Я сейчас занят тем, что смотрю, насколько отвратительно выглядит ковер, и вдруг Ник, обращаясь ко мне, говорит отрывисто и резко:
— Не смотри в сторону бара.
— Почему?
— Не смотри, и все, — твердит Ник.
— Но почему? — Я поворачиваюсь и смотрю в сторону бара. А там Элисон и Деймон. Они заметили меня и направляются сюда. — Да, лучше бы мне туда не смотреть.
— Конечно. А я тебе что говорил?
Мы не часто видели Деймона где-либо по субботним вечерам, поскольку это время, по всей вероятности, было тем, что в нашей среде называют «ночами подружек», которые он наверняка проводил в блаженном общении с Элисон, ужиная вместе с ней где-нибудь или сидя в кино. Вот почему я и удивился, когда увидел, как он, Элисон и группа студентов (один из них держал в руках надутый гелием воздушный шар в форме сердца с надписью: «С днем рождения, девочка») входят в клуб. Друзья Элисон скрылись еп masse[18] в направлении сортира, а она и Деймон прямиком пошли к нам с Ником. Мое сердце принялось колотиться так, будто я только что пробежал марафонскую дистанцию. С прошедшей среды я первый раз видел Элисон, правда, она сейчас, к сожалению, была чем-то озабочена. Я боялся того, что если снова заговорю с ней, то всем станет ясно и понятно, что я к ней не равнодушен.
— Все в порядке, парни? — спрашивает Деймон, подходя к нам.
— Порядок, — отвечает Ник, а я склоняю голову в сердечном поклоне.
— Все нормально, Элисон? — приветствует девушку Ник.
Элисон застенчиво кивает, а я вновь изгибаюсь в сердечном поклоне. Деймон смотрит на меня, заметив, что поклон мой подчеркнуто формальный и даже наигранный.
— Как насчет того, чтобы выпить, парни? — спрашивает он.
— «Карлинг», пожалуй, — говорит Ник.
— «Кастлмейн»[19], пожалуй, — говорю я. Мой голос почему-то сделался каким-то неестественно горловым; все повернулись в мою сторону, как будто услышали голос Харпо Маркса[20]. — У меня кашель, — объявляю я так, словно извиняюсь за оплошность.
— А ты что будешь пить, Эл? — спрашивает Деймон.
— Я бы выпила водки с тоником, — отвечает она. — Я помогу тебе принести кружки.
— Не надо, я справлюсь, — просит ее Деймон. — Побудь здесь с мальчиками, ты и глазом моргнуть не успеешь, как я возвращусь.
Элисон остается со мной и с Ником.
— Пойду отолью, — намеренно грубо заявляет Ник. — Через секунду вернусь.
Я остаюсь наедине с Элисон.
Несколько мгновений мы блуждаем глазами по залу, смотрим на танцующих. Песня, которая сейчас звучит, называется «Наша любовь прошла», и я никак не могу сообразить, соответствует ли эта песня тому, что происходит между нами, или ее надо воспринимать как некую насмешку или как несоответствующую истинным чувствам, существующим внутри нас.
— Хорошая песня, — говорю я.
Элисон кивает, слегка улыбается, но ничего не говорит.
— Как поживаешь? — спрашиваю я.
— Нормально, — односложно и просто отвечает она, глядя в сторону бара, как будто сожалея о том, что очередь, в которой стоит Деймон, такая длинная.
Она настолько сдержанна и холодна со мной, что я окончательно убеждаюсь в том, что она вспомнила, кто я. Я решаю покончить с недомолвками и извиниться хотя бы для того, чтобы поддержать мир в нашей компании.
— Послушай, — начинаю я, но меня перебивают ее друзья, некстати выбравшиеся из сортира.
— Элисон, — скрипучим голосом взывает один из них. — Мы тебя обыскались.
И под крики толпы друзья увлекают ее на танцплощадку.
Воскресенье, 16 февраля 1992 года
01.00
Я одна стою на балконе над танцплощадкой, курю и размышляю о Джиме. Когда Джейн спросила меня, в каком клубе лучше отметить ее день рождения, я могла бы предложить не меньше дюжины клубов, но предложила пойти именно в этот, поскольку была абсолютно уверена, что здесь будет Джим. Деймон говорил мне, что он приходит сюда каждую субботу. И вот он здесь, а я не обращаю на него внимания, потому что чувствую, что, если дам себе волю, он сразу же поймет, как сильно я им увлечена. И все станет ясно, причем не только Джиму, но и Деймону.
