Перевернувшись с бока на бок, Люба громко и раздраженно сказала:
– Да она так каждую ночь. Вколите ей уже! Достала всех!
– Я… я же не специально! – оправдывалась старуха.
– Конечно, не специально! – зло вскрикнула Аня. – Уставится и смотрит. Что тебе надо-то от меня? Нужно что?
Медсестра без лишних слов уложила старуху, задрала ей рубашку «с васильками» и сделала укол. Бабушка, поджав тонкие синие губы сердито ворчала.
– Что я им сделала? Галя, что? Где же милосердие?
Но вместо поддержки, Галина закричала на нее:
– Я тебе сделала укол! Сейчас ложись спать! Мешаешь тут всем. Ишь, какая! Милосердие ей подавай!
Бабушка вздрогнула и виновато посмотрела на нее:
– У меня нога болит. Я не могу спать. Не могу лежать. Не могу сидеть.
Медсестра раздраженно выпалила в ответ:
– Конечно, потому что ногу надо ампутировать. А ты тянешь время. Жалуешься только, да спать никому не даешь!
Старушка, захлопав часто глазами от волнения, провела по седым волосам трясущейся рукой.
– Я в туалет хочу, Галя!
– Ну, так иди! – рявкнула медсестра.
– Сама? – недоверчиво переспросила бабушка.
– Сама! И скажи своим, чтобы тебе привезли памперсы.
– Памперсы?
– Памперсы!! – громко в ухо крикнула ей Галина.
Бабушка отодвинулась от нее, закрываясь. Люба поинтересовалась у медсестры:
– А почему ее в гнойную хирургию не переведут? Я лежу после операции с открытой раной – а тут инфекция! Так же нельзя!
– Конечно, нельзя! – поддержала ее Аня.
– А что вы от меня хотите? Я не решаю ничего. С врачом говорите.
– Так не заходит он!
Медсестра, взглянув на Анину капельницу, подкрутила колесико, лекарство стало поступать быстрее.
– Он много оперирует. Врачей не хватает. Работать некому.
– А мы тут при чем?
Галина, махнув рукой, не ответила и быстро вышла из палаты.
Свет погас. Аня медленно отвернулась к стене и услышала, как за спиной заскрипела кровать старухи. Начался долгий процесс «подъема» в туалет, занявший около десяти минут. Тишина. «Встала!» – догадывалась Аня. Еще несколько минут слышно только дыхание. «Теперь просто стоит. Пытается привыкнуть к головокружению. Боится идти!» – анализировала она, не поворачиваясь. Наконец раздалось робкое шарканье. По звукам женщина поняла, что старуха взяла ходунки. Тогда, приподняв голову, она обернулась и стала наблюдать. Маленькими шажками, делая долгие паузы, ведьма медленно перемещалась по палате. Аня, сжав зубы, терпела. Ей казалось, что старуха нарочно устроила бездарное представление, что она специально так долго и громко «ползет». И когда мерзкая бабка наконец оказалась за дверью, Аня раздраженно прорычав, бросилась головой в подушку.
– Черт бы тебя побрал! Старая ведьма! – проклинала она.
Успокоившись с большим трудом, она легла лицом к стене и стала шептать: «Qualia являются частными. И что же это значит? А то, что любые межперсональные сравнения Qualia теоретически невозможны»2.
За стеной раздался грохот и послышался тихий стон. Аня подскочила на кровати, села и стала прислушиваться:
– Что это?
– Опять грохнулась! – равнодушно прокомментировала Люба, переворачиваясь на другой бок. – Сиделка нужна ей, а то расшибется.
* * *
Делегация врачей во главе с завотделением вошла в палату. Утренний обход – главное событие дня. Антон Денисович, холеный грузный мужчина с доброй улыбкой и тяжелым усталым взглядом, привычно распорядился:
– Олег, рассказывай!
– Здесь у нас Любовь Корнилова, 55 лет. Успешно прооперирована, – сказал низким приятным голосом доктор, подходя к кровати Любы.
Это был Олег Олегович Хазаров, лечащий врач палаты. Аня с любопытством и раздражением посмотрела на него. Невысокий коренастый мужчина лет тридцати восьми с крупными чертами лица и смуглой кожей. Как и все присутствующие медики, он был в голубой медицинской униформе. Хазаров носил аккуратную бороду. Черные волосы его блестели, как вороново крыло, а на крепких руках были заметны темные жесткие волосы.
