– Мы оттуда и идем! – вставил Старновский и продолжил: – Мой основной отряд 7 человек и повар с кухней вот здесь, в полукилометре отсюда. Как раз на дороге в сторону деревни. Кстати тут же недалеко находится наш летний лагерь. Вот здесь, – Старновский ткнул пальцем в карту.
– Совсем рядом. Если пройти по этой дороге, то отворот будет в двухстах метрах. По деревенской дороге как раз в полукилометре.
– Нам бы туда завернуть. Мы видели, как их бомбили, посмотреть бы, что там. Может, оружие какое соберем. У меня половина отряда только лопатами вооружена. Поэтому с собой в бой не взял. Остались с раненым.
Тут из леса вышел Камышев, подошел и четко произнес:
– Товарищ капитан, разрешите обратиться к товарищу лейтенанту, насчет раненого!
– Разрешаю! Обращайтесь!
– Товарищ лейтенант, красноармейца Воробьева ранили в левую ногу. Тяжело. Нужны носилки и двое человек для транспортировки. И доктор нужен или санитар!
– Где он?
– Здесь недалеко. Откуда наша атака и началась. Первую медицинскую помощь я ему оказал!
Старновский обратился к Белоярову:
– Товарищ капитан, у вас носилки есть? Или нам самим их мастерить?
Тот ответил:
– Носилок нет, а санитар находится с другими ранеными на повозке. Едут сзади нас. Так что пусть твой боец подождет. Кстати, в этой деревне Михасино можно разместить раненых?
– Можно. Там недалеко есть колхоз «Новая Заря». У них хорошее здание клуба. Мы там и ночевали.
Капитан продолжал рассматривать карту, а затем ткнул пальцем в мост возле деревни.
– Здесь речка большая?
– Визуально метра 3—4 не больше. Но берега топкие, болотистые. Поэтому из колхоза, который на другой стороне, в деревню ездят в обход через вот этот лесок вот по этому мосту. Сам я в деревне не был. Видел только со стороны колхоза.
– Понятно.
– У тебя, говоришь, и полевая кухня есть?
– Так точно!
– И солдаты с лопатами?
– Так точно! – голос Александра Старновского стал падать от таких хозяйственных вопросов.
– Вот что, лейтенант, к нам по дороге прибились из соседних полигонов и учебных лагерей много красноармейцев, почти все из других частей, также с нами следуют наши, недавно призванные солдаты, и все они без оружия. Всего таких будет человек семьдесят. Мне они тут не нужны. Забирай их, уводи к деревне и строй оборонительные позиции возле моста. Также займешься размещением раненых и приготовлением горячей пищи для моей группы прикрытия.
– Но я…
– Ты еще не навоевался? Не боись, лейтенант. Война только началась. Навоюешься. Ну ты сам посуди, перекрыть мост на всякий случай мы должны? Должны! Если отсюда придется отступать, то у нас там будут уже подготовленные позиции.
– Товарищ капитан, вы что, думаете, что мы будем отступать?
– Я это, товарищ лейтенант, видел собственными глазами. Под бомбежкой! А у тебя я вижу трофейный пулемет и немецкие винтовки. Значит, ты умеешь воевать. Даже с двумя пистолетами.
Заметив, что Старновский как-то совсем сник, Белояров уже совсем дружеским голосом добавил:
– Ну пойми, лейтенант, некого мне больше на это дело поставить. У меня всего два командира в подчинении. Один в броневике, а второй сейчас там с бойцами. Всё, больше никого нет.
– А куда они делись?
– Много погибло, когда людей из-под огня выводили, других ранило. Твой полк, например, почти в полном составе бросили на оборону переправ. Там бой сильный был. Немцев даже в первый раз за Буг обратно выгнали. Видели и вашу третью роту. Второго батальона. Их по дороге сильно разбомбили. Ваш командир оставил нам всех своих раненых, забрал оружие и с уцелевшими бойцами ушел к Бресту. Упёртый такой старший лейтенант.
– Макаров, он такой! Вот-вот капитана должен был получить!
– В общем, повезло тебе с наказанием, с хозработами! И как тебя НКВДэшники в оборот не взяли?
– Ихний летёха сначала сильно на меня нажимал по поводу паникерства, да его начальство поумнее оказалось!
– Понятно!
– Вредительство это. Так близко дивизию к границе располагать. Да не успели они! Я так думаю!
– А ты не трус. Не побоялся правду сказать! Да и в бою уже успел побывать! Потому и доверяю тебе раненых и оборону моста. Так что знай, что твоя позиция важная, хоть и будет запасной! Мимо вас будут проходить отступающие войска, смотри, чтобы не разбежались твои безоружные. Если безоружных увидишь среди отступающих, тоже забирай себе.
