— Считай, исправил ситуацию. Молодец.
Это «молодец» наставника дорогого стоило! Фрезер почувствовал себя, как тогда, после первой вендетты. За его спиной хлопали крылья, в груди кипел восторг и сладкое самодовольство. Это надо отметить! И он с верным подельником Цаплей, очевидцем успеха, отправился в ресторан «Интурист». Там он встретил Марину в компании мажоров, подошел к их столику и пригласил девушку на танец. В глазах девушки уже вовсю плясали шаловливые гномики, поэтому Фрезер сходу пошел ва–банк:
— Послушай, Маринка, что ты всё с какими‑то недоростками гуляешь?
— А что, у меня есть вариант? – кокетливо спросила она, на всякий случай теснее прижавшись к партнеру.
— Есть! Ты только помоги мне встретиться наедине с твоей сестрой… С Машей…
— И что? – разочарованно протянула она, лихорадочно прикидывая, что она может с этого получить.
— Ты устрой так, чтобы дверь сегодня ночью в вашу квартиру осталась открытой. Как бы случайно! Ну, понимаешь, девичья память и всё такое…
Марина выпила два бокала шампанского и пребывала в том состоянии эйфории, когда ничего не боишься, море тебе по колено, а жизнь кажется огромным полем, усеянным россыпью бриллиантов. Она сверкнула влажными глазами и тряхнула головой:
— Допустим, – кивнула она и спросила напрямую: – А что мне за это будет?
— Есть у меня знакомый англичанин. Это мой партнер по бизнесу. Он присмотрелся к русским девушкам, разочаровался в сухопарых англичанках и теперь – ну, очень – хочет жениться на русской.
— Он состоятельный? – уточнила Марина. Продавать сестру, так за хорошие деньги.
— А как же, Маринка, да у него на счете больше четырех миллионов этих, фунтов со стерлингами, апартаменты в Лондонском Сити, дом в Ницце и вилла в Анталье. Ну что, берёшь?
— Ладно, давай, знакомь. Поглядим! – В конце концов, через первичные объятия этого бандита прошли почти все девочки двора, включая и её саму. И ничего, даже понравилось. Подумаешь, святая невинность! Пусть и сестричка получит жизненный опыт, в конце концов, чем она лучше Марины?
Фрезер отзвонил по телефону и сказал:
— Сейчас приедет. Считай, он твой.
Через десять минут в ресторан ворвался брюнет в стильном костюме–тройке светло–бежевого цвета, отыскал Фрезера и был цветисто представлен Маринке: «сэр Джеймс Шерадон».
— Ну что, будущая леди Шерадонша, – язвительно улыбнулся Фрезер, отведя девушку в сторону от невмеру горячего англичанина, – ты дверь входную оставишь открытой?
— Слушай, Яшка, а чего он такой черный?
— У него мать – турчанка. Но это хорошо, знаешь, какие эти метисы горячие и талантливые!
— Ладно, дверь будет открыта. Машкина комната – как войдешь, слева по коридору – вторая дверь.
— Будто я не знаю… – самолюбиво проворчал Фрезер. А ведь и вправду не знал!..
В полночь Фрезер возбужденным шагом летел по проспекту в сторону своего двора. Цапля остался в номере отеля с черноглазыми девчонками. Ноги болели от сумасшедших танцев, живот распирало от съеденных острых блюд, голова слегка кружилась от выпитого. На душе по–прежнему пели соловьи, жизнь представлялась одним большим счастьем.
Свет в подъезде старого дома сиял стоваттными лампами в защитных бронированных плафонах – это отец Маши озаботился. Впрочем, ему‑то чего сейчас бояться? После вчерашней победы Фрезеру ничего не страшно. После Молота он – первый в городе! Он поднимался на третий этаж, чувствуя, как легкая вибрация горячего желания сотрясает его мускулистое тело, разгоряченное танцами, перченым мясом и вином. Сейчас, через несколько томительных минут, он войдет в дверь Машиной комнаты и эта дивная лань, теплая и нежная со сна, станет его!
…И вдруг свет погас, и голова его дернулась от удара. Из носа потекла горячая струйка крови. Страх парализовал тело и волю. Вспыхнул яркий свет – в лицо ударил ослепительный луч мощного фонаря. Он видел только яркое пятно света в абсолютном мраке и каплющую на белую французскую рубашку черную струйку собственной крови.
