– Я не знаю. Но если я здесь, значит, Там – уже кончено.
Возвращение – Песнь 1. Куплет 3
Я приехал на Ленинградский вокзал в начале одиннадцатого вечера и сразу взял билет. Паша, наверное, уже трясся в брянском поезде. Я мысленно пожелал ему счастливого пути. До моего поезда оставалось еще более двух часов.
Немного побродив по площади трех вокзалов, среди карманников, торгашей и вонючих оборванцев, я решил отправиться в зал ожидания и скоротать время там. На вокзале встретил патруль, но на этот раз все окончилось благополучно. Скользнув глазами по моему военному билету, капитан – начальник патруля – отдал честь и пожелал хорошей дороги. Я поблагодарил его и поспешил скорее с глаз долой. Патруль пошел дальше.
Зал ожидания находился на втором этаже, я поднялся по лестнице и прошел в просторное помещение, заставленное скамейками, на которых сидели или лежали люди. Кто-то разговаривал, кто-то спал. В проходах стояли их сумки и тележки.
Странное место вокзалы – почему-то они напоминают мне всю мою страну: такие же неустроенные и неуютные, словно всем своим существом призванные символизировать дорогу, беспокойное сидение на сумках, нервы и тягостное ожидание. В России все мы непрерывно находимся в пути – от одной точки к другой, всюду мы чужие, будто провинциалы, заброшенные нелегкой в суматошную столицу.
Я сел на скамейку в дальнем конце зала. Справа находилось что-то вроде закусочной, там тянули пиво несколько одиноких пассажиров, ждущих поезда, и негромко играла музыка. Я достал мобильный телефон, набрал питерских друзей – предупредить о своем приезде.
Окончив разговор, убрал мобильник назад в карман и закрыл глаза, меня клонило в сон. Но спать было нельзя, потому что тогда я рисковал проспать поезд. Поэтому я просто отключился по армейской привычке, расслабился, бодрствуя, словно компьютер, переведенный в ждущий режим.
В армии я служил радистом, в связи с чем мне часто приходилось сидеть на одном месте вот так: отключившись, одев наушники и слушая белый шум эфира, до очередного выхода на связь. Армия вообще хорошо учит правильно расходовать энергию: забирая всю ее без остатка, она заставляет тебя использовать любое время отдыха по максимуму, при этом в любой ситуации оставаясь готовым сорваться и выполнять поставленную задачу.
Так я просидел с полчаса. В сознании мелькали цветные картинки, разрозненные образы – из прошлого и настоящего, сумбурно смешавшиеся в моей голове; зал вокруг меня переговаривался, гудел десятками голосов, изредка оглашался сообщениями диктора, объявлявшего прибытие или отправление поездов.
Наконец я открыл глаза. Часы на дальней стене мерцали красными цифрами, показывая без двух минут одиннадцать вечера. Все равно еще слишком много времени до поезда. Я решил спуститься на перрон и перекурить.
Подходы к перронам были забиты людьми, на путях стояли поезда, глядя грустными глазами в стеклянные витрины вокзала. Мимо гремели тележками и тащили сумки. Кто-то с кем-то прощался, кто-то кого-то приветствовал; все это вихрем кружилось вокруг меня, пока я втягивал клубы сизого сигаретного дыма. Молодые и старики, военные и гражданские… весь мир, сжатый до размеров одного вокзала – квинтэссенция бытия – в котором всегда есть точка отправления и точка прибытия… и никаких шансов на возврат.
Докурив, я вернулся в зал ожидания. Народу прибавилось. Недалеко от скамейки, на которой до этого сидел я, расположилась группа дембелей – в беретах, новых «комках», расшитых аксельбантами, звенящих металлом разноцветных значков, сверкающих золотом эмблем на петлицах.
Эти, судя по эмблемам, были инженерами, ну или строителями, потому как легендарный стройбат в нашей армии тоже относится к инженерным войскам. Я сел на свою скамейку – ее за время моего отсутствия так никто и не занял.
Дембеля пили пиво и о чем-то оживленно переговаривались. Я снова попытался отключиться. Закрыл глаза и откинулся на спинку скамейки, вслушиваясь в окружающие меня звуки. Монотонно гудел вокзал, сновали и переговаривались люди, шуршали сумками и чемоданами – обычная какофония многолюдных мест. Медленно тянулось время…
…Заснуть не получилось, я открыл глаза. Ко мне приближался один из дембелей. Чего ему еще?
