Но с самого начала он сказал именно то, что мне и нужно было знать.
Это к лучшему, Дуайт. Несомненно, гораздо лучше, что всё случилось сейчас, а не позже. Уже больше месяца я понимала, что ты несчастлив. С тех пор как мы решились на побег, я видела твою внутреннюю борьбу — борьбу между увлечением мною и твоей истинной любовью, а именно работой в Соле и Грамблере. Что ж, истинная любовь победила, причем с триумфом, в тот самый день, когда я ожидала, что буду полностью занимать твои мысли. Признаю свое поражение.
Не беспокойся обо мне более, забудь обо мне, да ты уже так и поступил. Наверное, это во многих смыслах к лучшему. Мы так мало знаем друг о друге, я о тебе, а ты обо мне. Мы наверняка бы узнали больше в Бате, но тогда могло оказаться и слишком поздно.
Так что прощай, Дуайт. Можешь не опасаться, что я снова приеду в Корнуолл и нарушу твой покой. Даже и на две сотни миль не приближусь. Благодарю за преподанный урок. Я его не забуду.
Твой искренний друг,
Кэролайн Пенвенен»
В тот же день, в пять часов, незадолго до сумерек, шестеро мужчин поджидали Чарли Кемпторна в его коттедже в долине Сол. Их лица были мрачны, как и подобает при таком деле, но никто их не встретил. Чарли Кемпторн улизнул вместе со своей вечной улыбкой и кашлем, а также мешочком серебра, который хранил под полом. Он также прихватил свой свадебный наряд, сделанный собственноручно, Библию и еще кое-какие последние приобретения вроде чашек, блюдец и зеркала — всё, что смог унести.
Оставил он лишь Лотти и Мэй, в ужасе сжавшихся в углу комнаты на втором этаже. Когда их убедили всё рассказать, они объяснили, что отец дал им по серебряной монете и ушел на заре, наказав не шевелиться, иначе не ручался за их безопасность. Девочки не знали, куда отец направился. Разочарованные и злые, некоторые мужчины хотели поджечь коттедж и избить детей, но разум восторжествовал, и в Сент-Агнесс отправили весточку тетке девочек, чтобы та как можно скорее их забрала.
Чарли также бросил свою невесту. Вмешательство Дуайта разрушило две пары. Розина поначалу не верила, но потом вспомнила мелкие доказательства. Она никогда не любила Чарли, но со временем стала с благодарностью отвечать на его ухаживания и обожание. Ее чувствам понадобилась встряска, чтобы осознать это и осудить Чарли, пока что она была способна только на это, и шла по улице как оглушенная, чувствуя обиду, но не ненависть, отвечая на вопросы односложно и без эмоций. Лишь изредка Розина показывала искру гнева, когда кто-нибудь предполагал, что и она кое о чем знала.
Те шестеро, что пришли к Чарли, не сдались при виде пустого коттеджа. Они считали, что он не мог уйти далеко, не оставив следов. В сельской местности молва разносится быстро, а доносчик — самый ненавистный для всех человек. Они решили, что еще его схватят.
В семь часов тем же вечером Росс вылез из тайника, где скрывался без пищи и воды восемнадцать часов, а воздух там был такой, что человек, непривычный к ужасному воздуху шахты, не выдержал бы и четверть этого времени. Он заставил себя подождать до темноты, понимая, что преследователи тоже будут терпеливы. Когда Росс выбрался в библиотеку, его глаза, привыкшие к темноте, смогли различить окно, мебель и дверь в сад. Он попробовал ее открыть, ожидая, что дверь будет заперта, но та отворилась, и Росс шагнул на свежий воздух. В доме горел свет, но прежде чем приблизиться, он осторожно обогнул строения и прилегающий к ним сад и ручей. Потом подошел к дому и заглянул в каждое освещенное окно. Солдаты ушли.
И, наконец, он пошел к Демельзе, которая уже восемнадцать часов гадала, что с ним сталось, и воображала, будто кровь текла не с костяшек пальцев, а из перерезанной артерии.
Тайник, вырытый согласно указаниям мистера Тренкрома, имел фальшивую стенку, поворачивающуюся на шарнире, а за ней находилась еще одна и более крупная ниша. Среди братства контрабандистов Корнуолла — вполне обычная и предусмотрительная практика, но мало кто мог разгадать обманку.