— Кто ты? Что тебе от меня нужно? – спросил Яша громким шепотом. От страха свело горло. Он чувствовал себя мотыльком, пришпиленным булавкой к стене.
— Ничего особенного, – раздался сиплый голос, явно измененный. – Только забудь Машу, и я оставлю тебя в покое.
— Кто ты? – повторил Фрезер вопрос.
— Ангел–хранитель Марии, – чуть насмешливо сказал таинственный мститель. – Сегодня ты получил последнее предупреждение. Если хоть раз посмотришь в сторону этой девушки… Хоть раз!.. Понял? Я. Тебя. Уничтожу. Ради этой девушки я не только тебя, а всю твою поганую кодлу живьем закопаю. Всё. Пошел вон.
Фонарь погас. Рядом с Фрезером произошло бесшумное движение воздуха, через полминуты свет включился. А несчастный Яша с трудом поднялся со ступени и едва передвигая свинцовыми ногами, тупо разглядывая яркое пятно на белой рубашке, спускался по стене вниз и как заклинание повторял: «Вот тебе и Маша, вот тебе и дурнушка…»
Следующий день с раннего утра просиял ярким солнцем. Казалось, радовалось всё живое: люди и птицы, кошки и собаки, цветы и деревья. По выметенному и политому двору, сверкающему каплями росы, проходила Маша – и все оглядывались на неё, любуясь внезапно проснувшейся в девушке красоте. А в небе парила в окружении охранного эскорта белая голубка. Маша подняла глаза к небу и помахала голубке рукой, а белоснежная птица снизилась и чуть ли не над головой девушки совершила приветственный круг. И чем‑то они были очень похожи – девушка и голубка…
Кто правит бал
Я приду к тебе на помощь,
Я с тобой пока ты дышишь.
Было так всегда. Ты помнишь?
Будет так всегда. Ты слышишь?
(Алена Свиридова «Будет так всегда»)
— Мариам, – позвал отец, – отчитайся о проделанной работе.
Отец именовал любимую дочь по–разному, в зависимости от настроения и ситуации. Мариам – это когда серьезно и уважительно, Мария – просто серьезно, Маша – не поймешь, Маня – ласково и шутливо, Манасевич–Мануйлов – очень смешно, Малява – нежно–иронично, Малявочка – просто нежно, Марево – печально–задумчиво, Манана – во время дегустации грузинского вина или фильма.
Почему, спрашивается, отчет о покупке платья требовался от Маши, которую это платье не очень‑то и волновало? Именно поэтому! Что и почем купила Марина, отец и так знал. Но Маша проявляла безразличие к одежде, она тяготела к маминым старым платьям, поэтому отец чувствовал ответственность за одежду любимой дочки. Маша вошла в кабинет отца в платье–сарафане и плавно прошлась по кругу. Отец порывисто вскочил с кресла, надел очки и стал пристально рассматривать дочь.
— Мария, – наконец, промолвил он, присев на кресло, – доченька, это очень красиво.
— Пап, там была такая тётечка, – превозмогая смущение сказал Маша, – главная по платьям… Она просто заставила нас купить этот сарафан.
— Манечка, видно эта тётка не зря жуёт хлеб. Она абсолютно права! Это твой стиль, это то, что нужно тебе. Но, Машкин, что я обнаружил! Да ты у меня красавица! Просто сияешь! Слушай, а ты, случаем, не втюрилась в какого–нито бандита?
— Нет, папочка, ни в какого бандита я не влюбилась.
— А в кого влюбилась?
— Ну, папа!..
— Так все‑таки втюрилась! – Хлопнул он в ладоши. – Отца не проведешь! Колись, дочь, кто этот несчастный?
— Почему несчастный?
— Потому что, если он хоть что‑то сделает в отношении с тобой не так, как надо!..
— То что?
— Пришибу…
— Пап, ты понимаешь, что вынуждаешь меня молчать обо всем. Не хватало еще, чтобы кто‑то из‑за меня пострадал. Лучше уж в престарелых девушках остаться.
— Не позволю! Ни в старых девах, ни разгильдяев! Ну, ладно. Иди на бал и повеселись как следует. Уверен, что от мальчишек отбоя не будет. Но если что не так – ко мне!
— Не волнуйся, пап, всё будет хорошо.
