— Тише, Гуру, тише, — глумился он над беднягой, который от любви к этой рогатой скотине и страха за ее травоядную жизнь давно поседел бы, будь на его голове хоть один волосок. — Тише, Гуру. Твоя телка тебя подвела, с кем не бывает. Не злись только и не нервничай, я ее не трону. Меняю телку на двух быков, как тебе обмен? Оружие на стол, и дальше будем разговаривать в менее заряженной — в прямом смысле этого слова — негативом обстановке.
Испуганные глаза Гуру предательски заблестели, и трясущимися от страха руками он положил оружие на стол. Потом быстро, несмотря на мандраж, фермер развязал своих заложников и пулей рванулся к корове. Пастух любезно слез с оказавшей им неоценимую услугу Машки и уселся между освобожденными товарищами. Все пятеро достали свои стволы, и теперь Гуру был как на пятерне у этой южноморской братии.
— Не бойся, Машенька, не бойся, я с тобой, — заикаясь, проговорил Гуру, поглаживая корову по ее не изменившей выражения морде.
— Прямо Дубровский, — съехидничал Пастух. — Да брось ты, Гуру, мы блаженных не трогаем. И с телками их не воюем. Лично против тебя и твоих зверушек мы ничего не имеем, так что расслабься немного. Повезло тебе — я тоже животных люблю, — признался Пастух, чем вызвал удивленные взгляды своих сотоварищей. — Ну конечно, не так сильно, как ты. Рыбка золотая у меня… была. Кстати, ты зачем моих парней так обидел — повязал? — резко сменил он тему разговора, поняв, что сболтнул лишнего о своих слабостях.
— А потому, что я их не звал. Зачем они в мой ашрам залезли, зачем мандалу топтали, друзей пугали, а? Зачем?
— Ашрам, мандала, — обиженно повторил Пузцо и надул свои и без того пухлые губы. — Ты чего, Гуру, ругаешься? Может, тебе по харе кришной?
— Тихо, тихо, — усмирил Пастух приятеля. — Значит, так. Рай на Земле — это хорошо и прекрасно, но на чужие бабки — не хорошо и не прекрасно. Я банку дал слово джазмена, что должок ты им отдашь. Так что теперь придется мне рамсы разводить, а ты, скотолюб, стой тихо. Чтоб ни слова, — приказал Пастух начинающему бледнеть Гуру, набирая номер телефона на своем гладком черном мобильнике.
— Але, отец родной? Тут у нас проблемка нарисовалась. Какая же сука там у тебя кредит выдала на всю голову больному придурку?! Да, да, ты уж разберись. Нет у Гуру ни мозгов, ни денег ваших, живет он скотской жизнью с домашним быдлом, жрет их пойло, на людей кидается и Машу кукумашит, Маугли хренов. Да, такая вот мандала, чего мне с него взять-то? Скот забрать? И куда мы его, в ЗИМы? Фургон нанять я только завтра смогу — сегодня ж воскресенье. Ну ладно, ладно, понял. С паршивой овцы… Раз обещал, значит, сделаю. Ты меня знаешь. Слушай джаз.
Пастух некоторое время смотрел на Гуру. Тот, испугавшись пуще прежнего, пытался обхватить свою корову, показывая тем самым, что ни за что на свете не желает расставаться с этими центнерами любимого существа.
— Расслабь булки, Гуру, телка твоя у тебя останется. И кролики твои, и кроты, и белки, — насмешливо успокоил Пастух трясущегося старика. — Быка заберем, пару телок, коз там да свиней — у тебя, я смотрю, этого добра несчитано. Эта жертва в твоих же интересах, свинопас, отстанут от тебя все на какое-то время, а там, глядишь, банк лопнет или тебя за твои кущи заметут. — На этих словах Пастух ехидно кивнул в сторону могучих зарослей конопли, расположившихся недалеко от стола с фруктово-молочными яствами.
— Может быть, ты и прав, Пастух, — медленно шевелил посеревшими губами Гуру, — командуй дальше, разбойник.
— Собирай свою паству, выдавай нам козлов отпущения, вот эту Дуську я точно заберу, — указал добреющий на глазах Костя на влюбленную свинью, — ну и давай садись за стол, забьем трубку мира, старый придурок.
Обрадовавшись благополучному разрешению вопроса, Гуру направился к конопляной плантации, не отпуская от себя ни на шаг корову Машу.