– Здорово, брат, – с ходу начал дембель, приблизившись ко мне, – домой?
Я потянулся и посмотрел на часы: около двенадцати. Потом перевел взгляд на своего нежданного собеседника:
– Да, домой.
– Дембель?
– А как же!
– Тогда давай к нам! – он показал на свою компанию, – Мы тоже на дембель.
Общаться особо не хотелось, но тут уже и остальные дембеля потянулись к моей скамейке. Отговориться не получалось.
– Здорово, – с ходу начали подошедшие бойцы, – на дембель?
– На дембель, на дембель, – ответил за меня их товарищ, который подошел первым, – наш человек! Он повернулся ко мне, – кстати, меня Вовчиком зовут.
Я представился и пожал протянутую ладонь.
Потом процедура повторилась в отношении остальных дембелей. Саня, Киря, Миха, Артем…
– А мы смотрим – один сидишь, все гадали: дембель – не дембель, потом решили подойти. Ты куда едешь?
– В Питер.
– А мы в Мурманск. У нас поезд через сорок минут. Выпьешь с нами?
От предложенной выпивки я не отказался, да парни мне и не дали бы. Дембель – святое. Я выпил пива. Разговорились.
– А нас, прикинь, всех в один день призвали и в одну часть отправили, под Нижний, в стройбат. В один день и дембельнулись.
– Везет вам…
– А ты чего один? У вас что, питерских не служило?
– Служили. Но они либо раньше уехали, либо еще в части, ждут своего часа.
– Ага, понятно. А у нас все – лафа, гуляем!..
Потом мы ходили курить и взяли еще пива. Время ускорилось, я больше не скучал – мурманские дембеля оказались веселыми и, в общем-то, хорошими ребятами.
– А ты где служил?
– Радистом в саперном батальоне танковой дивизии.
– Чего-то у тебя сложно все…
– Как уж определили.
– А нас всех – прямиком в стройбат. Всю службу генералам дачи строили.
– Бывает…
– Главное, что проходит.
– Это точно!
За разговорами и выпивкой сорок минут пролетели незаметно. Парни начали собираться. Я спустился с ними на перрон.
– Ну, давай, брат, удачно тебе доехать, – прощались со мной новые знакомые.
– И вам, пацаны. Много не пейте.
– Много не будем! Мало тоже! Дембель!
– Ага.
Мы распрощались. Мурманские сели на поезд, и через пять минут он отошел. Я посмотрел на часы: до моего поезда оставалось чуть больше получаса. Возвращаться в зал ожидания не стал, остался на перроне. Взял себе еще пива.
Один за другим от перрона отчаливали поезда, оглашая вокзал прощальными гудками. Мимо по-прежнему сновали люди, тени, их чемоданы и сумки. Я купил сборник анекдотов, пробежал его глазами под фонарем, пока не наскучило. Понаблюдал за людьми. Допил пиво.
Полчаса пролетели незаметно. Мой поезд подали к перрону. Я выбросил журнал с анекдотами в урну, купил себе еще одну бутылку пива и пошел искать свой вагон. Сзади остался страдающий вечной бессонницей вокзал.
Вагон нашел быстро – он был в хвосте поезда, то есть близко к началу перрона. Показал билет проводнику и прошествовал в полутемный плацкарт. Впереди меня шевелились мои невольные попутчики, медленно ползущие по проходу; те из них, чьи места оказались ближе к входу, уже раскладывали вещи. Я отыскал свое место – нижняя полка сбоку в середине вагона. Закинул сумку на самый верх и сел. Перевел дух.
Полумрак вагона, шевеление движущихся людей, свет фонарей, разлитый по перрону за окном, другой поезд, замерший на путях по ту сторону платформы. Я снял китель и повесил его на вешалку, фуражку убрал на верхнюю полку, к сумке. Поставил на столик бутылку пива. Посмотрел на нее. Вздохнул. И вышел подышать на перрон, время до отправления еще оставалось.
Пахло особым вокзальным духом: углем, резиной, чем-то еще. Мимо продолжали сновать люди. Я стоял и смотрел в небольшую лужицу под ногами. Голова была тяжелой от усталости: сказывалась прошлая ночь с проводами в части и, как следствие, коротким сном, да и сегодняшний бурный день наложил свой отпечаток. Выпью пиво и буду спать – решил я.