– Период восстановления. Анализы в норме. Готовим сегодня на выписку, – рассказывал он.
Люба, не шевелясь, лежала на спине, накрывшись до самого подбородка. Она слушала и ждала, что скажет теперь «главный».
– Ну, как у нас дела?! – громко спросил ее заведующий, подойдя вплотную к койке. Хазаров подвинулся, пропуская его вперед:
Приподняв край простыни, доктор, слегка наклонившись, стал смотреть шов. Люба отвернулась к стене, пряча красное от смущения лицо. Она относилась к той многочисленной категории стыдливых женщин, которые во врачах мужчинах видят в первую очередь именно мужчин, наделяя их похотью и собственными эротическими фантазиями.
– Хороший шов! Молодец! – похлопал ее кончиками пальцев по плечу доктор.
Люба обернулась и радостно заулыбалась. Благополучно пережив женский ад и смущение, она снова натянула простыню до подбородка.
Завотделением, заложив руки за спину, перешел к Ане. Хазаров последовал за ним.
– Как у нас дела, голубушка? – спросил «главный», незаметно зевнув.
– Как помоложе, так сразу голубушка! – заворчала ревниво старуха на соседней койке, но никто кроме Ани, кажется, этого не слышал.
Хазаров тем временем пребывал в легком замешательстве. Он глядел на Аню, пытаясь вспомнить больную. «Ага, забыл!» – сразу сообразила она и стала с любопытством наблюдать, как он будет выкручиваться. Доктор взглянул на стену рядом, где обычно прикрепляют небольшой листок с именем и назначением пациента, но подсказки там не оказалось – Аня перед обходом специально открепила и убрала его. Возникла неловкая заминка. За спиной Олега раздался шепот. Завотделением посмотрел на него, все так же добродушно улыбаясь, а потом отошел к окну и встал ко всем спиной:
– Погода сегодня какая чудесная! На озеро бы!
Все понимали, что Антон Денисович намеренно отвернулся, давая шанс Хазарову исправить ситуацию. Мгновенно откуда-то из-за спины Олега появился «Хромой» и вложил Анину карту ему в руку. Она сразу узнала его – это был хирург, который вчера утром принимал ее в стационар. Передав карточку, прихрамывая на левую ногу, он снова быстро отошел назад, скрывшись за спинами коллег. «Подозрительный! Скользкий какой-то тип!» – подумала о нем Аня с неприязнью.
Подглядывая в записи, Олег стал рассказывать:
– Пациентка Самойлова Анна поступила вчера.
«Главный» повернулся к нему и стал слушать.
– Острая тянущая боль в ноге. Сделали УЗИ, лечим тромбоз глубоких вен.
Антон Денисович, кивнув, отошел от окна и, приблизившись к Аниной кровати, спросил ее:
– Какой день болит нога?
– Третий или четвертый! – сказала Аня.
– Хех! «Какой день нога болит?» Надо же! А меня вот никто не спрашивает! – ворчала недовольно старуха из своего угла.
– Как началось? Перелет? Гормоны принимаете? – расспрашивал «главный» Аню.
Она хотела было ответить, но ее перебил Хазаров, желая реабилитироваться за свой промах.
– Больная посещала фитнес клуб. Получила неадекватную физическую нагрузку в тренажерном зале.
– Да нет же! Не так все было! – заспорила с ним Аня. – Хотя, откуда же вам знать?! Вы же меня за сутки так ни разу и не посмотрели. Мы видимся сейчас с вами первый раз. Вы и имя то мое не знаете!
Олег озадаченно уставился на нее. «Главный» перестал улыбаться, он ждал объяснений.
– Зачем же вы так?! К вам подходили мои ассистенты. Они все записали и мне передали! – оправдывался Хазаров, глядя то на Аню, то на Антона Денисовича. – Утром у вас взяли все необходимые анализы. Лечение назначено. Кстати, мы вам еще раз повторно сегодня УЗИ сделаем.
– Зачем? – поинтересовалась Аня.
Скрывая раздражение, Олег пробасил:
– Да затем, что у меня есть сомнения по поводу вашего диагноза.
– Сомнения?
– Возможно, вы вообще не наша пациентка. Симптоматика настораживает! – с нажимом в голосе сказал Хазаров, многозначительно посмотрев на «главного». – Кое-что не сходится!
– Мне тоже так показалось! – из-за плеча Хазарова сказал Хромой.