— Если закрыть уши, — раздается голос позади меня, — и смотреть на то, что выделывают танцующие на площадке, зрелище будет просто уморительное.
Я оборачиваюсь, вижу стоящего за моей спиной Джима и непроизвольно улыбаюсь.
— Если не слышать музыки, — продолжает он, — все, что воспринимают глаза, — это сотни людей, размахивающих руками и ногами в полутемном зале. — Он закрывает руками уши. — Вот, попробуй, — предлагает он мне, перекрикивая грохот и визг музыки. — Попробуй.
Я смеюсь, а пока он стоит, зажав уши руками, я шепчу:
— Ты мне нравишься. Ты мне очень нравишься. Но у меня есть друг. И я не могу дать волю своим чувствам.
— Что? — спрашивает он, убирая руки от ушей.
— Ничего.
— Мне показалось, ты что-то сказала.
— Я спрашивала тебя, не хочешь ли сигарету, — говорю я, протягивая ему пачку.
— Я не курю, — отвечает он. — Курение плохо действует на мой голос. А ты знаешь, что это занятие может свести человека в могилу, если не соблюдать осторожность.
— Попробую рискнуть, — говорю я, и мы смущенно улыбаемся друг другу. — Я ведь знаю тебя, верно? — спрашиваю я его спустя секунду.
Он кивает:
— Дискотека первокурсников в тысяча девятьсот восемьдесят девятом году. Я завел с тобой разговор о твоем отличном аттестате, затем пытался закадрить тебя. От себя и своего эго приношу тебе глубочайшие и искренние извинения.
Я была склонна милостиво принять его извинения, когда вдруг нашу беседу снова прервали — на этот раз его друг Ник.
— Слушай, в чем дело? Я повсюду тебя ищу…
— Я говорил кое с кем.
Взгляд Ника, оторвавшись от лица Джима, переходит на меня.
— О, — со вздохом произносит он. — Ну прости меня, дружок.
То, как была произнесена эта фраза, говорит о многом. Я не могу утверждать, что Нику известно, что мы с Джимом знакомы, хотя сначала я именно так и думала. Но теперь появилась и кое-какая иная информация, появилось то, что никогда раньше не приходило мне в голову.
— Я, пожалуй, пойду, — поспешно говорю я Джиму. — До встречи, — добавляю я, обращаясь к обоим.
11.35
— Ты, наверное, никогда этому не поверишь, но мне почему-то кажется, что я тоже нравлюсь Джиму.
Уже позднее утро, мы с Джейн сидим в гостиной и смотрим воскресные телепередачи. Деймон ушел к Джиму на репетицию, а я, пользуясь этим, рассказываю Джейн новости прошедшей ночи.
— Почему ты так уверена?
— Я поняла это, когда увидела, как сильно встревожился его приятель Ник.
— Итак, теперь ты знаешь, как вести себя с ним, раз он тебе так нравится?
— В том-то и дело, что не знаю. Я пока что подкапываюсь под него.
— Ты хочешь сказать, что расспрашиваешь о нем Деймона?
— Да, — отвечаю я с чувством вины в голосе. — Но я делаю это предельно осторожно. Мне всего-то и удалось узнать, что у него были серьезные отношения с девушкой по имени Энн. По словам Деймона, все песни их группы о ней. Я страшно удивилась, когда узнала об этом. Я никогда не думала, что он может так сильно влюбиться и выражать свои чувства таким образом.
— Я, признаться, тоже. И я уже не могу воспринимать его только как «Парня, который одевается по-особому».
— Ты права, — соглашаюсь я. — Сейчас он просто парень. Парень, на которого, как мне кажется, я готовлю массированную атаку.
Четверг, 3 марта 1992 года
15.42
Я бесцельно слоняюсь по студенческому городку в надежде убить время между последними лекциями; только что закончилась «Экономика Великобритании послевоенного периода» и скоро должна начаться «Современные методы экономической науки». Сидя на скамейке против здания библиотеки, я смотрю в пространство перед собой и вдруг ловлю себя на мысли, что думаю об Элисон. Я не думаю о чем-либо конкретном, просто о ней — о том, что ей нравится, что не нравится, о чем она может думать. Такого рода мысли роятся в моей голове. Для меня это становится почти привычкой. Проснувшись утром, я думаю о ней. Ложась спать, я думаю о ней. И постоянно, когда бодрствую, я тоже думаю о ней. Меня все время гнетет мысль о том, что так постоянно и так настойчиво думать о девушке твоего товарища — это не самое благородное дело. Однако я несколько успокаиваю себя тем, что сердцу не прикажешь, и в конце концов прихожу к мысли, что самый верный способ перестать думать об Элисон — это переключить свое внимание на что-то другое, к примеру на список рекомендованной литературы для изучения курса «Экономика Великобритании послевоенного периода», который я только что получил на лекции. Одна из книг, указанных в списке, является основной для изучения этого курса, и, насколько мне известно, все экземпляры, имеющиеся в библиотеке, уже разобраны и находятся на руках у моих сокурсников, а поэтому мне не остается ничего другого, как пойти в книжный магазин студенческого городка и купить там эту книгу. В ту самую секунду, когда я переступаю порог книжного магазина, я вижу Элисон, которая смотрит на меня.
