Россия, 1999 год.
Сегодня – сочельник. Время гаданий, визитов гостей и «посиделок» до глубокой ночи. Новогодние
игрушки мерцают в пламени свечей, тихая музыка, на улице – радостные возгласы и песни, мягкий снег … Сочельник – самое таинственное время, когда жители другого мира приходят, чтобы
рассказать нам правду о настоящем и будущем, открыть нам глаза и, может быть, помочь…
Я верю, всегда верил, что в этот тихий вечер они приходят, чтобы наставить нас, неразумных, направить наши мысли в новое русло, помочь увидеть возможности, которые нам по слепоте
духовной не видны, – так понимал я сочельник с самого детства.
Вот и в этот раз, ближе к вечеру, мысли о том, как же найти подходящий способ общения с душами
предков или их друзей (не в одиночестве же они там находятся!), занимали мою голову.
Интуиция подсказывала мне, что вечер будет неожиданный и удивительный; нечто манило меня
и обещало что-то совершенно необычное, но с кем разделить эту радость, кто составит мне
компанию? От такой компании зависело практически всё: ведь предки приходят не к одному
человеку, а к группе людей, и, если кто-то им не понравится, они могут никак не проявить своего
присутствия, а то и вовсе обидеться, и тогда ничего хорошего не жди…
Я решил напроситься в гости к маме моей давней знакомой. Когда-то мы вместе с этой знакомой
занимались Ци-гуном, и с тех пор у нас остались хорошие, дружеские отношения. Мама же её
обладала удивительной силой: она могла исцелять даже совершенно безнадёжных больных, в
чём я имел возможность убедиться, и не раз. Будучи образованной женщиной, проработав много
лет в школе учителем рисования, она теперь находилась дома (благо, муж зарабатывал хорошо) и
занималась тем, что ей больше всего в жизни нравилось, – лечением, гаданиями, чтением (у неё
была богатейшая библиотека!). К ней приходили люди со своими бедами и радостями, поэтому
попасть к ней было не так уж просто. Но я был - сам не знаю почему - уверен в том, что сегодня –
мой день и у меня всё получится.
Я не ошибся. Почему-то она была одна и после непродолжительных переговоров по телефону
согласилась меня принять.
Жили мы рядом, и через 10 минут я был у неё.
- Ну что, Глебушка, как гадать будем?
Вопрос был скорее риторическим, и я прекрасно знал на него ответ по той простой причине, что не
собирался ничего придумывать и предлагать.
- Как скажете, Елена Ивановна, на ваше усмотрение. Вы же знаете, я во всём полагаюсь на ваши
опыт и знания.
Она улыбнулась, несколько секунд подумала и, не говоря ни слова, стала готовиться.
Я ожидал чего-то необычного, ведь у неё был богатейший выбор различных способов проведения
таинства и, главное, – опыт, но в этот раз она не стала особо озадачиваться, достала старый лист
ватмана с буквами по кругу, блюдце и свечи.
Я никогда не участвовал в спиритических сеансах, хотя видел, как моя мама проводила их изредка
с подругами. Духи лгали и глумились над женщинами, но вечер скрашивался.
Но в случае с Еленой Ивановной я был уверен: всё будет правдиво. Ей всегда удавалось так
настроиться, что будущее во всей правдивости и цельности открывалось в её присутствии и
сбывалось в точности. Всё-таки всё зависит от человека, от его воли, а не от способа сообщения -
так думал я.
Как показало время, я оказался прав.
Россия, январь 1999 года
Мы положили руки на блюдце.
Я не ждал ничего, кончиками пальцев лишь едва-едва касаясь той части блюдца, которая
обычно стоит на столе. Я видел, что и Елена Ивановна также едва касается его.
Мы ждали несколько секунд, и тут блюдце вдруг «стартануло» и резко дёрнулось. Я убрал руку из
опасения: мне показалось необычным, что оно САМО дёрнулось, ведь я его едва касался, да и Елена
Ивановна тоже. Она улыбнулась, кивнула, и я опять дотронулся до блюдца. И тут же оно ринулось
3
в какой-то невообразимый танец. Оно стало буквально летать от буквы к букве, как неугомонное.
