Развод - Шэ Лао 4 стр.


— На бас-гитаре, — отвечает он. — Я играл с группой в Сассексе, но играли мы плохо.

— Отлично, — кричу я ему. — А ты не согласишься снова поиграть с группой?

Он на секунду задумывается и отвечает:

— А почему нет? Соглашусь.

Среда, 18 октября 1989 года

14.00

Я сейчас стою в «Революшн», в магазине уцененных пластинок и кассет, расположенном в центре города, и наблюдаю за тем самым мальчиком, который мне понравился и о котором я постоянно думаю с той самой дискотеки первокурсников. Он бегло просматривает пластинки, выставленные в пластиковом ящике на полу. А сама я оказалась здесь только потому, что Джейн захотелось купить входные билеты и посмотреть некоторые группы, о которых я никогда не слышала, и тут вдруг мне, похоже, неожиданно привалило счастье.

— Он смотрит на меня? — задаю я Джейн прежний вопрос.

— Может, не стоит снова крутить ту же самую пластинку, — резко отвечает она. — Иди и заговори с ним.

— Ты права, — соглашаюсь я с Джейн. — Пойду и заговорю с ним. — Я на секунду умолкаю, но лишь для того, чтобы дать Джейн последнее наставление. — А если ты увидишь каких-нибудь парней сомнительного вида в причудливых шмотках, гони их прочь от меня.

Я подхожу к мальчику, на котором все тот же кожаный пиджак и те же самые джинсы, в которых я впервые увидела его. Он и сейчас такой же симпатичный. Я делаю вид, что копаюсь в пластинках, а сама незаметно из-за его плеча наблюдаю, как он тщательно просматривает каждый ящик со старыми пластинками. Когда он берет из очередного ящика двенадцатидюймовый сингл группы «Бони М» с хитом «Мулатка на ринге» и добавляет его к небольшой кучке уже отобранных пластинок, лежащих рядом с ним, я наконец нахожу повод для того, чтобы завязать беседу.

— Это тебе покупать не нужно, — говорю я, показывая на пластинку. — Это же ужас.

Он поднимает на меня глаза, не выпрямляясь и не отнимая рук от ящика.

— Ты та самая девушка с дискотеки первокурсников, — говорит он, выпрямляясь во весь рост.

Не могу поверить в то, что он еще помнит меня.

— Меня зовут Элисон Смит, — говорю я ему. — Я изучаю английскую филологию.

— А я Деймон. Деймон Гест. И я изучаю науки о жизни.

— А что это?

— Понятия не имею. Просто узнал об этой специальности через информационное агентство. — Он помолчал секунду. — А теперь, Элисон Смит, скажи мне, почему я не должен покупать эту пластинку?

— Да потому, что она ужасная. «Бони М» — это же отстой.

— Но она стоит всего двадцать пять пенсов.

— За нее и двадцать пять пенсов много, — говорю я, беру сингл из отобранной им кучки и кладу его обратно в коробку.

Пятница, 20 октября 1989 года

17.47

— Ну как прошло твое свидание с этим дьявольски прекрасным Деймоном? — спрашивает Джейн.

Мы сидим на краю ее кровати и вроде бы смотрим по ее портативному телевизору дневной повтор сериала «Соседи»[15].

— Грандиозно, — отвечаю я. — Мы зашли выпить в «Версити».

— В тот, что на Бристол-роуд?

— В тот самый. Он весь вечер пил коку, потому что, как он говорит, ему не нравится вкус алкоголя.

Джейн смеется:

— Он как девушка.

— Это точно, а ты знаешь, что?..

— Что?

— Я не знаю почему, но мне кажется, из-за этого он нравится мне еще больше.

Джейн стонет в избытке чувств.

— Ну, о чем вы с ним говорили?

— В основном о музыке. Он фанат музыки, и я убеждена, что это именно так. Он играет на гитаре и довольно неплохо. Дома он играл в группе, но сейчас она распалась.

Джейн смеется:

— Тебе надо познакомить его с тем парнем, ну, помнишь того парня с приветом, который лез к тебе целоваться в начале триместра.

