— Заткнись! — мгновенно разъярившись, я пнул ногой по столу. — Хватит хоронить меня заживо!
— Но ты все равно не выиграешь, зачем же мучить себя?!
— Я выиграю! Шестое место — не конец света, выигрывали и с двенадцатого! Ты еще не видел мою произвольную! Маленький спойлер специально для тебя: у меня будет такая программа, что вы все охуеете. Такого проката мир еще не знал!
— Не надо геройствовать, Юрий! Ты обессилен…
— Ошибаешься, — я злорадно захохотал. Получился какой-то безумно-демонический смех; наверное, я выглядел страшно, потому что Отабек с той стороны заметно побледнел и напрягся. — Вот оно, мое тайное оружие!
Что подумает казах, меня волновало в последнюю очередь. Я достал из кармана бумажку и снюхал обе полосы подряд прямо перед камерой. Тут же высыпал остатки из пакетика и принялся чертить еще. Порох был ядреный, слизистую жгло, словно я вышел подышать свежим воздухом где-нибудь на полярной станции. Отабек наблюдал за моими движениями с таким выражением лица, будто я только что кого-то убил и теперь расчленяю.
— Юра, — наконец хрипло заговорил он, — не губи себя, умоляю. Брось, пока не поздно.
Я вытер нос кулаком и заметил на тыльной стороне ладони следы крови. Похоже, сосуды совсем ослабли, лопаются от малейшего напряжения.
— Я не могу повернуть назад. Этот чемпионат — дело чести.
— Но это… допинг. Ты же понимаешь?
— Понимаю.
— Тебя дисквалифицируют.
— Пускай. Это все потом. Я слишком далеко зашел, Бека. Я хочу ощутить, что такое истинная скорость, попробовать ее на вкус, почувствовать ее пьянящий запах… Блеск огней, восторженный рев толпы, искры из-под коньков! И я — лечу, расправив крылья, быстрее ветра, молнией разрезая небеса! Настало время обратить мечты в реальность. Я был рожден для славы, я — король льда, у которого незаконно отобрали трон! И этот белый порошок всего лишь поможет вернуть то, что причитается мне по праву.
Отабек придвинулся ближе к камере, будто пытался достать меня.
— Это одержимость, Юра, — сказал он с отчаянием. — От наркотиков у тебя поехала крыша. Где же Виктор, почему не уберег тебя, почему позволил впасть в зависимость?
— Я не наркоман! Нет у меня никакой зависимости, мне все это нужно чисто для проката. Вот закончится чемпионат, и больше не буду. И при чем здесь Виктор? Я совершеннолетний, и сам решаю, что мне употреблять, а что нет!
— Но разве такая победа чего-то стоит? Ведь это фальшивка, пустышка, иллюзия! О такой славе ты мечтал? Это не мечта, это — реквием по мечте, и ты пишешь его своими собственными руками!
Я снова расхохотался:
— Горячо, горячо! Даже не представляешь, насколько! Но хватит подсказок. Разговор окончен. Не забудь включить телевизор послезавтра. Там ты увидишь нечто незабываемое.
Алтын горестно опустил голову.
— Во всем виноват я, — тихо сказал он через минуту молчания. — Назвался другом, а сам не уследил, не сумел вовремя предостеречь тебя от непоправимых ошибок. Если бы я был рядом…
— Началось, блять. Ничего, что я в Москве, а ты в Павлодаре?
— Я обещал приехать. Я давал тебе обещание.
— Забей. Давай без самобичевания, пожалуйста, и так тошно. У тебя там семья, братья, сестры, учеба, хуеба, зачем тратить время на какого-то Юрия Плисецкого? Я тут сам как-нибудь справлюсь, привык уже.
Отабек внезапно вскинул подбородок с решимостью.
— Я еду.
— Куда ты едешь?
— К тебе. Я твой друг, Юрий, и должен спасти тебя. Если никто больше не может тебя остановить, то это сделаю я.
— И кто еще из нас ебанутый, интересно. У самого-то скулы от пафоса не сводит?
— Я искренен от всего сердца, — темные глаза казаха сверкали таким праведным огнем, что мне даже стало немного не по себе. — Клянусь тебе, я сделаю все возможное, чтобы добраться как можно скорее. Только дождись меня.
— Угу. Я это который год от тебя слышу. Ладно, покедова.
— Юрий, обещай, что дождешься!