Елена Ивановна читала буквы, складывала их в слова и фразы, и вот уже вполне осмысленный текст
появился передо мною:
- Рад вас видеть.
Я удивился. Некто неощутимый и неосязаемый рад меня видеть... С чего бы это? И кто этот «некто»?
- Кто ты, назови себя.
Для меня это становилось игрой, и, если бы не серьёзность Елены Ивановны, я бы воспринял это
как шутку. Но, судя по сосредоточенности Елены Ивановны, это были не шутки, а реальность –
самая настоящая реальность.
- Зови меня буддист.
Вот те на! Буддист… Какой такой буддист и что он делает на святочных христианских гаданиях?
Как бы отвечая на мой незаданный вопрос, он ответил:
- Я давно наблюдаю за тобой, Глеб. И вот пришёл. Я отвечу на твои вопросы.
Хорошо, пришёл так пришёл…
Стоп! А буддист этот – он живой или уже мёртвый???
- А ты живой, буддист, или как?
Ответ не замедлил последовать:
- Не мертвее тебя.
«А он ещё и шутник», - подумал я про себя и продолжил пытать его:
- А ты человек или нет?
- Не совсем.
- Это как?
- Скорее принцип: как ветер – принцип воздуха. Воздух может быть без ветра, а ветер без воздуха
– нет.
- Ты принцип человека или чего?
Я откровенно не понимал, как это можно быть и человеком, и нет. Но буддист был терпелив и не
спешил смеяться над моим недоумением:
- Движение не есть сам воздух, но – качество воздуха. Разум есть следствие тела, но не обязательно
иметь тело, чтобы именоваться разумом.
- Так ты умер? Ты был человеком и умер?
- Но что есть смерть? Обязательный переход из одного качества в другое... Но если ты сам
выбираешь, когда и в какое качество перейти, это можно назвать смертью?
Я молчал в замешательстве. Действительно, если человек стал столь могущественен, что может
по желанию выбирать вместилище для своего Разума, то смена одного жилища на другое, произведённая сознательно и по доброй воле и тогда, когда ты сам этого захотел, – разве не будет
она продолжением жизни?
- Хорошо, значит, ты сменил тело и стал не-телом, но потому, что сам этого пожелал?
- У меня есть тело, но не такое, как ты думаешь. И хватит об этом.
Ну вот, пришёл, пообещал отвечать на вопросы, а сам говорит, «хватит об этом». Капризный какой-то буддист… Ну да ладно, действительно, чего это я… Так, он говорил, что наблюдал за мною, с чего
бы это?
- А почему ты наблюдал за мной, в чём причина?
- Ты мне интересен. Можешь быть полезен.
- Но в чём?
- Узнаешь позже.
Ну вот, опять загадки. Там - хватит, здесь - узнаешь позже…
- А как я смогу узнать, чем могу быть полезен?
Блюдце двигалось, не останавливаясь и очень быстро, почти догоняя скорость человеческой речи.
- Если ты станешь достойным, я сделаю так, что ты сможешь приехать ко мне в гости.
- Куда?
- В Тибет. В сентябре этого года. 9 сентября ты купишь билет из Москвы, 13 сентября – из Катманду.
Тебе следует приехать в Шигацзе.
Я опешил. Какой Тибет? Какой Катманду? Это же жутко дорого, а у меня не всегда хватает на хлеб…
4
Буддист тут же нашёлся:
- К сроку средства будут, не забудь - ты приглашён.
Я сидел с таким ошарашенным видом, что Елена Ивановна, сочувственно покачав головой, принесла
мне стакан воды. Больше в тот вечер Буддист с нами не говорил – не захотел.
- Елена Ивановна, что вы об этом думаете?
Она посмотрела на меня своими чёрными украинскими глазами и просто сказала:
- Увидишь. Если он сказал, значит, так и будет.