– Бери, боже, что нам не гоже?
Капитан, не обращая внимания на его слова, стал что-то писать не листке бумаги, а потом протянул его Старновскому:
– Вот письменный приказ о строительстве оборонительного рубежа и наделения тебя полномочиями по комплектованию отряда из невооруженных красноармейцев.
– Мне б хотя бы несколько винтовок. Наших. И сержанта толкового!
– Лейтенант, не забывай, я остаюсь здесь. Забираю всех боеспособных людей. Мы держим этот участок дороги. Остальные уходят на Жабинку не просто так. Там собирается дивизия, и там наши будут готовиться к наступлению! Это же очевидно! А мы с тобой должны будем тут обеспечить им левый фланг. То есть осуществлять прикрытия с юга и юго-запада! Понял?
Старновский понял, что капитан просто забрал к себе абсолютно «лишнего и ничейного» лейтенанта, то есть его. А для придания вида крайней необходимости поручил ему как будто важное задание с использованием опять-таки «ничейных и ненужных» людей.
Хотя мост – это конечно важный пункт обороны. Запасного оборонительного рубежа.
А капитан продолжал:
– Как только тяжелораненых увезем в Жабинку, автомашины вернутся за остальными. Ах да, и обед горячий организуй. Ты же знаешь руководство колхоза?
– Знаю! Там и столовая есть!
– Ну вот и хорошо! Толкового сержанта я тебе дам, так что действуй, лейтенант! Назначаю тебя командиром укрепрайона моста и комендантом деревни Михасино! Приказ я подписал!
Старновский вздохнул. Ну, что тут скажешь? Не капитан, а прям Наполеон какой-то!
Глава 18. 22 июня 1941 г. Они что, сдурели?
3 часа 57 минут утра. Окружной артиллерийский полигон в 10 километрах юго-восточнее города Бреста. Стоят ровные ряды армейских больших палаток. Между ними быстрым шагом проходится дежурный сержант, останавливается возле курилки, где дымит папироской, сняв фуражку, чернявый старший лейтенант Варданян. На востоке все сильнее разливается заря. Наступает рассвет.
– Разрешите доложить, товарищ старший лейтенант!
– Докладывай, Синицын!
– Разводящий караула доложил, что часовой поста №3, красноармеец Сидоров, сообщает, что слышал со стороны Бреста гул самолетов. Говорит, что даже видел издалека самолеты, говорит, много их, и что летят на большой высоте.
– Так учения же идут! Смотри, сколько техники и людей сюда нагнали. Начальство из округа должно приехать. Наверное, и у летчиков начались учения!
– Разрешите с вами покурить?
– Садись, Синицын! Угощайся! – старший лейтенант достал мягкую упаковку «Казбека». Сержант с удовольствием закурил.
– Конечно, учения, – согласился он. – Я часовому так и сказал, а он мне – что летят со стороны германцев.
Они оба замолчали.
Старший лейтенант вздохнул и бросил окурок в поставленное между скамеек ведро:
– Пойду-ка, пожялуй, доложю руководству, пусть созвонятся с авиаторами! Нюжно соблюдать бдительность!
Сержант с удовольствием посмотрел на удаляющуюся фигуру Варданяна и тихо проговорил:
– Моё дело маленькое, доложить дежурному командиру, а уж потом пусть у него голова болит! А папиросы у товарища старшего лейтенант хорошие!
Варданян уже подходил к палатке майора Черкасова, как вдруг раздался взрыв между палатками и стоящими поодаль тесными рядами 76 мм пушек и 122 мм гаубиц.
Тут же стали разрываться последующие снаряды, которые ударили дальше в поле.
– Твою мать! – чертыхнулся старший лейтенант и буквально влетел в палатку командира.
Тот уже подскочил с железной кровати и ошалело вращал глазами, ничего не понимая. Увидев своего подчиненного, удивленно спросил:
– Что, уже учения начались?
Варданян торопливо, сбиваясь от волнения на легкий армянский акцент, сообщил:
– Товарижь майор! Часовой поста №3 далажыл, что видел самолеты, летящие са стараны гэрманцэв!
– Какие нафиг самолеты! Подай лучше мне мой китель!
Варданян бросился помогать одеваться Черкасову. Через минуту командир, торопливо застегивая ремень, выскочил из палатки. Снаряды больше не рвались.
К командирской палатке подошел подполковник Чиков из соседнего гаубичного полка и выдал первое предположение:
– Это, наверное, какая-то ошибка! Кто-то начал учения по сигналу учебной тревоги и случайно обстрелял наш участок полигона!
Майор радостно ухватился за эту мысль:
– Нужно срочно подать сигнал, что тут находимся мы!
– Верно! – оживился подполковник.