— Не напоминай мне о нем, — говорю я и поеживаюсь. — Я не думаю, что от его группы можно ожидать чего-нибудь хорошего. — Я улыбаюсь, думая о Деймоне. — Мне нравится, что он любит музыку. Сильная склонность к какой-то определенной деятельности придает мужчине особую сексуальность. Понятно трейнспоттинг[16], коллекционирование марок и подобные хобби в расчет не идут, но вот музыка, она делает тебя еще более крутым в глазах окружающих. Я изо всех сил пыталась поддерживать разговор; слава богу, я все-таки слышала по «Радио-1» некоторые группы, которые он упоминал. Потом мы говорили о том, как представляем себе наши дальнейшие жизни. Он сказал, что хотел бы работать в области производства музыкальной продукции, а я рассказала ему о своем намерении стать писателем.

— Слушая тебя, так и видишь перед собой парочку напыщенных идиотов, — со смехом говорит Джейн.

— Я знаю, но на самом деле все еще хуже. Большую часть вечера моя голова была занята тем, что я мысленно представляла себе нашу с ним совместную жизнь. Себя, пишущую романы в одной из комнат нашего дома, и его, сидящего в гостиной в окружении сотен пластинок.

— Так вы что, только разговорами и занимались?

— Нет, он проводил меня сюда, и мы поцеловались.

— И как это было?

— Фантастически.

1991 год

Пятница, 11 января 1991 года

22.45

Час тому назад (с помощью Эда, биолога-второкурсника, — ударные; Рут, первокурсницы с матфака, — гитара; Ника — бас-гитара и меня самого — вокал) мои мечтания воплотились в реальность. «Кэптен Мэгнет», группа, о создании которой я так долго мечтал, впервые выступила на небольшой сцене в верхнем зале питейного салона «Кувшин эля» в Мосли перед слушателями, которых было не менее десятка. Фантастика. Даже лучше, чем я предполагал.

Сейчас выступление закончилось. Эд и Рут пошли домой, а мы с Ником сидим в баре на нижнем этаже. Мы с той самой минуты, как сошли со сцены, только и говорим, что о прошедшем выступлении, и теперь, когда эта тема почти исчерпана, я решил перевести разговор на другую, более близкую моему сердцу.

— А вообще-то это здорово — быть ведущим вокалистом в группе, — объявляю я голосом более громким, чем надлежит беседовать в переполненном пабе, — но мне нужна женщина. И женщина нужна мне прямо сейчас.

— Дела обстоят не так уж плохо, — говорит Ник.

— Они обстоят ужасно, — возражаю ему я. — Я-то думал, что университет — это рассадник безнравственности и разврата. Я хочу получить свою долю. Ты знаешь, со сколькими девушками мне довелось иметь дело с того времени, как я оказался в университете?

— Не знаю, но, может, ты поведаешь мне об этом?

— С одной, — отвечаю я. — С Линдой Брейтуэйт.

— С той самой плутоватой полуготкой, к которой ты подрулил на дискотеке первокурсников, а потом изловчился еще дважды затащить куда-то?

— Я знаю, — говорю я, печально качая головой. — У меня нет стыда. — И снова прикладываюсь к своей кружке.

— Твоя половая жизнь беспорядочна, друг мой.

— Я знаю, что это так, а все потому что… — Слова застревают у меня в горле, ибо в этот момент в паб входит самая красивая девушка в мире. Она сногсшибательно красива. Ее красота без малейшего изъяна. Она абсолютно красива и соответствует миллиону различных вкусов. Богиня. Она не одна — с высоким унылого вида парнем, который — проносится у меня в голове — выглядел бы более счастливым в компании, которая ему соответствует. Девушка и парень подходят к нашему столу и останавливаются.

— Ник, — говорит девушка. — Как поживаешь?

— Отлично, — отвечает он безразличным голосом. — А ты?

— Нормально, — певуче произносит девушка. — Действительно, все нормально.

Ник и девушка-красавица говорят еще примерно минуты три в общем-то ни о чем — о работе, жилищных условиях, общих знакомых, просто о жизни, — а затем она смотрит на меланхоличного парня, стоящего рядом с ней, и говорит:

— О, мне надо идти, — и исчезает в другом конце паба.