Готовились на бал и Фрезер с Виктором, первому нужно было проследить продажу крупной партии кокаина, а второму – сорвать её. Да, да, школа эта считалась элитной, потому как учились там отпрыски богатых родителей, которым паралич совести, мера испорченности и наличие денег позволяли покупать недешевый богемный наркотик.
Нарядные ученики с букетами съезжались на дорогих иномарках к школе. На улице, в некотором отдалении от въездных ворот, стояли две машины: в серебристой «хонде» находился Фрезер с Цаплей, в старенькой черной «Волге ГАЗ-24» сидел седой интеллигент в очках, который Фрезера не интересовал: ну, сидит себе лох, ждет костлявую дочурку в очках… Как стало темнеть, из школы вышел десятиклассник, одетый как артист: в красном парике, в ярко–бордовом сценическом костюме – гитарист школьной рок–группы. Он встал у ворот и замер, вращая головой в разные стороны. По сценарию, он изображал ожидание опаздывающей подружки, на самом деле – внимательно оценивал степень опасности.
Темнота сгустилась, а фонари по всей улице почему‑то не загорались. Из «хонды» вышел Цапля с товаром и встретился с рокером, они обменялись сумками. В этот момент к школе подъехал огромный мусоровоз и заслонил Фрезеру обзор. Он вышел из машины и замахал руками: уезжай! Рабочий в синем комбинезоне, не обращая внимания на сигналы, неспешно загружал мусорные контейнеры в кузов машины под вспышки сигнальной вертушки на крыше, от чего затемненная улица стала похожа на сцену дискотеки. Когда ослепленный Фрезер обогнул мусорный агрегат и подскочил к школьным воротам, ни Цапли, ни рокера, ни старой «Волги» с очкариком уже не было.
— Ну, и где тебя носило? – чуть не закричала Жанна.
— Прости, я тут за порядком наблюдал, – спокойно ответил Виктор, приглашая девушку на танец.
Пожалуй, на балу эта пара была самой красивой: королева красоты Жанна в серебристом обтягивающем платье с обнаженными плечами и Виктор в элегантном темно–синем немецком костюме. Они свободно кружились по паркету, в котором отражались вспышки лазеров и софитов, и никто другой не смел включиться в танец. Так принято: первый танец королева красоты танцевала с партнером в гордом одиночестве, остальные пары могли только восхищаться и терпеливо ожидать следующего танца.
О чем так оживленно разваривали одинокие танцоры, никто понять не мог – музыка заглушала все звуки. Но что это!.. Сразу после окончания танца, королева красоты в наступившей тишине закричала партнеру: «Оставь меня!» – с высоко поднятой головой подошла к Вадиму и… повисла у него на шее. Вадим, сын ресторатора, ездил на красном «форде», считался завидным женихом и с шестого класса был безутешно влюблен в красавицу Жанну. Он растерянно обнял девушку, как сумасшедший крутил головой и тупо повторял: «Видели! Она моя!»
Виктор подошел к шведскому столу и взял с подноса бокал с крюшоном. В душе теснились противоречивые чувства, от обиды до облегчения. К нему, покачиваясь на высоченных каблуках, приблизилась Марина, изобразила на лице самую искрометную улыбку и мурлыкающим голосом завела светскую беседу. Но не успела она произнести и пары банальных фраз, от стены, у которой выстроились телохранители начальственных отпрысков, отделился широкоплечий мужчина в черном костюме, оттеснил девушку и заговорил с Виктором:
— Слушай, Виктор, мне же голову снимут! Куда подевался мой Эдик и еще несколько ребят, его приятелей?
— Не волнуйся, они в кабинете директора дают показания следователю прокуратуры. Здесь намечалась распродажа партии кокаина. Твой Эдик деньги отдал на приобретение нескольких порций, за что согласно Уголовному кодексу…
Мужчина в черном застонал, схватился мясистыми ручищами за лысую голову и вприпрыжку понесся выручать подзащитного.
Виктор огляделся, его со всех сторон с явным интересом рассматривали старшеклассницы, шушукаясь друг с другом. Он решительно вздохнул и сквозь плотный строй девушек не без труда пробился к дальнему угловому столу, где в одиночестве сидела Маша со стаканом апельсинового сока в руке, рассеянно посматривая по сторонам.
— Позволь, Маша, пригласить тебя на танец.
— Так ведь он уже кончается.