- Но что вы думаете о нём, кто он такой, этот буддист?
- Наверное, один из тех немногих достигших чего-то такого, что наше воображение не может себе
и представить…
В тот вечер я долго не мог заснуть, вся магия вечера рассеялась, как дым в сильный ветер, и я никак
не мог успокоиться: всё думал об этом буддисте, о возможности поездки, о средствах на неё…
Постепенно воспоминания стёрлись, весь тот вечер стал казаться мне нереальным, как мир за
стеклом, где и я – не я, и буддист – чистый вымысел... Да и даты отлёта, хотя и впечатались в мозг, казались ещё далёкими и нереальными, как во сне. Но это был не сон. Общение с буддистом не
давало мне покоя. Я отчётливо понимал, что просто так подобные приглашения не даются. Тот, кто, будучи жив, приглашает к себе в гости таким образом, как это сделал буддист, не просто человек.
Только очень могущественный, может быть даже бессмертный адепт или святой, может такое. И
вот вопрос – зачем я ему нужен? Что он увидел во мне такого, что из всех миллиардов человек он
пригласил именно меня?
К тому времени я читал об этом и знал, кого и как приглашали таким образом, а также - кто из
смертных общался через Эфоб (так в древности называлась подобного рода доска с буквами) с
могущественнейшими буддистами Востока.
Например, я знал, что волхвы, которые искали младенца Иешуа, не просто так получали сведения
о его рождении и местонахождении. Не из воздуха они узнавали, но через Эфоб – а значит, именно
так, как буддист пригласил меня. Прошли тысячелетия, но метод не изменился. Спиритуалисты
приспособили доску для своих нужд и объявили свое общение с потусторонним миром
откровениями. Но ведь важно не как они получали сведения, а от кого. Кто стоит по ту сторону
доски в духовном теле – вот что важно.
Интересно, что Андрей Рублев, описывая поиски волхвов (которые сами были святыми людьми), изобразил на картине «Троица» их обращение с вопросами о местонахождении младенца Иешуа: двое из ангелов прикасаются к чаше, стоящей на походном Эфобе, а третий спрашивает и иногда
записывает важные ответы.
То, что не праздный дух заглянул на наши вечерние святочные посиделки, мне было ясно как дважды
два – уж больно красиво и стремительно было то, что он говорил. Не было это похоже ни на что
другое, но именно на приглашение Знающего. От такого не отмахиваются, таким не пренебрегают.
Ну так что же есть во мне такого, что меня пригласил в Тибет один из Знающих?
Я стал думать и вызывать из памяти детали своего недавнего прошлого, которые могли бы каким-то образом продвинуть меня в догадках и дать объяснение в ответ на будораживший меня вопрос.
История моих духовных поисков
Будучи ещё совершенно юным, я искал смысл жизни в христианстве.
Мои хождения и искания пришлись на период, когда мне было шестнадцать – восемнадцать
лет.
Увлекшись христианством, я и не заметил, как стал общаться с людьми, принадлежащими
христианским кругам. Это были довольно странные люди: все они носили длинные волосы (эту
моду перенял у них и я), смотрели ясным взором и переосмысливали учение Христа, но каждый на
свой лад.
Один писал стихи, многие из которых положил в основу музыкальных произведений, даже выступал
где-то за границей. Его девушка играла на скрипке, у них здорово получалось.
5
Другой продавал христианскую литературу, но был страшно неромантичен и, тяготея к догматизму, своим фанатизмом просто пугал меня. Что-то доказать этому человеку было совершенно
невозможно.
Опыт общения со священниками вообще оказался грустным донельзя. Единственное, что осталось
после него, - это ощущение тоски и ужасной глупости происходящего. Ум требовал пищи, душа
– впечатлений, а дух – устремленного полёта. Общение же с батюшками более походило на
пребывание в больничной палате, где все готовились умереть.
Хотя… Один поразивший случай, показавший, что христианство имеет отношение к великой Цепи
Преемственности, благополучно забытой или запрятанной нынешними жрецами от христианства, всё же встал перед моим мысленным взором, и в нем я нашел свое утешение.