Завотделением понял всё без лишних объяснений. Снова привычно добродушно заулыбавшись, он потерял интерес к Аниной истории. Из практики он знал, что симулянты в отделении появляются регулярно, и с этим ничего не поделаешь. Есть люди с психическими отклонениями, которым патологически не хватает внимания, и они готовы пойти на все, чтобы его получить.
– А ко мне он тоже не приходит! Уже несколько дней не приходит! – громко пожаловалась старуха на «лечащего». – Я зову-зову его! А он не идет!
Все в палате резко повернулись к ней, будто она появилась здесь только что, а до этого ее даже не существовало. Врачи плавно «перетекли» к ее кровати.
– Пациентка Серпухова. 83 года. Сухая гангрена, – сказал Хазаров.
Старуха закивала, захлопала реденькими ресничками, заискивая перед ними, сделав жалостное лицо.
– Ждем согласие на ампутацию. Потом переведем ее в «гнойное», – продолжил доктор.
Завотделением, вздохнув, подошел вплотную к кровати, наклонился и приподнял ее одеяло. Перед его взором предстала сине-желтая человеческая плоть, которая больше напоминала кусок отполированного дерева. Он очень формально, почти не касаясь, осмотрел ногу. Не более трех секунд задержав свое внимание на ней, он многозначительно надул щеки, снова накрыл ногу и развел руками. «Ничем уже не поможешь!» – означал его жест, и все присутствующие его правильно считали. Врачи, как по команде, развернулись и направились к выходу.
– Доктор! Доктор! – позвала его старушка.
Никто не обернулся.
– А как же мне быть?
Один за другим врачи покинули палату, обсуждая вероятность и сроки летального исхода при сухой гангрене.
Аня плотно сжала губы от досады. Ее разозлило такое пренебрежительное отношение к ней, к старухе, к людям. Она достала из-под подушки листок со своим именем, который сняла со стены, и разорвала его на клочки.
Люба же тем временем принялась радостно суетиться перед выпиской. Она уже набирала номер мужа:
– Алё! Привет! Ну что, у меня хорошие новости. Приезжай сегодня за мной. Меня выписывают!
Не в силах усидеть на месте, она стала ходить по палате:
– Выписка к двум будет готова. Кстати, приготовь мне борща.
Невольно слушая трёп Любы, Аня злилась. Она достала из тумбочки эластичный бинт и принялась туго заматывать ногу – от стопы до самого верха. Ей сказали, что так надо, и будет не так больно. У нее получалось криво, она снова и снова разматывала кольца ткани и пробовала заново.
– Ага. Со сметанкой и сальцом белорусским. Так хочется поесть нормальной домашней пищи. А то здесь жрать вообще невозможно. Все постное, безвкусное. Кошмар какой-то! Я даже похудела! – жаловалась на свое житьё Люба.
На соседней койке бабушка, уставившись в потолок, трагически причитала:
– Никому не нужна я! Никому! Господи! Сделай что-нибудь!
Из коридора громко позвали:
– На завтрак! На завтрак!
Люба, прервав свой разговор, пошутила:
– Вот тебе и ответ от всевышнего, бабуль! Завтрак! Ешь-молись-люби! Просите, да услышаны будете! Или как там?
Найдя свою «остроту» веселой, она заржала. Старуха молчала.
– К вам кто-нибудь придет сегодня? – спросила ее Аня. Та не ответила, продолжая глядеть в потолок.
В палату вошла грудастая раздатчица с тарелкой каши и компотом. Она проплыла по палате словно каравелла, поставила на тумбочку старушке еду и, повернувшись к Ане, спросила:
– Так. А вы у меня ходячая или лежачая?
– Я не буду есть.
– Как хотите! – равнодушно фыркнула раздатчица и пошла к выходу.
– А кто Серпухову будет кормить? Она же не сможет сама! – спросила ее Аня.
– Я никого не кормлю. Я только еду раздаю. Скажите ее детям, пусть сиделку наймут. А то ишь, какие молодцы! Экономные! – не повернувшись, зло ответила «каравелла», захлопнув за собой дверь.
Люба громко заспорила с мужем:
– Как нет денег на такси? Ты там охренел что ли?!
Старушка с горечью зашептала:
– Никому старики не нужны. Никому!