С этими мыслями вернулся в вагон. До отправления оставалось минут пять.
Пока меня не было, соседнее место заняла молодая девушка, лет восемнадцати-девятнадцати. Довольно милая на вид. Расположившись, она теперь смотрела в окно. Оставленная мной бутылка пива роняла блики от фонарного света, заползавшего сквозь стекло, на поверхность стола. Мне стало как-то неловко за нее, за эту бутылку пива.
– Здравствуйте, – сказал я девушке, усаживаясь на свое место.
– Здравствуйте, – тихо ответила она и продолжила смотреть в окно.
Я поймал себя на том, что немного сконфужен. С чего бы вдруг? Мне стало еще более неловко. Отвык в армии от женского общества, отвык. Я поспешно придвинул бутылку с середины стола к себе и тут же открыл. Девушка бросила на меня короткий взгляд и сразу же снова отвернулась к окну. Я сделал большой глоток.
Поезд тронулся. Вагон нервно рванулся с места, качнулся, и перрон в окне пополз прочь. До свиданья, Москва, до свиданья! Я еду домой!
Минут через пять по вагону пошла проводница – проверять билеты. Я достал свой из кармана кителя и положил на край стола. Проводница подошла, быстро взглянула в него, затем в билет моей соседки и двинулась дальше. Я глотнул пива. За окном неслись заборы, депо, промышленные площадки с угрюмыми зданиями спящих цехов, скрюченными силуэтами подъемных кранов и дымящими сигарами труб. Вдалеке мелькали высотки спящих микрорайонов. Где-то в сумраке проплыла подсвеченная снизу прожекторами Останкинская телебашня.
Я взглянул на соседку: она убрала свой билет в сумку и достала оттуда книжку, название я не разглядел. Видимо, пока спать не собиралась. Я решил сходить в тамбур перекурить.
В тамбуре стоял худой мужик в вязаном свитере и дымил папиросой «Беломора». Увидев, что я достаю сигарету, молча протянул мне зажигалку. Я прикурил и кивнул ему в знак благодарности.
– На побывку? – спросил мужик.
– Насовсем. Дембель.
– Ну, поздравляю тогда, молодец!
– Спасибо.
Мужик докурил, потушил окурок в пепельнице, прилаженной к стене, и ушел в вагон. Я встал лицом к наружной двери и попытался разглядеть, что творится за маленьким замызганным стеклом. Но, к сожалению, ничего толком не увидел: снаружи царила тьма, лишь изредка разрываемая светом фонарей. Поезд выехал из столицы и разрезал пространство спящих пригородов.
Я выкурил сигарету, постоял минут пять, допивая пиво, потом выкурил еще одну. За окном промелькнула река, отражающая блеклые ночные огни, очередной подмосковный город, и мы понеслись дальше к северу. Домой.
Возвращаясь из тамбура, я выкинул пустую бутылку в мусоросборник и посетил туалет – его, наконец, открыли. Потом вернулся на свое место.
Моя соседка все так же читала книгу, как и пятнадцать минут назад. Увидев меня, она оторвалась от книги и спросила:
– Вы спать еще не собираетесь ложиться?
Спать вообще хотелось, но я еще не собрался. Да и просьба девушки мне была понятна: ее место было на верхней полке – если бы я собрался спать, ей бы тоже пришлось ложиться. Поэтому я ответил:
– Пока нет.
– Я тогда посижу, почитаю? – спросила она.
– Да, конечно. Вообще если хотите, я могу уступить вам нижнюю полку, мне все равно, где спать.
– Вы серьезно?
– Абсолютно.
– Ой, спасибо большое! – Она улыбнулась.
– Пожалуйста.
Мимо пронеслась какая-то маленькая пустынная станция, освещенная несколькими фонарями. В их смутных отблесках, светомузыкой проскакавших по нашему вагону, я смог разглядеть свою соседку лучше.
Симпатичное, немного детское лицо. Рыжие волосы и зеленоватые глаза. Небольшой носик и пухлые губки. Она мне понравилась.
– Интересная книга? – спросил ее я.
– Да, интересная.
– А о чем?
– Ну как вам сказать… – она улыбнулась, – обо всем.
– Понятно, – улыбнулся и я.
Свет в вагоне притушили до минимума, большинство пассажиров уже легли спать. Кругом царил полумрак, лишь изредка прорезаемый сполохами пролетающих мимо окон фонарей. Интересно, в такой темноте действительно можно читать?