— Отличная погода, правда? — говорю я, подходя к ней. Это первое, что приходит мне в голову.
Она смеется:
— Да, что-то уж слишком тепло для этого времени года.
— Да, но все-таки вчера под вечер был небольшой дождь.
— Да, вчера дождь был. И говорят, что снова будут дожди ближе к концу недели.
— Да-да, я слышал, а еще передавали, что в начале следующей недели ожидается улучшение погоды… но при этом сказали, что в середине недели может пойти снег и снег с дождем.
Все идет как будто по сценарию черно-белого фильма с участием Кэтрин Хепберн и Спенсера Трэйси[21], но снятого на бирмингемском материале: Трэйси играет роль несдержанного в чувствах студента-экономиста, а Хепберн — роль очаровательной студентки филфака.
Мы продолжаем развивать начатую тему — пережевываем метеорологические банальности и никак не можем сменить пластинку, — так продолжается по меньшей мере пять минут, пока я наконец не говорю нечто воистину глупое.
— Ну хватит про погоду, — объявляю я. — Как насчет того, чтобы по-быстрому прошвырнуться куда-нибудь и что-нибудь выпить?
Лицо Элисон моментально становится серьезным.
— Нет, спасибо, — произносит она безразличным тоном.
— Много дел?
Она отрицательно качает головой.
— Другие планы?
Она вновь отрицательно качает головой.
— Тогда почему ты отвергаешь мое предложение? — спрашиваю я.
— Ты сам знаешь почему, — отвечает она.
Она права, я сам знаю почему. Я сейчас знаю, что она знает, что я знаю.
— Мы можем быть хотя бы друзьями? — спрашиваю я как бы между прочим.
— Не думаю.
Сказав это, она извиняется и выходит из магазина. Я смотрю, как она удаляется от магазина, и абсолютно ясно чувствую, что меня не просто тянет к ней. То, что испытываю я сейчас, — более сильное и глубокое чувство. Более устойчивое. И во время разговора меня не оставляла мысль, что мы оба понимаем это и рано или поздно — что бы мы ни говорили и ни делали — между нами должно что-то произойти. Это всего лишь вопрос времени.
Среда, 4 марта 1992 года
9.33
— Джим приглашал меня выпить с ним, — рассказываю я Джейн на следующее утро, когда мы, завтракая, смотрим телевизор.
— И что он при этом говорил?
— Он сказал, что это будет просто по-приятельски, но я сказала «нет», а сейчас чувствую себя ужасно из-за этого.
— И почему ты «чувствуешь себя ужасно»?
— Потому что мне хотелось ответить «да». Мне надо наконец сделать выбор между ним и Деймоном.
Джейн недовольно морщится:
— Я знала, чем все кончится. Я ставлю на Джима. Правда в том, моя милая, что Деймон — это не тот, кто тебе нужен. В этом я уверена.
— Почему?
— Я всегда думала, что он чересчур хороший.
— Чересчур хороший?
— Чересчур хороший. Слишком ласковый. Слишком мягкий и пушистый. Между вами уже не проскакивают искры. Нет взаимной реакции, нет трения. Вы никогда не спорите, верно?
— Да.
— Ты никогда не кричишь и не скандалишь.
— Никогда.
— Пойми, это же ненормально. Он ласков с тобой. А ты ласкова с ним. Это все равно что смотреть фильм, который не успел начаться, а ты уже знаешь, чем он закончится.
— Ты права, но…
— Я знаю, что я права. Он славный парень. Но он не для тебя. То, что происходит между тобой и Джимом, не влияет на это. Суть в том, что ты должна порвать с Деймоном.
— Не могу.
— Почему?
— Потому что мы давно уже вместе.
— Это не причина.
— Я знаю.
— И что же ты намерена делать?
— Скоро у всех у нас закончатся занятия, потом мы получим дипломы и разъедемся, и, как говорится, с глаз долой из сердца вон, верно? Все, что мне надо, — это под любыми предлогами избегать Джима и выяснить, смогу ли я и дальше оставаться с Деймоном.
