на войне – Военный крест, кажется?
– Так точно, сэр.
Только в этом сказались следы военной выучки Мак-Грегора.
– Хороший послужной список за время войны – это большой козырь, особенно на нашем поприще. – Эссекс говорил со знанием дела, ибо у него самого был хороший послужной список: не только Военный крест, но еще и Орден за боевые заслуги. Эссекс смотрел на войну, как на необходимую часть жизненного опыта, и своим личным военным опытом был весьма доволен.
В первую мировую войну он с самого начала очутился во Франции, а на второй год войны уже был офицером гвардейского кавалерийского полка, в котором по традиции служили Эссексы, и командовал участком фронта в полкилометра на Сомме. Собственно говоря, когда Эссекс не лгал самому себе, он сознавался, что ему не понравилось на Западном фронте, и хотя во время редких отпусков он вдоволь наслаждался щедрым гостеприимством Парижа, однако перевод на Средний Восток доставил ему величайшую радость. В Каире Эссекс нашел то, что рассчитывал найти в любом городе земного шара: досуг, деньги, комфорт, почет и благополучие, а сверх того приключения, не слишком многочисленные, но зато увлекательные. В качестве штабного офицера в чине майора он побывал на берегу Красного моря вместе с Лоуренсом и Стендишем и сразу же угадал в них людей, которые войдут в историю. Ради одного этого стоило повоевать. Не забыть рассказать об этом Мак-Грегору: нынешним молодым людям полезно знать, что не только одни они испытали, что такое война; особенно это относится к Мак-Грегору, который, судя по его послужному списку, довольно долго пробыл в африканском кавалерийском летучем отряде, а это, разумеется, единственная воинская часть, заслуги которой в последней войне можно сравнить с подвигами солдат Лоуренса. Это была еще одна из причин, побудившая Эссекса выбрать Мак-Грегора, однако Эссекс не упомянул о ней. Вместо этого он сказал Мак-Грегору, что известную роль сыграло знание им русского языка.