– А вы военный? – спросила меня соседка спустя некоторое время.
– Теперь уже нет, я домой еду – на дембель.
– В Петербург?
– Да. А вы?
– Я тоже в Петербург. Кстати, давайте на «ты».
– Давайте. Точнее, давай.
Она негромко рассмеялась.
– Меня Женей зовут. – И она протянула ко мне через стол свою небольшую ручку.
Представившись, я легонько пожал ее влажные теплые пальцы. Вечер, а точнее ночь, знакомств продолжалась.
Мимо прошла проводница. Стукнула дверь в конце вагона.
– А ты тоже домой едешь? – спросил я свою новую знакомую.
– Нет, в гости. К бывшему однокласснику. Я в Москве учусь.
– Понятно. И на кого учишься?
– На журналиста.
– Интересная, должно быть, профессия.
Она легонько улыбнулась.
– По-разному. Но мне пока нравится.
На сей раз улыбнулся я:
– Почему пока?
– Ну, кто же знает, что будет через год или два, я ведь только на втором курсе учусь…
– Думаешь, что разочаруешься?
– Не знаю, все может быть. А ты кто по специальности?
– Свободный художник.
– В смысле?
– Ну, как-то так. Учился на юридическом, но понял, что не мое. Разочаровался, как ты говоришь. Зато в армии пригодился. Теперь вот думаю: кем дальше быть. Может, на философский пойду.
Проводница снова прошествовала мимо нас – на сей раз в обратном направлении, к себе в купе.
– Чего не спите? – походя, спросила она.
– Не хочется, – ответил я за нас обоих.
Проводница не произнесла больше ни слова и молча удалилась.
– А почему на философский? – спросила Женя.
– Не знаю, хочется.
– И кем будешь?
– Философом, – улыбнулся я.
Мы помолчали. Я решил снова сходить перекурить.
– Я пойду покурю, хорошо? Если хочешь, можешь ложиться спать.
– Я не хочу.
– Ладно, как знаешь.
Я стоял и курил в тамбуре, в мутном стекле на двери вагона плясали блеклые пятна фонарей, один раз проскочил встречный поезд. Мелькали километровые столбики, ведя свой нескончаемый счет, ползли минуты, часы… я приближался к дому.
Вышел заспанный мужик и тоже закурил.
– Не спится? – спросил он.
– Нет, – ответил я, потушил окурок в пепельнице и вернулся в вагон.
Женя смотрела в окно. Вокруг сопели и ворочались люди. В вагоне было душно.
– Странно, – сказала Женя.
– Что странно?
– Что ты хочешь быть философом.
– Почему?
– Не знаю. В наше практичное время люди хотят быть политиками, экономистами, юристами в конце концов… А ты вот – философом.
– Наверное, я странный.
– Наверное. Странный сосед по вагону, уступивший свое место…
– … Который вдобавок еще и лишает тебя сна.
– Скорее уж я тебя его лишаю.
Мы засмеялись.
– Тише вы, – цыкнула проводница из открытой двери своего купе.
– Хорошо-хорошо, – поспешил успокоить ее я. – У вас кофе есть?..
Потом мы пили кофе и болтали. Улыбались друг другу. Придумывали названия безвестным поселкам, внезапно возникавшим из ночной мглы в окне и так же внезапно исчезавшим.
– Я хочу изучать жизнь, потому что интереснее нее в этом мире ничего нет. Деньги, политика, законы – это все производные, – говорил я, – в основе же лежат неколебимые глыбы бытия, его первостепенные принципы. Человеческие взаимоотношения, отношения человека с внешним и собственным внутренним миром. На этом базисе строится все остальное.
– Но кто-то ведь должен делать обыкновенные практичные вещи, – улыбалась Женя, – не всем же заниматься осмыслением глобальных проблем.
– Не всем, а только таким странным попутчикам, как я…
И мы снова болтали, болтали, болтали. Ночь сходила на нет, уступая место блеклому чухонскому утру. Мы приближались к Петербургу.
За окном мелькали поймы рек в утреннем тумане, зеленые перелески, поля, медленно просыпающиеся русские деревеньки. Покосившиеся дома, силосные башни, пустующие фермы. На проносившихся мимо платформах появлялись первые люди, ждущие утренних электричек.