А в другом - складной нож Луиса Апарисио. Этого должно было быть достаточно, потому что это все, что у меня было.
Я прошел по длинной грунтовой полосе почти двести ярдов. Затем я повернулся и пошел обратно по широкой дуге, так что, незаметно для него, мне удалось подойти за нашим самолетом, скрывшись от Learjet.
К этому времени солнце было почти прямо над головой, и дневная жара посылала мерцающие волны, отражающиеся вверх от голой земли. Я остановился позади самолета и достал носовой платок, вытирая пот со лба. Когда я снова двинулся дальше, меня окликнул боевик. "Привет! Вы уронили свой бумажник.
Я остановился и обернулся. Мой кошелек лежал на земле, куда я специально уронил его, когда достал носовой платок.
«Я так и сделал», - сказал я, изображая удивление. "Благодаря." Случайно я вернулся и поднял его. Бандит не двинулся с места. Он стоял у крыла самолета, вне поля зрения всех в «Лирджете», а теперь я был всего в десяти футах от него. Он был либо слишком дерзок, либо слишком беспечен, чтобы отступить.
Все еще глядя на него, я сунул бумажник в другой набедренный карман и сомкнул пальцы на рукоятке ножа Луиса Апарисио. Я вынул руку из кармана, мое тело прикрыло руку от стрелка. Нажав маленькую кнопку на рукоятке, я почувствовал, как шестидюймовое лезвие выскочило из рукояти и встало на место. Я повернул нож в руке, схватив лезвие в метательной позиции. Я начал отворачиваться от стрелка, а потом внезапно повернулся назад. Моя рука поднялась, и моя рука рванулась вперед. Нож выпал из моей руки прежде, чем он понял, что происходит.
Лезвие попало ему в горло чуть выше точки соединения ключиц. Он ахнул. Обе руки поднялись к его горлу. Я бросился на него, схватив его за колени и повалил на землю. Подняв руку, я схватился за рукоять ножа, но его руки уже были там, поэтому я сжал его руки в кулаке и резко дернул.
;
Кровь хлынула из разорванной плоти и хрящей его тяжелой шеи. Его рябое лицо было всего в нескольких дюймах от моего, его глаза смотрели на меня с безмолвной отчаянной ненавистью. Затем его руки упали, и все его тело расслабилось.
Я сел на корточки, кровь на моих руках была похожа на липкий малиновый лосьон. Я осторожно вытер руки тканью его куртки. Я набрал горсть песка и соскреб все, что осталось.
Наконец, я полез в его куртку за пистолетом, который он так глупо носил под мышкой, а не в кулаке, готовый выстрелить.
Я вытащил оружие - огромный револьвер «Смит и Вессон» 44 калибра «Магнум». Это огромный пистолет, созданный специально для того, чтобы обеспечивать точность и поражающую силу даже на расстоянии. Это действительно слишком мощное оружие, чтобы носить его с собой.
Держа в руке пистолет за спиной, я поднялся и быстро прошел вокруг самолета к Learjet. Я поднялся по ступенькам в каюту.
Грегориус первым увидел меня.
«Ах, Ник», - сказал он с холодной улыбкой на лице. "Вы приняли решение".
«Да», - сказал я. Я вытащил из-за спины тяжелый магнум и наставил на него. "Да."
Улыбка соскользнула с лица Грегориуса. «Ты ошибаешься, Ник. Тебе это не сойдет с рук. Не здесь."
«Возможно». Я посмотрел на Сьюзен Дитрих. «Выходи наружу», - приказал я.
Дорис подняла пистолет и приставила его к голове Сьюзен. «Ты просто сиди спокойно, милая», - сказала она своим резким тонким голосом. Моя рука немного сдвинулась, и мой палец нажал на курок. Тяжелая пуля магнума 44-го калибра ударила Дорис обратно о переборку, оторвав половину ее головы взрывом белой кости, серого мозгового вещества и красной хлынувшей крови.
Сьюзан прижала руки ко рту. В ее глазах отражалась болезнь, которую она чувствовала.