Саныч, подождав, чтобы фермер отошел, склонился к уху Пастуха:
— Куда мы их сейчас заберем? Может, завтра с фургоном подъедем?
— Нет. Нельзя их тут до завтра оставлять. Это ж тоталитарная секта, потравит их Гуру, на хрен, и сам застрелится. Надо их сейчас, пока он на нерве, забрать. Не верю я людям, которые со зверями разговаривают, — так же шепотом ответил ему Пастух и сразу же призадумался над своими словами.
ГЛАВА 12
Как устроить в городе внеплановый карнавал и получить приглашение на важный прием
Спустя час по улицам Беленджика в сторону пляжа двинулась веселая процессия, не хуже цирка Дурова на выезде. Между двух ползущих друг за другом ЗИМов топала трофейная часть паствы Гуру во главе с красноглазым и веселым Пастухом. Рядом с ним семенила верная свинка Дуська, а сам бандит наигрывал на саксофоне любимые мелодии. Навстречу попадались ничего не понимающие люди, которые тут же начинали радостно аплодировать и хохотать над увиденным, думая, что случайно попали на какой-то парад достижений фермерско-музыкального хозяйства. Пастух приветливо подмигивал молодым девчушкам с загорелыми лицами и картинно кланялся их обомлевшим мамашам.
— Да, немного нашему Пастуху нужно для счастья: преданное стадо, пара телок, мундштук в зубы и дать джазу. Ну и аплодисменты, конечно. И чтоб все плясали под его дудку, — еле слышно протянул Саныч, обращаясь к сидящему за рулем Автогенычу. Эти двое открывали всю процессию и ехали впереди. Саныч устало облокотился на дверь и посматривал в полностью открытое окно, щурясь от яркого дневного солнца и пыли, которая потихоньку летела в салон с крыши авто.
— Ну, еще пара козлов, которым по рогам можно настучать, и кореша верные, чтоб прикрыли.
— Это точно, — согласился Автогеныч. Он изредка лениво сигналил в такт играющему Пастуху и планомерно уплетал плитку горького шоколада.
В заднем ЗИМе так же лениво переговаривались Пузцо и Ромеро. Пузцо сосредоточенно смотрел на живность, плетущуюся перед его носом, и раз в минуту плевался на дорогу через полуоткрытое окно.
— Пузцо, тебе что, наш тур по Беленджику не нравится? — укоризненно спросил его удивительно довольный Ромеро.
— Да нет, все нормально. Бременские музыканты, блин. Я вот о Гуру все думаю. Где он так наблатыкался, откуда таких слов набрался — ашран, мандала? Даже я такой фени не знаю.
— Поживешь с быдлом — не так заговоришь. Зато у него трава знатная. Индийская. Мичуринец, блин.
В этот момент взору процессии открылся городской пляж. На мелководье, не забегая в море, весело плескались немногочисленные дети, издавая радостные крики, песок кое-где украшали горизонтальные тела. Бархатный сезон неумолимо заканчивался.
— Стоп машины! — скомандовал Пастух и подошел к Санычу отдать саксофон и новый приказ.
— Братва, что-то я запарился. Пойду окунусь, зверюги — на вас!
Перепрыгнув через парапет и раздеваясь по пути, Костя побежал в сторону моря и с наслаждением бросил могучее тело в его серые пенные волны. Остудившись в бодрящем осеннем море, Пастух стремительно протрезвел и замерз. Он вылез из воды и стоял, впитывая в свое татуированное тело солнечные лучи, чтобы дать своей разрисованной коже высохнуть. Над левой грудью Пастуха красовалась надпись «Легко на сердце от песни веселой», а под ней — «Спасибо, сердце, что ты умеешь так любить». На правой груди — профиль Утесова, а руки и ноги пестрели в соответствующих цитатах: «Нам песня строить и жить помогает…», «Тот, кто с песней по жизни шагает…»
— Нинон, это кто ж такой красавец расписной? — обратилась светская львица Жаннет Дулина, та самая, что всю дорогу не давала матери покоя в поезде, к своей свежеобретенной местной подруге. Их красивые томные тела занимали выжидательную позицию неподалеку от уже подсохшего Пастуха.
— Ой, это страшный бандит Костя Пастух из Южноморска, он там весь город держит в джазе, — смешно вытягивая гласные, сказала кареглазая красотка Нина. В ее аккуратной головке никак не могла уложиться мысль, что она тусует с самой Дулиной, и ее ладное смуглое тело просто распирало от неожиданного счастья.