— Ага, ага, — я жмякнул на кнопку отбоя, не обращая внимания на несущиеся из динамиков крики. Нашелся спаситель, тоже мне. Приедет он, как же, за билетами уже побежал!
мы столько времени тратим на то чтобы плакать о том как мы зря тратим время
мне бы ваши проблемы
я понял
надо жить без сожалений
я понял
Я сидел в разрозненных чувствах, бездумно чиркая по столешнице пластиковой карточкой, когда дверь за моей спиной неожиданно распахнулась настежь. Какого хера?! Я точно помнил, что закрывал замок на два оборота! Не успевая ничего убрать, резко подскочил со стула и заслонил стол собой. В комнату быстрыми шагами вошел Виктор. Из-за его плеча с видом нашкодившего щенка робко выглядывал японец.
— Зашел поздравить? Можно без цветов и оркестра, спасибо. Я очень признателен за вашу поддержку и все такое прочее; а теперь свалите в ваш гейский радужный туман и дайте отдохнуть.
Виктор слегка опешил: было видно, что он собирался начать разговор с чего-то другого.
— Я не смотрел твое выступление, извини, — наконец буркнул он. — Был на работе. Но это не меняет того, что…
— Тогда какого хуя ты здесь делаешь? Между прочим, на часах уже полночь, я мог бы давно спать. И кстати, с каких это пор дверь в мою комнату открывается, будучи запертой?
— Мне пришлось взломать замок. Видишь ли, Юрий, у меня к тебе есть серьезные вопросы.
Он вытащил руку из-за спины и помахал у меня перед носом сложенным листом бумаги. Я сразу его узнал: тот самый сверток из ящика с бельем, из которого я регулярно таскал деньги.
— Тебе знаком этот конверт?
— В первый раз вижу.
— Не ври! — на лбу Виктора вздулась жилка. — Мне все известно. Я давно заметил, что у меня начали пропадать наличные. Сначала думал — показалось, потом — что потратил. Но деньги продолжали исчезать, и я решил проверить. Специально оставил одну купюру, чтобы посмотреть, что будет… и ее тоже не оказалось на месте.
— Ну и при чем тут я? Сам виноват, что не следишь за своими деньгами!
— При том, Юрий. При том, что ты у меня воруешь! По моим подсчетам, ты украл у меня в общей сложности уже почти шестьдесят тысяч. Поверить не могу, что ты мог пойти на такую низость! Я вскрыл дверь, чтобы обыскать твою комнату, но так ничего и не нашел. Где деньги?
— В душе не ебу, Витя. Тебе не кажется, что обвинять меня в воровстве — уже перебор? Почему всегда, чуть что, так сразу Плисецкий? Может, хватит делать из меня козла отпущения?
Пожалуй, я еще ни разу не видел Виктора в таком гневе. Обычно он являл собой образец сдержанности и самообладания, но сейчас его прямо трясло от возмущения, лицо покраснело, а изо рта брызгала слюна. Вот я и обнаружил твое слабое место, Витенька. Деньги — твоя сила и власть; ты потерял ее и теперь не можешь меня контролировать. Раз с тобой нельзя договориться, значит, можно тебя купить. Очень хорошо.
— Тебя с января отчисляют из колледжа. Я хотел побеседовать с тобой по-хорошему, спросить, в чем проблема, вместе найти решение. Но, кажется, это невозможно. Надо, чтобы кто-то еще с тобой побеседовал? Мне заявление писать на собственного брата? Кража уголовно наказуема! И у меня есть свидетель твоего преступления… — он кивнул в сторону японца, который стоял, потупившись. — Юри видел, как ты взял из ящика пять тысяч рублей. Он рассказал мне об этом, а также о том, как ты угрожал ему физической расправой…
Значит, все-таки слил, паскуда. Я молчал, раздумывая, как и куда лучше ударить Кацуки; Виктор догадался о моих намерениях и заслонил любовника собой.
— Ты их потратил? На что ты их спустил? На гулянки, на алкоголь? Юра, это дно! И это человек, который собрался выиграть чемпионат России? Ты позоришь само фигурное катание своими поступками!
— Значит, как деньги пропали, так я совершеннолетний, а как жить и самому принимать решения, так хуюшки?
— Что ты несешь? Ты вообще в адеквате? Хорошеньких же решений ты напринимал! Похоже, за тобой следить надо круглосуточно! Слава Богу, покойный дед всего этого не видит! Для него ударом было бы узнать, во что превратился его Юрочка!