– А я тебе говорю, это все твой энтузиазм дебильный – он причина нашей бедности! – ругала Люба мужа. – Не делай добра – не получишь зла! Сколько можно задаром всем помогать? Слава Богу, хоть я не такая. Иначе мы бы по миру с тобой пошли!
Аня легла лицом к стене.
– Здесь никто никому не нужен!
Закрыв глаза, она стала вспоминать в подробностях тот день, с которого начались ее злоключения.
* * *
Несколькими днями ранее.
Автомобиль мягко катил по ночной Москве, разрезая душный смог улиц, словно мягкий яблочный пирог. Анна в полудреме грустно вглядывалась в подсвеченное огнями небо. Удобно расположившись на кресле пассажира, она курила, глубоко вдыхая безвкусный дым своих любимых сигарет. Никотиновая зависимость взяла над ней верх после почти двухлетнего перерыва. Снова. Она вернулась к старой привычке без сожалений. Сейчас ей вообще многое было безразлично. Подруга за рулем что-то вещала, пытаясь «перекрыть» рвущуюся из колонок клубную музыку, под которую танцуют ночами молодые пьяные беззаботные и счастливые люди. Аня не была такой уже очень давно. Энергия города насиловала своим напором ее измученную нервную систему. Ей совершенно не хотелось веселиться сегодня. Она думала о том, что напрасно согласилась ехать, сердилась на свое безволие и давала себе обещание больше не поддаваться на подобные уговоры. Праздник, на который везла подруга, был ей не нужен. Мимо пролетали вывески ночных клубов, ресторанов, витрины дорогих магазинов и надоедливые велосипедисты, так и норовящие бестолково скользнуть под колеса. На секунду взгляд Ани сфокусировался на разодетом в норковую шубу пластиковом лысом манекене. От него ее откровенно затошнило. «Мертвое на мертвом!» – брезгливо подумала Аня и закрыла свои красивые глаза, чтобы не видеть это уродство.
Через десять минут уже проезжали мимо помпезного Москва-Сити. Ощущалось, как даже в летнем зное здесь веяло холодом. Миллионы тон бетона, стекла и стали блистали в сумраке города. Бизнес-элита и мошенники самой высшей пробы расположились за чистыми отполированными до блеска окнами высоток.
Вглядываясь в стекла, Аня спросила:
– Интересно, здесь живут?
– Еще как! – засмеялась Ольга. – Может, только здесь и живут по-настоящему.
– Сомневаюсь, – выдохнула Анна.
– Не сомневайся! У тех, кто здесь жилплощадь имеет, не жизнь, а манговый сорбет с орешками.
– Какой знакомый репертуар! Вы с конвейера все что ли? Одно и то же. На уме одни деньги.
– А почему это плохо? Не понимаю. Лично меня деньги одухотворяют! – дерзко продолжила Ольга.
– Даже так? – усмехнулась Аня.– А как же мужчины? Раньше это были они.
– Деньги и мужчины! Одухотворяют меня! – поправилась Ольга и расхохоталась. Красивая и жизнерадостная, она всегда громко и задорно смеялась. Ей удивительно шла веселость, как красивая брошь к вечернему платью. Давным-давно Ольга ее нацепила на себя и почти никогда не снимала.
– Ты все время ржешь! – улыбнулась Аня.
– Даже не знаю, что из этих двух зол мне нравится больше. Вот если бы я оказалась на необитаемом острове, то я бы, конечно, выбрала мужчину! А ты?
Ане не хотелось поддерживать разговор на эту тему. Она заранее знала всю его незамысловатую траекторию. Глядя на огромный серо-зеленый массив каменных высоток, она сказала:
– А я бы здесь не была счастлива!
– Да такие барышни, как ты, нигде и никогда не будут счастливы. Ни с кем!
– Горизонт. Воздух. Шум прибоя. Я мечтаю жить на берегу синего-синего моря. Ощущать…
Ольга не дала ей закончить:
– Слушай, это так банально! У меня так свекровь бывшая рассуждала, но ей можно. Она чистая наседка. У нее мозгов нет. А ты то чего? Не нравится мне твой настрой…
Аня перестала ее слушать. Затягиваясь безвкусным жестким дымом, она думала о безмятежном море, набегающих волнах и розовом закатном солнце в желтоватых облаках. «Нас никто не понимает. Никто не слышит. О чем я думаю, мечтаю, как мне живется всем глубоко безразлично. По существу, мы совсем не знаем друг друга…» – размышляла она про себя, чувствуя одиночество и тоску.