— Кто это? — спрашиваю я, как только они отходят на расстояние, с которого мой вопрос не может быть услышан.

— Ты о ком? — отзывается Ник лишь для того, чтобы завести меня.

— Да об этой девушке. Об этой удивительной девушке.

Ник смеется:

— А, о ней? Это Энн Кларк. Она живет со мной в одном корпусе… Она еще не вышла из детского возраста.

— Это же принцесса года. Она прекрасна. Почему ты до сих пор меня с ней не познакомил?

— Друг мой, это не принесет тебе радости, — придав лицу непроницаемое выражение, роняет Ник. — Ты сразу же влюбишься в нее, а она, гарантирую это, разобьет твое сердце, только и всего.

Четверг, 14 февраля 1991 года

23.05

Я сейчас нахожусь на вечеринке в Селли-парке по случаю Дня святого Валентина. Обычно я использую любую возможность, чтобы не ходить на домашние студенческие вечеринки. За время моего пребывания в университете мне удалось открыть и сформулировать основной закон таких мероприятий: на каждую особу женского пола, присутствующую на домашней вечеринке, приходится с десяток сексуально озабоченных регбистов с инженерного факультета, которые к нерегбистам с инженерною факультета относятся как к угрозе воспрепятствования их попыток сблизиться с особами противоположного пола.

Я открыл этот закон уже на первой неделе первого года обучения, но поначалу не поверил, что подобная неандертальская манера поведения может существовать в среде людей, получающих высшее образование; однако вскоре я получил подтверждение справедливости этого закона и на домашней вечеринке по случаю празднования девятнадцатого дня рождения Сэма Голдена; и на домашней вечеринке у Элейн Дун, устроенной по случаю окончания экзаменационной сессии; а также на домашней вечеринке у Майкла Грина по случаю Рождества. После этой последней рождественской вечеринки, на которой несколько регбистов с инженерного факультета полезли в бутылку из-за того, что им не понравилась моя рубашка в цветочек, а также из-за того, что я засунул свой язык слишком глубоко в горло Линды Брейтуэйт, которая оказалась сестрой-близняшкой студента Гари Брейтуэйта — регбиста с инженерного факультета. После этого я не бывал ни на одной домашней вечеринке.

А на эту вечеринку я пошел вместе с Ником по двум причинам: во-первых, он под страхом смерти дал мне обещание, что ни один из студентов инженерного факультета на вечеринку не приглашен; во-вторых, он сказал, что Энн Кларк, вполне возможно, будет на этой вечеринке. И она здесь.

Она весело и раскрепощенно танцует в гостиной — в одной руке стакан вина, в другой — сигарета — под звуки песни «Счастливые понедельники». Когда песня смолкает, она направляется в угол комнаты, где толкутся парни. Через секунду она уже заливается смехом вместе с ними. Ежу понятно, что все они от нее без ума. Картина довольно странная, потому что создается впечатление, будто она их всех загипнотизировала. Они не сводят с нее глаз и провожают ее взглядами, куда бы она ни шла. Тут само собой в голову приходит сравнение с властью заклинателя змей. Я понял, что хотя мне смерть как хочется заговорить с ней, но нет никакой возможности подойти к ней и начать разговор. Я собираюсь разыграть это в крутой манере. Ну что может быть крутого в том, чтобы подойти и пролепетать что-то вроде «вы-мне-нравитесь-а-нравлюсь-ли-я-вам?» — круто будет, если я подойду и скажу, к примеру, такое: «я-не-испытываю-к-вам-ни-малейшего-интереса-и-ваши-чары-действуют-на-меня-как-сквозняк-на-покойника». Я тщательно выбираю момент, когда начать действовать. Она отходит от группы парней и направляется на кухню, где подходит к раковине и наполняет свой стакан водой.

— Вы не дадите мне стакан из сушилки? — спрашиваю я, стоя позади нее.

— Без проблем, — отвечает она. Затем поворачивается ко мне и добавляет: — Отличная рубашка.