Черкасов обернулся к Варданяну и приказал:
– У меня в тумбочке лежит сигнальный пистолет, бегом несите его сюда и подавайте сигнал ракетами!
Старший лейтенант бросился выполнять поручение, но тут снова раздались взрывы, на этот раз дальше, рядом с припаркованными машинами и орудийными тягачами.
– Да ёшь, твою мать! Они что там, с ума сошли! – завопил подполковник.
Рядом уже собралось несколько командиров, которые, ничего не соображая, просто стояли рядом.
Тут майор увидел бегущего Варданяна, подскочил к нему, вырвал из его рук сигнальный пистолет и отстрелил красную ракету. Потом перезарядил и снова произвел выстрел.
Взрывы прекратились.
– Ну вот, я же говорил, ошибка! – обрадовался подполковник, оттирая со лба пот платочком. – Ну счас я доложу кому следует и куда следует!
Подполковник Чиков развернулся и пошел к связистам. Черкасов, как маленькая толстая собачонка, засеменил рядышком. На фоне высокого и худющего подполковника он выглядел нелепо.
Тут к Варданяну подошел капитан Аверьянов и тревожно спросил:
– Ты знаешь, что случилось?
– Зашол к товарищю майору далажыть, что часовой сказал, что выдел самолеты, летящие от немцев.
Не успел старший лейтенант договорить, как капитан воскликнул:
– Твою мать! – и бегом рванул к своей роте, чтобы срочно начать выводить технику из зоны обстрела.
Варданян округлил глаза, словно до него стало что-то доходить, как тут снова ударили снаряды, на этот раз точно по палаткам!
Сразу же началась невообразимая паника! Люди заметались в разных направлениях, стали падать на землю. Полетели во все стороны комья земли и какие-то ошметки. Среди них были ноги Черкасова и голова Чикова. Варданяну стало плохо, но он, превозмогая себя, рванул к своей батарее 76 мм пушек.
Словно насмехаясь над несуразностью происходящего, где-то в стороне заиграл горнист, подавая звуковой сигнал неведомым артиллеристам, чтобы они прекратили стрельбу. На сопредельной территории немецкий офицер, который наблюдал пуск красных ракет, опустил бинокль и произнес:
– Гут!
На полигоне русских бушевал кромешный огненный ад!
Минут через пять в той стороне, чуть сбоку, взвилась зеленая ракета.
– Зеленая ракета! – тут же произнес наблюдатель.
Офицер снова поднял бинокль, проследил странный сигнал с сопредельной территории.
– Прекратить огонь! – крикнул он.
Немецкие 105-мм лёгкие гаубицы Ie. F. H 18 прекратили огонь.
Одетый в форму капитана НКВД Николай Бунин (бывший штабс-капитан, смотрите главу 8) из группы обер-фельдфебеля Курта Вернера лежал, хорошо замаскировавшись в зарослях леса, возле полигона. В руках у него была снайперская немецкая винтовка. Вскоре появился его напарник, тоже со снайперской Kar-98 k, и доложил:
– Сигнал ракетой наши подали.
– Хорошо, Петро. Счас начнем работать. Вон, видишь, русские начали собираться в походные колонны. Смотри, возле гаубиц стоит подполковник. Этот краснопузый мой. Ты берешь того офицера, который рядом с ним. Наверняка его зам. Потом переносим огонь на батарею 76-мм пушек. Я стреляю чернявого офицера, а ты второго. Понял?
– Понял!
– Делаем по два выстрела и уходим!
Старший лейтенант Варданян, напрягая голос и сильно волнуясь, кричал:
– Луценко! Ну что ты возышься! Давай вперед! Сибагатуллин, ты второй! – давал он указания командирам 76-мм орудий, стараясь навести порядок в своей батарее.
Немцы стрелять прекратили, но части, находящиеся на полигоне, по-прежнему с лихорадочной поспешностью продолжали строиться в походные колонны. Командовал всем подполковник Усманов.
Тут к Варданяну подбежал сержант Синицын и спросил:
– Что караулу делать? Снимать часовых?
– Пуст остаюдса охранять имущество! Как всё уляжется, мы вэрнемся! Ты тоже останся! Днэвальные тожэ! Ты старьший!
– Собирать палатки?
– Да! И все что остаетса!
Сержанту явно хотелось драпануть отсюда, и он даже на минутку задумался, как лучше это сделать, но тут со стороны леса раздался выстрел. Подполковник Усманов рухнул с пробитой головой. Следом раздался еще один выстрел. Капитан, который стоял рядом с командиром, тоже упал.
Сразу же поднялась паника! Синицын чесанул назад в укрытие к караулу.
Кругом стали раздаваться крики:
– Снайперы!
– Бандиты!
– Это местные кулаки!