"Уходи!" - резко сказал я ей.
Она встала. «А что насчет моего отца?»
Я посмотрел на то место, где Дитрих лежал, растянувшись в одном из больших кожаных кресел, которые были полностью откинуты. Старик был без сознания.
«Я хочу, чтобы ты вышла первой», - Сьюзен осторожно обошла Грегориуса. Я отошел в сторону, чтобы она смогла перейти позади меня. Она вышла за дверь.
«Как вы собираетесь его вытащить?» - спросил Грегориус, указывая на Дитриха. «Вы ожидаете, что мы поможем вам переместить его?»
Я не ответил. Я постоял на мгновение, глядя сначала на Грегориуса, затем на Карлоса и, наконец, на старика. Не говоря ни слова, я попятился за дверь и спустился по ступенькам.
В Лирджете внезапно возникла бурная активность. Ступеньки поднялись, дверь закрылась, захлопнулась, Сьюзен подбежала ко мне и схватила меня за руку.
«Ты оставил там моего отца!» она закричала.
Я обнял ее и попятился от самолета. Через маленькое окошко кабины я увидел, как пилот проскользнул на свое место. Его руки поднялись, быстро щелкая переключателями. Через мгновение я услышал, как двигатели начали завывать, когда вращались лопасти ротора.
Сьюзан отстранилась от моей руки. «Ты меня не слышал? Мой отец все еще внутри! Забери его! Пожалуйста, вытащи его! » Теперь она кричала на меня, перекрикивая рев реактивных двигателей. На ее лице было написано отчаяние. "Пожалуйста! Сделай что-нибудь!"
Я проигнорировал ее. Я стоял там с тяжелым револьвером в правой руке и смотрел, как «Лирджет», оба двигателя теперь уже загорелись, неуклюже переваливается и начинает катиться от нас.
Сьюзан схватила меня за левую руку, тряся ее и истерически кричала: «Не дай им уйти!»
Как будто я стоял отдельно от нас обоих, запертый в собственном одиноком мире. Я знал, что мне нужно делать. Другого пути не было. Мне стало холодно, несмотря на жаркое солнце Нью-Мексико. Холод проникал глубоко внутрь меня, пугая меня до глубины души.
Сьюзан протянула руку и ударила меня по лицу. Я ничего не чувствовал. Как будто она меня вообще не касалась.
Она кричала на меня. "Помогите ему, ради бога!"
Я смотрел, как самолет приближается к дальнему концу взлетно-посадочной полосы.
Теперь он находился в нескольких сотнях ярдов от нас, его двигатели взорвали вихрь пыли позади него. Он развернулся на полосе и начал разбег. Сдвоенные моторы теперь закричали, пронзительный ураган шума оглушительно ударил по нашим барабанным перепонкам, а затем самолет набрал скорость и мчался по грунтовой полосе к нам.
Я вытащила левую руку из хватки Сьюзен. Я поднял .44 Magnum и обхватил свое правое запястье левой рукой, подняв револьвер на уровень глаз, выровняв планку мушки в пазу целика.
Когда самолет догнал нас, он был почти на максимальной взлетной скорости, и за ту минуту до того, как носовое колесо начало подниматься, я сделал выстрел. Левая шина взорвалась, разлетелась на куски тяжелой пулей. Левое крыло упало. Его кончик зацепился за землю, поворачивая самолет с сильным мучительным криком ломающегося металла. Баки на законцовках крыльев раскрылись, и топливо извергалось в воздух черной жирной струей.
В замедленном движении хвост самолета поднимался все выше и выше, а затем, когда крыло оборвалось в корне, самолет перевернулся вверх и вниз на спину, скручивая взлетно-посадочную полосу в облаке черной топливной пыли и коричневой пыли осколки металла дико разлетаются яркими осколками.
Я выстрелил еще раз по самолету, потом третий и четвертый. Произошла быстрая вспышка пламени; Оранжево-красный огненный шар расширился из сломанного, искалеченного металла фюзеляжа. Самолет остановился, пламя вырвалось из него, когда густой маслянистый черный дым вылился из холокоста прыгающего огня.