— М-м-м, обожаю бандитов. Это то, что мне сейчас нужно. Надо же, как романтично — такой молодой, а весь город в ужасе. Надо его срочно затащить… к нам на ужин, — взвизгнула решительная Жаннет и мгновенно подскочила к Пастуху.
— Привет, как водичка?
— Сказка, — лаконично ответил Пастух молодой незнакомке, сквозь прищуренные веки моментально оценив все достоинства ее частично силиконового тела, практически не скрываемого белым купальником.
— А у нас в Москве уже заморозки скоро. А я знаю, кто вы. Вы — знаменитый криминальный авторитет. Я — Жанна, — смело протягивая худую загорелую ручку Пастуху, заявила Жаннет.
— Пастух, — неловко ответил он, взяв ее маленькую ручку в шопардовских перстнях в свою татуированную клешню, — то есть, это, Костя. А вы правда из Москвы, что ли? Скажите, у вас там серьезно так не любят джаз, как поговаривают?
— Ой, моя мама просто помешана на джазе. Приходите к нам — вам будет о чем поговорить. Расскажете о ваших трудовых буднях — терки, стрелки, перестрелки всякие-я это очень люблю.
— Нет, это скучно. Лучше мы вам споем, раз ваша мама джаз любит.
— Ах вы, якудза, — такие юмористы. Ладно, петь будем все. Вы тут один отдыхаете?
— Нет, с бригадой, мы всегда вместе.
— Вот и приходите вместе к нам на ужин!
— Смелая вы. Я-то приду, вот только куда этот скот девать? Быков этих?
— Костя, да вы и правда жесткий мужчина, — захихикала Жаннет. — Как это вы про своих… У нас в Москве их давно уже «быками» не называют. Знаете что, приходите с ними.
— Что, прям с этими скотами — козлами и свиньями?! — махнул Пастух в сторону парапета.
Жаннет, в свою очередь, оглянулась в указанном направлении и увидела импозантных Саныча и Автогеныча, которые тут же сделали барышне несколько кокетливых приветственных знаков.
— Костя, — захохотала юная девица, — вы просто уморили меня, просто Павел Воля какой-то. Я сейчас от смеха лопну! Ну конечно, с ними — у нас очень демократичная семья, да и вообще, интересно взглянуть на местный колорит. Они, наверное, все такие накачанные…
— Ну да, вроде упитанные. Я бы даже сказал — породистые.
— Вот-вот, вечером вас ждем: мы с мамой соберем местный бомонд, а моя подружка Нинон позовет своих девчонок, так что вашим «быкам» скучно не будет. Я так истосковалась по приемам.
— Что ж, Жанна, раз вы так настаиваете, то до вечера. А куда ехать-то?
— На дачу Президента! В двадцать ноль-ноль! До вечера, Костик, — подмигнула вертлявая Жаннет Пастуху, который остался в полном недоумении.
Он проводил барышню взглядом, почесал затылок и отправился обратно к своему стаду, бормоча себе под нос:
— Что-то все это мне сильно напоминает… Ну и трава у Гуру — убиться можно!
ГЛАВА 13
Как превратить банальную вечеринку в музыкальное событие года
Президентская дача, которую закончили реставрировать пару недель назад, сияла белым камнем даже в вечерних сумерках. Впрочем, вереница фонарей, светивших по всему периметру трехэтажного домика, тоже делала свое дело. Ворота дачи гостеприимно распахнулись перед собравшимся беленджикским бомондом и явили на свет фонарей кумира узколобых гламурных тусовщиков всей страны. Сливки южного городка сразу же облепили свою икону — Жаннет Дулину. Провинциальные франты, наряженные, напудренные красотки — все хотели погреться в лучах ее славы и поэтому, толкаясь и цинично улыбаясь, старались подползти поближе к Дулиной-младшей и рассказать побольше сплетен и баек про Пастуха.
— Жанночка, милая, — нарочито гнусавым голосом завел маленький франт в настолько ярких нарядах, что резало глаз, — но почему столько чести деревенскому бандиту? Он же агламурный и играет какой-то дурацкий джаз к тому же!