– Из леса стреляют, сволочи, вон оттуда!
Варданян инстинктивно пригнул голову, и тут же пуля сбила ему фуражку. Он от неожиданности упал.
Майор Барабулька не растерялся и крикнул:
– Развернуть орудия, фугасно-осколочными по…
Но договорить не успел, пуля ударила ему точно между глаз.
– Твою мать! – выругался сержант, рядом с которым он упал.
Все залегли. Всем стало страшно. Несколько человек всё же стали стрелять из винтовок в ответ.
Бунин, увидев, как красные залегли, не отказал себе в удовольствии и приказал:
– Стреляем на выбор, по три патрона, и уходим перезаряжаться!
Снова раздались выстрелы. Причем каждый находил свою жертву.
Варданян осторожно стал переползать к ближайшей пушке. Там за щитком прятался сержант.
– Заметил, откуда стреляют?
Тот кивнул.
Варданян позвал заряжающего.
– Попов! Осколочно-фугасный, быстро!
А затем скомандовал сержанту:
– Даварачываем арудые!
– Там же снайперы!
– Я сам снайпэр! Давай!
Лежавшие рядом бойцы бросились помогать.
Как только пушка встала в нужное положение, все кинулись на землю. Заряжающий подал снаряд.
В это время Бунин выпустил последний патрон, опустошив магазин в огромную массу растянувшихся порядков русских. Тут он заметил, что среди этой копошащейся массы одно орудие русские разворачивают прямо на них.
– Твою мать! – тихо проговорил он. – Уходим, быстро!
Варданян увидел в прицел последнюю вспышку выстрела врага и тихо сказал:
– Я сам снайпэр!
Пушка рявкнула, и снаряд полетел точно в цель!
Гдава 19. 22 июня 1941 г. Нам бы зацепиться и очухаться!
Бывший штабс-капитан Николай Бунин очнулся и ничего не соображал. Голова раскалывалась словно под ударами сотен ярких молний. Но он, превозмогая боль, встал. Инстинкт самосохранения подсказывал, что нужно уходить с этого места к грузовику, и прежде чем это сделать, диверсант перевернулся на спину, достал из-за пояса сигнальный пистолет и выстрелом послал в небо красную ракету в направлении русских. Чуть приподнявшись, Бунин увидел безжизненное тело своего напарника в неестественной выгнутой назад позе, словно это была сломанная кукла, брошенная навзничь на заросли кустов невидимой рукой того, кому с ней надоело играть. Осколочно-фугасный снаряд русской 76-мм пушки откинул и самого Бунина ударной волной, причинив сильную контузию. Он посмотрел на падающую красную ракету, перевернулся на живот и на карачках пополз подальше отсюда. Он боялся второго выстрела. И не зря. Следующий снаряд буквально засыпал землей одетого в форму капитана НКВД Бунина, и он провалился в темноту. А уже через пару минут новый залп немецких снарядов накрыл полигон русских и те войска, которые там были собраны для предстоящих окружных учений. Здесь находился 459-й стрелковый полк и 472-ой артиллерийский полк 42-й стрелковой дивизии и два батальона 84-го стрелкового полка из 6-ой стрелковой дивизии, то есть части 28-го стрелкового корпуса. К этим учениям, помимо всего прочего, привлекался весь высший и старший комсостав 4-ой армии. Сами учения проводились согласно теме «Преодоление второй полосы укрепленного района». Кроме того, предполагалось продемонстрировать возможности легких танков Т-26, плавающих танков Т-38, бронеавтомобилей, руководство которыми возлагалось на командование 22-ой танковой дивизии. Однако вечером 21 июня 1941 года командующий округом Павлов проведение учений отложил, командиров частей и соединений отозвал в места постоянной дислокации дивизий и полков, но сами учений не отменил. Таким образом, снайперы из группы обер-фельдфебеля Вернера (прототип указан ранее) не имели возможности уничтожить командование этих войск русских. Сам обер-фельдфебель Курт Вернер, получив от дозорных сведения о гибели своих самых лучших снайперов, принял решение продолжить движение группы по дальнейшему маршруту. Колхозная полуторка с НКВДэшниками снова выехала на проселочную дорогу, оставив место своей стоянки в лесу, неподалеку от полигона русских. Диверсанты, сидящие в кузове грузовика, с мрачным видом вслушивались в близкие разрывы снарядов и вглядывались в поднимающиеся над деревьями клубы дыма и пыли. Война пахнула на них смертельным запахом со всей своей неотвратимостью. Погибли два их товарища, сейчас гибнут русские, но кто знает, что их самих ждет через минуту в тылу врага. Нервы были напряжены, взгляд стал острым как никогда, мышцы были готовы в любой момент отреагировать на опасность…