Копали тайник шахтеры, не считая одного крестьянина и одного плотника, и выполнили работу с особым тщанием и аккуратностью. Они сделали второй тайник достаточно большим, чтобы спрятать значительное количество товаров, но Росс и не предполагал, наблюдая за ними, что когда-нибудь ему придется прятаться там самому.
Книга третья
Глава первая
Своим вмешательством Дуайт хоть и не полностью достиг цели, но спас груз мистера Тренкрома. На две недели «Все как один» отошел обратно на Силли и позже выгрузил товары в трех разных местах вдоль побережья. Дуайт также спас Росса, поскольку мистер Тренкром о нем позаботился. Тем, кого схватили на месте преступления, уже ничем нельзя было помочь, но те, кому повезло больше, получили поддержку. Россу сообщили, что когда дело «Черной субботы» будет слушаться на квартальной сессии суда в конце месяца, фермер и его сын из Гвитиана присягнут, что капитан Полдарк провел ночь на второе февраля у них.
Примерно через неделю после стычки к доктору Энису приехал хирург по имени Райт и помог ему с некоторыми пациентами. Через несколько дней доктор Энис отбыл в Лондон.
Позже Дуайт пожалел о своей поспешности, что не подождал до суда, но в то время он решил, что больше не может ждать. Он подкупил Томаса, выудил у него лондонский адрес Кэролайн и написал дважды, на случай, если одно письмо затеряется, с полным отчетом о своих приключениях в ту ночь и объяснив причины своего поведения. Зная ее как человека рассудительного, Дуайт ожидал, что ее прощальное письмо, написанное в понятной горячке и спешке, рано или поздно будет позабыто, и они составят новый план. Денно и нощно он твердил себе, что подождет до завтра, и, в конце концов, всё бросил и уехал.
Учитывая приближающуюся сессию суда и то, что на путь до Лондона требовалось пять дней только в один конец, у него оставался лишь один день, чтобы извиниться перед ней и примириться.
Этого было бы достаточно, если бы Кэролайн хоть чуть-чуть к этому стремилась. Она остановилась у сестры мистера Пенвенена Сары, и Дуайт дважды заходил, и дважды его не впустили. Тогда, посчитав, что за отказом стоит дядя Кэролайн, вечером он пришел в третий раз, в уверенности, что Кэролайн дома, и дал лакею денег, чтобы тот отнес ей письмо. Дуайт нетерпеливо ждал, пока не вернулся лакей с ответом, который гласил:
«Дорогой Дуайт!
Да, я получила твои письма. Я рада, что сделанный тобой выбор пошел на пользу Россу Полдарку и другим контрабандистам. Но этот выбор — твой выбор — был сделан еще до того, как ты узнал, что этот человек — доносчик. И потому на мой выбор повлиять не может. Разве ты сам не видишь? Мне очень, очень жаль. Для нас обоих это к лучшему.
Кэролайн».
На следующее утро он сделал последнюю попытку с ней увидеться, но безуспешную, и отправился домой.
В ожидании квартальной сессии суда жители Сола и Сент-Агнесс больше беспокоились о ней, чем о войне с Францией. Судей, как известно, выбирали, чтобы они действовали беспристрастно, но многие считали, что их выбрали за склонность действовать в соответствии с буквой закона. Председателем был преподобный доктор Холс, славящийся среди судей суровостью, и вскоре он, недолго думая, осудил контрабандистов. Четверо получили год заключения, а двоих — Неда Ботрелла и человека из Сент-Агнесс — приговорили к высылке на десять лет. Для Корнуолла, где контрабандистов обычно приговаривали к легкому наказанию, это оказалось весьма сурово, и к тому времени, как Дуайт Энис предстал перед судьями, все предвкушали недоброе.
Дело доктора Эниса стояло особняком. Так и не установили точно, каким образом он замешан, и вызванные свидетели ясности не добавили. Сам же Дуайт отказался давать какие-либо объяснения своим действиям, преподобный Холс не скрывал своей ярости. Никто не может, а в особенности человек образованный, вдруг появиться на краю утеса и разжечь там костер без каких-либо четких оснований.