Четверг, 9 июля 1992 года
21.03
Ночной бал по случаю окончания университета. В моей руке свернутый в трубку лист бумаги, оповещающий весь мир о том, что я имею ученую степень по экономике и организации бизнеса. Я стою в баре, на мне твидовый костюм, я жду, когда Ник выйдет из туалета, и вдруг слышу голос, который сразу же узнаю.
— Ты классно выглядишь.
Я оборачиваюсь и застываю на месте: держа в одной руке пачку сигарет, а в другой бокал белого вина, еще более прекрасная, чем всегда, в кремовом бальном платье передо мной стоит Элисон. Она ставит свой бокал на столешницу барной стойки, рядом кладет пачку сигарет, раскидывает в стороны руки, обнимает меня и целует в щеку.
— Ты выглядишь почти нормально, — говорит она, смеясь.
— Все, что на мне, из магазина на Кингс-Хит, куда граждане приносят ненужные вещи для материальной поддержки исследовательских работ по борьбе с раком, — с улыбкой, но как бы по секрету отвечаю я. — Пять фунтов. — Я изучающим взглядом сверху вниз оглядываю Элисон. — Ты выглядишь очень… по-бальному.
Она смеется:
— Ах ты нахал. Я не собиралась затевать эту историю с бальным платьем, но все девчонки, которые живут в моем доме, объявили, что придут в бальных платьях, ну, я и решила тоже одеться по-нормальному. — Она берет со столешницы пачку сигарет, вынимает одну, достает зажигалку и закуривает. Инстинктивно она протягивает пачку мне, но еще до того, как я успеваю отказаться, говорит: — Ах да. Ведь ты же в обществе борьбы против того, «что в один прекрасный день отправит вас на тот свет».
— И ты окажешься в их числе.
— У меня еще уйма времени, чтобы бросить.
Она глубоко затягивается сигаретой, задерживая на несколько секунд дыхание, затем из вежливости отворачивается и выпускает дым в сторону бара.
— В этом наряде я чувствую себя законченной идиоткой, — вздыхает она.
— Ну и зря! — протестующе восклицаю я. — Если тебя интересует мое мнение, ты выглядишь великолепно. — Я вообще-то собирался сказать совсем не то, а поэтому, чтобы переменить тему, сделал серьезное лицо и с грустью произнес: — Как давно я тебя не видел.
— Наверняка несколько месяцев.
— Как ты закончила учебу?
— Отлично, а ты?
— Нормально. Я рад, что все позади. Мои родители вчера приехали, чтобы поприсутствовать на церемонии, и мой отец, когда мы обедали с ним в «Версити» заявил: «Теперь весь мир открыт перед тобою, сын мой, и ждет, когда ты возьмешь себе то, что захочешь». Чтобы не огорчать его, я ему не сказал, что пока ничего не хочу брать из этого мира.
— Я понимаю, что ты имеешь в виду, — говорит Элисон. — Все, кажется, только тем и заняты, чтобы найти хорошую, перспективную работу, вот и я тоже нашла себе работу в компании «Кенуэйс», буду работать в городском книжном магазине.
— Класс. Карьера в финансовой сфере — это не для меня. Я работаю в городском магазине грампластинок.
— А в каком?
— «Революшн». Ты знаешь этот магазин?
— Конечно знаю. Никогда не поверишь, но именно в этом магазине Деймон впервые заговорил со мной.
— Да… вот круг и замкнулся. Я работаю в магазине пластинок, где он впервые заговорил с тобой. А сейчас, на исходе нашего третьего года в университете, мы стоим на том самом месте, где я впервые встретил тебя.
— Странно, не правда ли?
Я недолго молчу, а потом спрашиваю:
— А где Деймон?
— В баре, — отвечает она, указав рукой в сторону стойки.
Я смотрю туда, куда указала Элисон, и машу ему рукой.
— Я знаю, что не должен спрашивать об этом, но… как ваши отношения?
— Все нормально, — отвечает она. — Всякое бывает, и взлеты, и падения.
— Отлично, — говорю я, целую ее в щеку и отхожу прочь.
Среда, 22 июля 1992 года
21.46
Через две недели после бала по случаю окончания университета Ник, Деймон, наш ударник Эд и я сидим в «Версити», куда мы зашли после репетиции. Мы уже битый час обсуждаем, куда бы поехать, чтобы отпраздновать освобождение от учебы и переход к новой, свободной жизни. Обсуждение подошло к тому этапу, когда все решает голосование.