Вокруг все потемнело.
— Да как ты смеешь упоминать дедушку, сраная ты пидорасина?! Я тебе не брат, и никогда им не был! Хватит этой фальшивой заботы! Ты здесь — никто! У нас даже фамилии разные!
— Юра, он мне такой же дед, как тебе, что ты придумываешь?
— Ага, конечно! Мать-кукушка нарожала подкидышей по всей стране! Но воспитал он меня, а не тебя! Он всегда любил меня больше, чем тебя, слышишь?!!!
— Успокойся, — Виктор схватил меня за запястья и попытался силой усадить на стул, но я сопротивлялся. Завязалась потасовка; японец верещал, не решаясь разнять нас. В пылу борьбы мы толкнули стол, полетели во все стороны бумаги, и часть спидов просыпалась на пол. — Что это у тебя за порошок? Чем ты тут занимаешься?
— Антигриппин! Болею я, не видно, что ли?!
Хватка Виктора превратилась в стальную.
— В глаза мне смотри, — приказал он, зажав мне подбородок и подставляя мое лицо под свет люстры. Я дерзко взглянул на него в упор, не мигая. Должно быть, мои зрачки походили на два черных блюдца, потому что Виктор сразу отпрянул; но в ту же секунду овладел собой — и с размаху залепил мне пощечину. В ушах зазвенело.
— Блять, Витек, ты охуел?!
— Мне пора звонить в полицию?!
— Какую еще полицию? Ты мне угрожаешь?
— Да ты на себя посмотри только! По тебе наркология плачет! Юрий, все. Игры кончились. Я сейчас звоню в отделение и вызываю наряд. — Он потянулся за мобильным, но я удержал его. — Нет, больше никаких разговоров. Забудь про карьеру. Воры, хулиганы, наркоманы не могут быть спортсменами высокого уровня. Если до них не доходит голос разума, то их помещают в исправительное учреждение, чтобы они осознали свои проступки в иной обстановке. Я желаю своим близким только самого лучшего, поэтому я хочу, чтобы ты исправился. Так нужно.
Он уже приложил трубку к уху, когда я спокойно и медленно отчеканил:
— Если ты сейчас заявишь на меня, то я подам встречный иск. О том, что ты, пользуясь положением опекуна и моим несовершеннолетием, без моего однозначного на то согласия получил регистрацию в принадлежащей мне квартире; против моей воли поселил на моей жилплощади постороннее лицо без российского гражданства; угрозами пытаешься добиться от меня согласия на постоянную регистрацию и продажи тебе доли принадлежащей мне недвижимости. А также об ущемлении меня в правах, нанесенных мне побоях и причиняемом в течение нескольких лет психологическом насилии. Кроме того, все, кому стоит это знать, узнают о твоей гомосексуальности, о непрофессиональных отношениях с клиентами и о том, как именно ты получил свою замечательную работу в элитной школе фигурного катания…
Эффект оказался даже сильнее, чем я ожидал. Виктор побелел и опустил телефон.
— Это ложь, — сказал он, сглотнув. — Я получил место в результате отборочного конкурса…
Ого! Вот это да. Ткнул пальцем в небо, а попал, похоже, в самую мякотку.
— Правда, ложь — всем плевать, не так ли? — я торжествующе улыбнулся. — Давай, попробуй. Один звонок — и можешь попрощаться с мечтами о столичной прописке. Из тюряги я-то уж точно ничего для тебя не сделаю, а квартиру опечатают. Но если ты пообещаешь, что не будешь вмешиваться в мою жизнь, то, так уж и быть, я подумаю над тем, чтобы продать тебе комнату…
Виктор скрипнул зубами в бессильной злобе.
— Подлый шантажист, — прошипел он. — Хорошо, я не буду никуда звонить. Я оставлю тебя в покое, Юрий. Не жди от меня ни помощи, ни поддержки. Делай, что хочешь, разбирайся со всем самостоятельно. Но больше ты от меня не получишь ни гроша, даже не надейся. И если я еще хоть раз поймаю тебя на воровстве, отрублю пальцы.
Он нагнулся над столом и потрогал остатки пороха.
— Не знаю, что тут у тебя за дрянь, но на всякий случай я ее выкину. Будь добр, употребляй что угодно, только не здесь. Таково мое последнее условие.