Это, а также многое другое доктор Холс высказал во время длинной назидательной речи, последовавшей за его консультациями с членами суда. Особенно отвратительно, подчеркнул он, что известный доктор оказался вовлеченным в эту недостойную торговлю. На обладающих репутацией людях лежит большая ответственность — они должны препятствовать неправедному поведению своих менее просвещенных соседей, а не поощрять его и не участвовать в нем, как, вероятно (поскольку никакого другого объяснения предложено не было), поступил доктор Энис. По мнению суда, доктора Эниса следует приговорить к штрафу в пятьдесят фунтов или трехмесячному тюремному заключению.
Дуайт принял отповедь и штраф с недрогнувшим лицом, а когда слушания закончились, отказался принимать сочувствие и помощь со стороны зрителей. Весь этот месяц он показывал неожиданную для обычно столь любезного и терпимого молодого человека резкость и злобу по отношению к друзьям и сочувствующим. Его популярность в Соле и окрестностях взлетела до новых высот (не считая дома Веркоу), и многие гадали, почему доктор ведет себя так недружелюбно. Он с раздражением воспринимал любой дружеский жест и не реагировал на советы и сострадание.
Он избегал даже Росса и Демельзу, и когда они с Россом поскакали после суда домой, то впервые за это время поговорили наедине.
Некоторое время друзья обсуждали исход дня. Росс думал, что ни Ботрелл, ни человек из Сент-Агнесс не станут отбывать наказание. Военно-морскому флоту требовались люди, и двум заключенным, как опытным морякам, наверняка дадут возможность выбора.
— Не могу сказать, что это лучший вариант, но дело в самоуважении. Думаю, что хотя бы Ботрелл выберет флот.
— Рад, что тебя не обвиняли, Росс. Я подумал, они могут попытаться к тебе прицепиться, это ведь твоя земля, в особенности учитывая, как тебя пытались осудить на прошлых слушаниях.
— Так бы и вышло, если бы не Тренкром. Он снабдил меня свидетелями, которые присягнули, что меня не было дома в день выгрузки.
— У выхода из суда ко мне подошел человек, сказал, что он от мистера Тренкрома, и тот желает выплатить мой штраф.
— И что ты ответил?
— Разумеется, отказался! Я ввязался в эту авантюру не ради Тренкрома.
— Нет, ты сделал это ради меня. Я говорил, как к этому отношусь?
— Не стоит беспокоиться.
— Я перед тобой в неоплатном долгу.
— О, чепуха.
Несколько минут они ехали молча. День был ветреным, но не холодным. Над головами с криками кружили чайки, солнце придавало их крыльям блеск. Росс был не из тех, кто продолжает расспросы, когда они явно нежелательны, но понимал — что-то с Дуайтом не так.
— Третьего дня видел твоего друга Райта. Полагаю, ты до сих пор собираешься покинуть нас, когда всё уляжется?
— Я пока не определился.
— А как твоя женитьба на Кэролайн?
— Ее отменили. Глупое ребячество. К счастью, мы вовремя это поняли.
Росс уставился на своего друга.
— В результате этого дела с контрабандой?
— Нет, разумеется.
— Демельза настаивает, что это именно так. Говорит, ты сказал ей, что вы уезжаете в субботу ночью. Видимо, на планы повлияла твоя задержка?
— Не в ущерб мне, как я теперь понимаю. Нам не стоило этого делать, Росс. Мы несовместимы, были захвачены глупой страстью, которая не продлилась бы долго и сделала бы нас обоих несчастными.
— А сейчас к чему она привела?
— Мы временно несчастны, но потом будем за это благодарить. Если бы ты это признал, я был бы в долгу перед тобой, а не ты передо мной.
Дуайт говорил достаточно твердо, но Росс видел, чего ему это стоит. Ему хотелось бы сказать что-нибудь в утешение, но в глубине души он был такого же мнения, как и Дуайт. Эти отношения были обречены. Лучше горькое разочарование сейчас, чем унижение и несчастье от мезальянса длиной в целую жизнь.
Мысленно поискав другую тему, через некоторое время Росс сказал:
— МакНил, офицер драгун, после ранения выглядит неважно. Он и правда остановился у Бодруганов?
— Да. Они знакомы с ним со времен его первого визита и пригласили погостить. Я по-прежнему его навещаю.