— Ну надоели мне модники, — завела Жаннет, по-детски надув губки. — Есть в Косте какая-то первобытная сила и привлекательность. Он настоящий мужик, грубый и неотесанный. У нас в Москве таких либо уже поубивали, либо они выродились, заплыв денежным жиром. А у вас есть еще редкие экземпляры и эксклюзивы.
— Ну что ж, Жорж, — обиделся разноцветный фрик, приобняв своего стильного высоченного товарища, — мы опять пролетаем. Высокоутонченные люди нынче не нужны никому!
— Едут! Едут! — закричала Жаннет, не обращая никакого внимания на то, как скулят напомаженные парни.
В это время к даче подошла долгожданная процессия, состоящая из Пастуха, его банды и разношерстного стада. Засветившись от радости ярче фонарей, Жаннет побежала им навстречу, а гости, стараясь выслужиться перед ней, встретили «Веселую бригаду» овацией.
Слева от забора, где густо разрослись колючие южные кустарники, неожиданно выскочил микроавтобус местного телевидения. Из него уверенно выпрыгнули репортер и оператор и целенаправленно побежали к Пастуху, расталкивая собравшихся гостей локтями.
Итак, светская хроника, — затараторил лысеющий низенький мужчина в выцветшей синей футболке с непонятной надписью на китайском английском, глядя в камеру. — Весь свет Беленджика собрался вечером на президентской даче у московских примадонн — гостей нашего города Алисы и Жанны Дулиных — в ожидании эксцентричного босса мафии и звезды джаз-андеграунда из Южноморска. Пастух с товарищами явились при полном параде — все очень гламурненько. А вот и первый сюрприз: вместе с ними на вечеринку пожаловал целый зверинец. — Журналист указал на стайку живности своему оператору в коричневой кепке и смешных круглых очках, увеличивающих его глаза примерно вдвое. — Сейчас я постараюсь выяснить, что же именно привело сюда южноморских звезд и, так сказать, стражей порядка.
Журналист растолкал последних зевак, заграждающих ему путь к Пастуху, и нацелился на бандита своим огромным микрофоном.
— Константин, извините, добрый вечер, Гла-Мор-ТВ. Расскажите, пожалуйста, почему вы пришли к Жанне и Алисе Дулиным с целой скотобазой? Это дань вашему любимому фильму или всего лишь продолжение серии издевательств над поп-звездами? Как вы познакомились с Дулиными? Ваши отношения со столичной светской львицей…
Но надоедливому репортеру так и не удалось узнать ответы на все эти вопросы, потому что Пастух, услышав святую фамилию, впал в транс. Не обращая никакого внимания на камеру и микрофон, который нагло тыкали ему в лицо, бандит поспешно проследовал в зал и увидел скучающую за столом примадонну. Только тут он отреагировал на выкрики не отстающего от него ни на шаг журналиста, заткнув ему рот ладонью, а сам застыл перед столом, протирая себе свободным пудовым кулаком глаза.
Пастух все смотрел и смотрел на Алису Марковну не моргая и не мог произнести ни слова. Предательские капельки пота забегали по его лицу, а рот перекосился так, что Костя перестал походить на самого себя. Наконец он перевел дух, вытер пот своей широкой ладонью и хриплым из-за пересохшей глотки голосом выдавил из себя:
— Жаннет, кто это?
— Мама, — удивленно ответила младшая Дулина.
— Это что, и в правду Дулина? Я не сплю?
— Ну да… — Жаннет смотрела на бледного Пастуха и абсолютно не понимала, что происходит. Озарение снизошло на нее, когда Пастух на ватных от радостного шока ногах подбежал к Алисе и пал на колени.
— Опять дефектный, — пожала плечами Жаннет.
— Что за хамство?! — заверещал пришедший в себя после морального шока журналист. — Заткнуть рот прессе! Жанна, может быть, вы расскажете, почему вы предпочли роскошной свадьбе в Москве вечеринку с местным криминалом?
— Да пошел ты, козел! — рыкнула Жаннет на журналиста, как назло, в то время, как его верный товарищ и коллега с камерой споткнулся об козла, пугливо озирающегося по сторонам от оглушительного хохота.
— Ну, это уже слишком! Скотобаза! — не успокаивался журналист.
Тогда Ромеро и Пузцо, взяв его за руки и за ноги, вышвырнули бедолагу в распахнутое настежь окно. Следом за ним добровольно прыгнул оператор, что есть сил прижимая к себе уже пострадавшую от прошлого падения камеру.