По-прежнему без малейшего признака эмоций на моем лице, я наблюдал, как самолет уничтожил себя и его пассажиров. Я опустил оружие и усталый стоял на дне долины; Одинокий. Сьюзен соскользнула со мной на колени, прижавшись лицом к моей ноге. Я услышал хныканье отчаяния, вырвавшееся из ее горла, и осторожно протянул левую руку и коснулся ее кончика золотистых волос, не имея возможности говорить с ней или хоть как-то ее утешить.
ГЛАВА ВОСЕМНАДЦАТАЯ
Я сообщил Хоуку по телефону из Эль-Пасо и в конце цинично сказал ему, что Грегориус обманывал его в течение многих лет. Что он отдал меня в аренду от AX одному из главных мировых преступников.
Я услышал сухой смешок Хоука по линии.
«Ты правда в это веришь, Ник? Как вы думаете, почему я нарушил все правила и позволил вам работать на него? И сообщить, что вы не можете обратиться к AX за помощью? "
"Ты имеешь в виду-?"
«Я много лет интересовался Грегориусом. Когда он попросил вас, я подумал, что это отличная возможность выкурить его на открытый воздух. И ты это сделал. Отличная работа, Ник.
И снова Хоук был на шаг впереди меня.
«Хорошо, - прорычал я, - в таком случае я заработал отпуск».
«Три недели», - отрезал Хоук. «И передай привет Тениенте Фуэнтес». Он резко повесил трубку, оставив меня гадать, как он узнал, что я собираюсь вернуться в Акапулько снова?
Итак, теперь в бежевых брюках, сандалиях и открытой спортивной рубашке я сидел за маленьким столиком рядом с Тениенте Феликс Фуэнтес из Федеральной полиции Сегуридад. Стол стоял на широкой террасе отеля Матаморос. Акапулько никогда не был красивее. Он блестел в лучах тропического солнца ближе к вечеру, смытый ранним днем ливнем.
Воды залива были насыщенно-синего цвета, город на противоположной стороне, почти скрытый за пальмами, окружавшими малекон и парк, представлял собой серое пятно у подножия коричневых холмов с гребнями.
«Я понимаю, что вы мне не все рассказали, - заметил Фуэнтес. «Я не уверен, что хочу знать все, потому что тогда мне, возможно, придется принять официальные меры, а я не хочу этого делать, сеньор Картер. Однако у меня есть один вопрос. Сточелли? »
«Вы имеете в виду, он ушел безнаказанно?»
Фуэнтес кивнул.
Я покачал головой. «Я так не думаю, - сказал я. «Вы помните, что я просил вас сделать, когда звонил вчера днем из Эль-Пасо?»
"Конечно. Я лично уведомил Сточелли, что мое правительство считает его персоной нон грата, и просило его покинуть Мексику не позднее этого утра. Почему?"
«Потому что я позвонил ему сразу после разговора с тобой. Я сказал ему, что обо всем позабочусь и что он может вернуться в Штаты ».
"Вы позволили ему уйти?" Фуэнтес нахмурился.
"Не совсем. Я попросил его сделать мне одолжение, и он согласился ».
"Одолжение?"
«Вернуть с собой мой багаж».
Фуэнтес был озадачен. "Я не понимаю. С какой целью это было? "
«Что ж, - сказал я, глядя на часы, - если его самолет прибудет вовремя, Сточелли прибудет в аэропорт Кеннеди в ближайшие полчаса. Он должен будет пройти таможню. Среди его багажа черный тканевый чемодан без каких-либо отметок, указывающих на то, что он принадлежит кому-либо, кроме Сточелли. Он может заявить, что это одна из моих сумок, но у него нет возможности доказать это. Кроме того, я не думаю, что таможня обратит внимание на его протесты ».
Понимание озарило глаза Фуэнтеса.
- Это чемодан, который Дитрих отправил в вашу комнату?