— Ты? Вот так сюрприз.
Дуайт слегка улыбнулся.
— Я знаю. Мы по разные стороны закона. Но в субботу ночью я взял на себя ответственность и перевязал его рану в твоем доме, так что, похоже, он благодарен, что я не дал ему истечь кровью, в общем, потребовал, чтобы я снова его посетил, так мы и порешили.
— Вы могли бы побеседовать об этике контрабанды.
— Мы это не обсуждаем. Но думаю, он не желает никому зла, за исключением человека, который его подстрелил. Без сомнений, МакНил пока не может путешествовать и даже не смог присутствовать нынче на суде, он горько сожалеет о каждом дне, который проводит вдали от своего полка и войны с Францией.
— Думаю, если он будет терпелив, то за несколько месяцев возможность покрыть себя славой никуда не денется.
— Наверное, нет. Сложно предвидеть, как долго это продлится.
— Что ж, когда страна с армией в пятьдесят тысяч человек, главным образом задействованной за границей, вступает в драку с армией в полмиллиона, находящейся дома и ударяющей прямо во фронт...
— У нас есть союзники.
— Пруссия и Австрия? Весь прошлый год, когда у них имелись великолепные возможности, они медлили. Голландия? Думаю, голландцам понадобится кое-что поболее, чем несколько наших канонерок и полк пехоты, чтобы им захотелось сражаться.
— В последние недели я всё думал, что мне следует что-то предпринять, — сказал Дуайт. — Сложно понять, что именно, но эта мысль привлекает меня всё больше, наверное, помогает избавиться от ощущения собственной бесполезности.
— Что ж, не торопись. Обдумай всё хорошенько — когда окажешься на сковородке, с нее уже не спрыгнуть.
Перед тем, как они расстались, Дуайт сказал:
— А как твоя встреча с Марком Дэниэлом, всё оказалось тщетным?
— Не совсем, потому что показала мне, какой я самоуверенный глупец.
— Он не дал ни одного полезного совета?
— Ни единого.
— И долго ты намерен продолжать?
— Пока не закончится уголь.
Дуайт молчал, пока не натянул поводья на повороте.
— И как там Дэниэл, Росс?
— То событие оставило свои отметины, как ты и сам понимаешь.
— Да... как я и сам понимаю.
Росс поехал вниз по долине. «Черная суббота» имела и еще одно важное последствие. Теперь бухта Нампары стала бесполезна для мистера Тренкрома. Таможенники не следили за ней каждую ночь, но дурная слава той стычки и ущерба от нее надолго вывела бухту из игры. Теперь вопрос заключался не в том, хотят ли рисковать Полдарки, это мистер Тренкром не хотел рисковать. Это сильно повлияло на доходы Росса, разница была весьма существенной и совсем некстати. Он снова сделал ставку и снова проиграл.
Он попросил Демельзу не приходить на квартальную сессию, и поскольку теперь ему опасность не грозила, она согласилась. Сейчас ему предстояло всё ей рассказать, так что ужин запоздал. Потом они поговорили о шахте. Акционеры Уил-Радиант интересовались насосом, утром накануне суда Росс встречался с представителями другой шахты по поводу продажи иного оборудования.
— Росс, — внезапно произнесла Демельза, — я никогда об этом не говорила, но как-то в начале года я ездила в Сент-Агнесс за покупками — помнишь, я еще просила у тебя Брюнетку, и там я повстречала мистера Ренфрю, торговца свечами.
Росс взял в руки «Шербурн меркьюри», рассчитывая его пролистать, но аккуратно сложил, чтобы поразмыслить, и отложил на полку у окна, где лежали старые газеты.
— И мистер Ренфрю сказал, мол, как жаль, что ты продал последние акции Уил-Лежер. Я никогда не спрашивала тебя об этом, потому что... Ну, если ты не хочешь мне рассказывать, то и не станешь. Возможно, ты просто не хотел меня волновать. Или мистер Ренфрю ошибся и говорил о первоначальной продаже.
Росс снова подошел к камину и встал рядом.
— Нет, это правда. Я продал их в начале января. Выручил за них шестьсот семьдесят пять фунтов, весьма неплохая прибыль на мои вложения. Конечно, теперь у нас не будет дохода.