Помню, узнав о том, что такое «умное делание», решил испытать на себе.
В напарники пригласил хорошую знакомую, также ищущую святого и чистого. Ей было пятнадцать, мне - семнадцать. Мы решили испытать «умное делание» в православном Храме, известном своей
историей.
Летом, в июле, мы пришли к вечерней службе, добираясь пешком около пяти вёрст и беседуя о
духовном. Войдя в храм, трижды поклонились, перекрестились и двинулись в дальний угол Храма, к огромной древней иконе Казанской Богоматери.
Некоторое время постояв перед ней в молитве, отошли к стене – туда, где шёл деревянный настил
для молитвенных стояний на коленях. Перекрестившись, мы стали на колени и принялись творить
«умное делание», как заповедали отцы христианства.
Таинство это состоит в следовании нехитрым правилам и в прилежании, в терпении и любви, в коей
надлежит его творить.
Молитва Иисусова должна быть непрерывной, ум не должен быть отягчен мыслями - ни добрыми, ни худыми, твориться молитва должна с любовью и сердечным томлением о Христе.
Спина должна быть прямой, не согбенной. Дыхание – глубоким, чтобы воздух доходил до самого
сердца, но плечи не поднимать, а только выпячивать живот. Дышать следует не часто, но усердно.
Дыхание не должно мешать молитве, ведь главное – это страсти о Христе, а не о своём животе.
Сначала ум сопротивляется – ему противно каждое действо, направленное на обуздание его: как дикий жеребец, жаждет он свободы от всякой над ним воли. Но через некоторое время он
успокаивается, ему даже начинает нравиться такое состояние, и он будет желать его в другой раз
так же рьяно, как прежде стремился избавиться от него.
Благость и елей Господень проникают в сердце и душу, когда ум спокоен и не сопротивляется. Эта
благость, наполняя чрево и грудь, делает единение с Богом чистым и гармоничным: как в радуге
все цвета соединяются без всякого сопротивления друг другу, так и ум соединяется с благостью
сердца, и оба – с божественной природой, что проникает в них совершенно естественно, как елей
от лампад напитывает воздух храма.
Так мы и делали, так у нас и получалось.
И вот, примерно полчаса спустя, когда елей достиг наших душ, и стало благостно и милостиво, мы
встали и отошли в другой конец храма, где сбоку от иконы Одигитрии на коленях стоял старый-престарый монах, в простой бедной рясе, подпоясанной верёвочкой.
Глядя на него, мы вдруг оба увидели то, чего не видел никто другой.
Перед старцем, примерно в метре от него, появилась из воздуха фигура. Она не была похожа на
человека, скорее - на ангела, напоминающего схимника. Плащ с высоким острым капюшоном - вот
и вся одежда.
Фигура была метра три высотой, полупрозрачна, и можно было сказать о ней только одно – чистота
в пустоте. Как если бы пространство, занимаемое обликом явившегося ангела, было пустым от
материи нашего мира, и по причине пустоты заняла его чистота такая, которая незнакома здесь, на
земле, – так она необычна и поразительна.
Мы оба видели это. Сердца наши трепетали. Ни слова не говоря, мы вышли из Храма и направились
домой. Вскоре я спросил свою спутницу:
-Ты видела?
Тут же и она, почти одновременно со мною, спросила:
6
-Ты видел???
Обмениваясь впечатлениями, мы шли домой, и не было в тот момент на свете людей счастливее и
удивлённее нас.
Подобное видение посетило меня еще раз. Позже. На Пасху.
Пасха – это один из любимейших праздников. Однажды я стоял в том же храме на всенощной, и
вот, когда отворились Врата, я увидел Христа, выходившего из них по воздуху и крестившего людей.
Фигура была очень высока – около пяти метров, светла и чиста. Елей неземного блаженства разлил
Христос вокруг себя, и вся усталость слетела с меня в мгновение ока.