На мне рубашка с короткими рукавами из ткани персикового цвета, похожей на кисею, с громадным воротником, какие были в моде в семидесятые годы, — воротник такого размера, что, если в кухню вдруг ворвется сильный порыв ветра, я взлечу на воздух.

— Благодарю, — отвечаю я с улыбкой, но не слишком широкой. Вот я и получил возможность начать разговор типа «Привет! Как поживаешь?», но я игнорирую эту возможность, снова слегка улыбаюсь и ухожу прочь из кухни.

Спустя два часа я увлеченно беседую с группой людей с историко-географического факультета, оказавшихся приятелями Ника. Энн внезапно подходит к нашей группе. Я сразу же замечаю ее, но не делаю и малейшей попытки перехватить ее взгляд. Через некоторое время разговор заходит о предстоящей вскоре поездке в экспедицию, поэтому я поворачиваю голову налево для того, чтобы заговорить с Энн и приятно удивляюсь тому, что она улыбается мне.

— Меня зовут Джим, — говорю я. — Вроде я где-то тебя видел.

— Меня зовут Энн. Мы встречались на кухне.

Мы начинаем болтать, для начала обсуждая общие темы, а именно: с кем из присутствующих на вечеринке я и она знакомы, какие дисциплины изучаем и где живем. Вскоре, однако, именно Энн переводит нашу беседу с общего на более личный план. Она по собственной инициативе принимается рассказывать мне о своей жизни: странные вещи о своем бывшем бойфренде, кое-что о том, как разводились ее родители, о том, что у нее фактически никогда не было родственных отношений с сестрой. Я в основном слушаю и лишь изредка отвечаю, используя изречения и назидания мудрых, которые я собирал всю свою жизнь. Они, похоже, произвели желаемый эффект хотя бы уже тем, что поощряли ее словоохотливость и откровенность, а также заставляли смеяться.

Суббота, 27 апреля 1991 года

12.23

Мы с Энн вышли из «Версити». После той февральской вечеринки мы много времени проводили вместе. Вечерами по большей части либо она была у меня, либо я был у нее. Все, в том числе Ник и бывший бойфренд Энн, были уверены, что мы «уже» или «вот-вот», иными словами дошли до точки, с которой начинается совместная жизнь. Хотя подобная молва мне и льстила, я уверял всех, кто был расположен слушать, что между нами ничего нет и что мы просто хорошие друзья. Реакция всегда была одной и той же: слушатели смеялись, поскольку были уверены, что я все вру. А я и не мог обвинять их, поскольку с течением времени и сам с трудом мог поверить в то, что все обстоит именно так.

Энн флиртует со мной, не жалея ни своих, ни моих сил, причем инициатива всецело находится в ее руках.

Мы гуляем, взявшись за руки.

Но ничего не происходит.

Я остаюсь у нее дома и сплю в ее постели, на ней только застиранная футболка с розой на груди и… улыбка.

Но ничего не происходит.

Она целует меня в губы без всякой на то причины и однажды по какому-то случаю даже засовывает свой язычок мне в ухо.

Но ничего не происходит.

Нынче вечером, поскольку мы оба изрядно выпили, я решаю, что это должно произойти. И вот мы сидим на диване у нее в комнате и в полусне вполглаза смотрим «Итоги недели», я наклоняюсь к ней и целую ее в губы.

Все идет даже лучше, чем я предполагал. Но стоило ей почувствовать, что я начинаю распаляться, как она тут же отодвигается от меня.

— Джим, — испуганно произносит Энн, — ты знаешь, что нравишься мне, но не делай этого.

Сейчас это прозвучало не так, как уже бывало, а на новый лад.

— Хорошо.

— Дело в том, что ты мне нравишься, но не в этом смысле.

Ну вот, теперь опять слова звучат как всегда.

— А как?

— Вот так, — отвечает она, делая в мою сторону жест руками, показывающий, что между нами расстояние и это расстояние выражается словом «так».

— Это и вправду приятно и сладостно, — продолжает она, — и будь обстоятельства другими, я бы хотела, чтобы мы были вместе, но я еще многое храню в памяти, и сейчас не то время, чтобы начинать новые отношения.

Назад Дальше