Не успел я опомниться, как он сгреб порошок в ладонь со стола и пола и направился к выходу. Я бросился следом, чуть не сбив едва увернувшегося Кацуки, но Виктор высоко поднял руку над головой. Я увещевал, умолял, угрожал, препятствовал — бесполезно: Виктор проследовал по коридору с непреклонностью танка, ногой распахнул дверь в туалет и торжественно смыл амфетамины в унитаз. Молча отряхнув руки, он ушел в ванную и включил воду.
Я упал на колени. Меня трясло от пережитых волнений, горло сжимало, перед глазами плавала мутная пелена. Склонившись над стульчаком, начал выискивать и жадно слизывать с сиденья последние крупинки драгоценного снега. Знал бы Витя, идиот, что он только что выкинул скорости почти на три косаря! Но что бы ты ни делал, победа все же за мной, сукин ты сын. В этом бою я выиграл. Остался еще один.
помни кадет
хуевое мнение слышишь тоже мнение
реально хуево когда мнения нет
====== Химическая революция ======
Комментарий к Химическая революция Jane Air – Химическая революция
Clint Mansell (OST Requiem for a dream) – Lux Aeterna (orchestral version)
Новый, прежде незнакомый Юрий Плисецкий смотрел из зеркала на меня, сидящего за столиком в одиночестве пустой гримерки. Я нанес грим и небрежно зачесал волосы назад в хвост, оставив по бокам несколько выбившихся прядей. Густо подведенные черной краской глаза с размазанными по щекам потеками казались особенно яркими на фоне выбеленной кожи. Вот оно, лицо будущего победителя — таким запомнят меня в истории.
Выступления уже начались. Где-то высоко над головой, через бетонную толщу стен, свистела, ахала и аплодировала публика, сменялись фонограммы, объявлял участников диктор; но я не слышал ничего из этого — в моих наушниках играла раз за разом одна и та же песня, наполняя тело веселой и безудержной яростью.
ночь бьет огни
скорость в крови
модных шлюх
закипает и я
мертв
рок
мертв
поп
мертв
Передо мной лежали восемь грамм отборного пороха, которые я совершенно беспалевно пронес в носках: такого количества с лихвой хватило бы на десятерых, но я предпочитал действовать наверняка. Обещание Виктора отрубить пальцы за воровство не остановило меня от того, чтобы осуществить задуманное. В конце концов, на его кубышке свет клином не сошелся — и двадцать тысяч новенькими приятно похрустывали в кармане куртки, когда я выходил из двери под вывеской «Быстрые займы». О том, как буду отдавать долг, даже не задумывался — подобные мелочи меня не интересовали.
Восемь грамм было реально дохуя. Я никогда раньше не юзал столько в одиночку, и мурашки практически религиозного трепета побежали вдоль позвоночника при мысли, что сейчас мне нужно будет все это запихнуть в себя. Времени на расчерчивание не оставалось, в помещение могли войти в любую минуту. Я достал купюру и плотно забил обе ноздри три раза подряд, затем наклонился и упал лицом в высыпанную горку, вдыхая белоснежную пыльцу, как Тони Монтана за столом своего особняка. Блять, как же много… Носоглотку обжигало ледяным пламенем, все внутри онемело, будто мне вкатили некислую дозу «заморозки». Губы склеило что-то липкое. Подняв голову и взглянув в зеркало, увидел под перепачканным носом два багровых ручейка. Неважно. Я снова и снова всасывал порох, хлюпая и обливаясь кровью; когда понял, что физически уже не могу сжимать носовые проходы, начал втирать спиды в десны, слизывать и глотать розовую горькую смесь, пока не прикончил до последней крупинки. Все, теперь назад дороги нет. Есть только один путь — на вершину.
Приход наступил мгновенно. Вскипели, забурлили вены, застучало сердце, разгоняясь, бросило в жар, и потекли капли пота по лбу. Пора, скоро мой выход. Я встал, поправил костюм, еще раз проверил шнуровку коньков. Не спеша вышел из гримерки и направился к стадиону по длинному пустому коридору. Моя уверенность в себе поражала даже меня самого. Я не чувствовал обычного перед соревнованиями мандража: победа лежала передо мной на расстоянии вытянутой руки, оставалось только подойти и взять ее. Легче легкого! Уголки рта сами собой расползлись в стороны, и я захохотал — таким ликованием переполнялось все мое существо.