— Подожди минутку, я сейчас вернусь. – Он подошел к солисту на сцене и что‑то ему сказал, тот в ответ кивнул. Зазвучала приятная мелодия «медленного танца». Виктор вернулся и заключил девушку в объятья, властные и бережные. – Всё, Маша, я свободен, – сказал он, обдав щеку девушки горячим дыханием. – Наваждение прошло. Страшный сон закончился, я проснулся, увидел солнце и пошел ему навстречу.
— Вы что, с Жанной поссорились? Как жаль… вы такая красивая пара.
— Да не было пары, Маша! Всегда была и будет только одна она и куча воздыхателей вокруг. Такие как она не способны любить, разве только себя.
— Все равно жаль, – вздохнула Маша, – я всегда любовалась вами. Может, еще помиритесь?
— Никогда! Я встретил свою единственную любовь…
— Да? И кто эта счастливая избранница?
— Ты, Маша, ты! Обещаю, я буду тебе самым верным и любящим мужем.
— Мужем, – повторила она ошеломленно, – но мне же только шестнадцать…
— Я буду ждать, сколько нужно. Пойми, Машенька, мы с тобой две половинки одного целого. Это судьба, слышишь! Сам Бог соединяет нас.
Виктор из кармана пиджака извлек кольцо, вспыхнувшее бриллиантом, снял со своего плеча обмякшую руку девушки и надел кольцо на безымянный пальчик.
— Теперь ты моя невеста.
— Странно, – прошептала она, – но ты даже не спросил моего мнения.
— Вот теперь спрашиваю. Мария Алексеевна, прошу стать моей невестой. Я обещаю любить тебя всю жизнь, оберегать и терпеливо ждать твоего совершеннолетия и добровольного согласия. …Ты не против?
— Кажется, нет… – Маша рассматривала кольцо на своей руке, вернувшейся на плечо партнера. – Слушай, Виктор, а это не сон?
— Нет, Маша, это реальность, это судьба!
— Спасибо… Прости, я не знаю, что в таких случаях говорят.
— Боже, какая ты… хорошая!
И только сейчас Виктор с Машей обнаружили, что танец кончился, они стоят одни в центре зала, а все смотрят на них с разными выражениями лиц. На противоположных флангах окружения пытались вырваться из удерживающих объятий Жанна и Марина. Виктор в долю секунды оценил ситуацию, взял Машу за руку и вывел из зала.
— Как же я родителям объясню появление на руке этого кольца?
— Не волнуйся, мы сейчас пойдем к тебе и всё объясним.
— А знаешь, папа грозился «пришибить» любого парня, если он мне что‑то не так сделает.
— Правильно обещал. Ты должна понять нас – отца и жениха – мы отвечаем за тебя, потому что любим. Пойдём.
Бабушкина рюмка
И – дабы не могли мы возомнить
себя отличными от побежденных –
Бог отнимает всякую награду
(тайком от глаз ликующей толпы)
и нам велит молчать. И мы уходим.
(«По дороге на Скирос» И.Бродский)
На стене висели часы с кукушкой, которая регулярно выскакивала из крошечного домика и сообщала о том, что еще один час жизни ушел в вечность. Бабушка после каждого «ку–ку» принималась громко кашлять, потом с кряхтеньем поднималась и выходила из своей светёлки, опираясь на спинку стула, с глухим шумом двигая его перед собой.
— Тоня, ты вот что, – говорила она сурово, – ты мне рюмку налей.
— Нет, мама, не налью.
— Тоня, ты «не налей». А ты налей. Слышишь!
— Слышу. Только всё одно не налью. Тебе вредно.
— Тоня, послушай мать! Ты лучше так не говори, а то скучно становится.
— И не проси.
— Дочка, ты пойми, когда я рюмочку выпью, у меня отдохновение случается. А то сама подумай: сейчас болит, потом снова болит и еще болит. Это ж сколько можно!
— И не проси! Ты у меня эдак алкоголиком станешь.
— А хоть и стану. Все одно скоро помирать.
— Так неужто охота на суд Божий пьяной‑то идти?
— А я к тому времени отосплюсь.
— А ну как не успеешь?
— Да?..
В прихожей запел электронный щегол звонка – кто‑то пришел. «Девочки на балу, кого же это принесло?» – проворчала уставшая после работы Антонина Ивановна. Она включила свет, открыла дверной замок и дернула тяжелую дверь. На пороге стояла смущенная Маша и какой‑то молодой мужчина.