Полгода я писала роман, семейную сагу, ткала паутину несчастий, выпавших на долю трех поколений, думая, что успешно управляю героями, все нити в моих руках. Но что-то пошло не так, нити запутались в клубки, концов не видно, я чувствовала себя тоже несчастной. К весне отложила свою писанину, как говорила мама, посчитала остатки денег, увы, не хватало не только на кофе, но и еду любимой собачке. На морде Принца читалось: радуйся, что привык к тебе, а то бы давно сбежал от пшеничной каши без масла и куриных лапок.
Пришлось заняться русским языком с двумя школьниками. Но заработать не получалось: шестиклассник Дима все "терял" деньги, его мать, отца не было, устраивала разборки, на что их потратил, но он все "терял", и я работала с ним почти бесплатно. С девятиклассником Костей встречались по субботам, он долго просыпался, потом у него болела голова, занятие переносили на понедельник после уроков, у него опять болела голова.
Повезло в службе по трудоустройству: в школе-интернате ушла в декрет учительница русского и литературы, срочно нужна замена: конец апреля, девятый класс, скоро экзамены.
В последний день месяца меня ждали в школе. Я хорошо знала, где она находится, прошлым летом проходила мимо на дикий пляж. И года не прошло, улицу не узнать, куда-то делись частные домишки, на их месте строился высотный дом. Я переступала через строительный мусор и горы земли, натыкалась на заборы, попадала в непроходимые лабиринты, наконец выбралась к оврагу и, шагая вдоль кромки, вскоре увидела обветшалое трехэтажное здание в стиле псевдоклассицизма, архитектурный памятник ушедшей эпохе. Но не все так безнадежно: с торца начались ремонтные работы.
Прохладный сумеречный вестибюль удивил: почти все пространство занимал освещенный неоновыми лампами аквариум таких размеров, что в нем могла свободно резвиться акула.
Зрелище большеголовых рыб с выпученными глазами настолько привлекло, что я забыла, зачем пришла и стала наблюдать, как они плавали между камнями, водорослями и фонтанирующими из трубки пузырями воздуха. Рыбки такие яркие, такие праздничные, так привораживают, не знаю, как долго проторчала, любуясь ими, пока не почувствовала чей-то взгляд и увидела девичьи головки: темную и светлую, будто русалки высунулись из воды и с интересом разглядывают меня. Я засмеялась и подошла ближе. Юные девицы держались за руки: одна модельной внешности в шортах и майке, вторая с гладкой прической в длинном темном платье, старообразная. В неоновом свете на фоне аквариума подружки казались сказочными героинями, застрявшими в подводном царстве. Их ждет череда испытаний, и, как учит сказка, спасет дружба, а также добрые волшебники.
Быть может, я им казалась тоже сказочной героиней, вроде феи, хорошо, что не баба Яга, потому что не вызвала у них настороженности.
- Как зовут этих рыбок? - спросила я.
- Разные, но они не опасны для человека, - улыбнулась девочка модельной внешности.
Старообразная дернула плечом:
- Страшноватые, но не хищники, хорошо едят овсяную кашу. Вы, наверное, учительница? Вместо Ирины Викторовны? - Я кивнула. - Мы хорошие, - и обе засмеялись.
- Вам, наверное, туда, - догадалась вторая и показала на дверь с табличкой "Директор".
Я постучала, мужской голос ответил: "Подождите". Девочки пожелали удачи и удалились.
Дверь открылась, и относительно молодой мужчина высокого роста, богатырского сложения, блондин с голубыми глазами пригласил меня в кабинет. "Анатолий Кириллович Смирнов", - назвался он в ответ на мое сбивчивое объяснение и улыбнулся. Красавчик, жене не позавидуешь.
Он перевел взгляд за мою спину, я обернулась и увидела голову женщины с черными взлохмаченными волосами и резкими чертами лица.
- Толя, кто у тебя? - спросила она, в упор разглядывая меня.
- Новая учительница по русскому, - ответил он и стал перебирать бумаги на столе.
Женщина шагнула в кабинет, и засверкала золотисто-сине-зеленым костюмом, как экзотические рыбки в аквариуме.
- Я психолог, Галина Николаевна, жена Анатолия Кирилловича, идите за мной.
Она провела меня в тесное, захламлённое помещение. Все пространство, включая стол и два стула, занимали разноцветные папки, стопки бумаг и книги, с закладками и раскрытые.
Я достала диплом, трудовую книжку и журналы со своими рассказами, чтобы оправдать перерыв в работе.
- Очень плохо, что вы пишите, - сказала она, - дети будут вас раздражать, потому что все люди искусства страдают нарциссизмом. Жаль, ведь наши дети и без того обездоленные.
Я зачем-то стала с ней спорить:
- Среди нас очень мало преступников, почти нет, и польза от нас, согласитесь, есть.
Она хмуро посмотрела на меня:
- Андерсен был детоненавистником.
Это как обвинить великого сказочника во всех гнусностях мира. Где-то она это вычитала, я порадовалась за Андерсена, что не дожил до нашего времени. И заволновалась, что если психологам доверят цензуру художественных текстов, сколько нас в психушках окажется (тьфу-тьфу).
Она вытащила из кучи желтый лист с вопросами, освободила один из стульев и ушла.
Я читала и пыталась угадать подтекст вопросов, но не понимала и думала, если оценивать писателя и психолога по шкале человеколюбия.., но не успела додумать, вернулась Галина Николаевна и ткнула в лист:
- Отвечайте!
Я спорить не стала, заполнила, отдала, она снова удалилась.
Вскоре явилась девушка, красавица с длинными светлыми волосами. Что-то знакомое показалось в повороте головы, овале лица и улыбке, присмотревшись, я уловила сходство с директором. Она назвалась начальником отдела кадров Еленой Анатольевной, я поняла, директорская дочь.
После оформления красавица провела меня в учительскую, и учительница биологии стала рассказывать про учеников девятого класса. Двух девочек, с которыми я познакомилась, звали Ева и Юля, они подружки, учатся хорошо, у Евы одна мать, бывшая библиотекарь, на пенсии, содержать дочь не в состоянии. С отцом все сложно, он грузин, живет в другой стране. Ева ездила к нему, но не захотела там остаться. У Юли пьющие родители, мать и отчим, отец умер.
У других не лучше: одна мать, вместо матери бабушка, тетя, пьющие родители, отчим, отец неизвестен. На истории, как дед Панова Миши отсидел за убийство и вернулся в декабре прошлого года, а в Новогоднюю ночь повесился отец, еще неизвестно, самоубийство ли, - я сникла и запаниковала. Кем я могу их увлечь? Достоевским? Да они таких историй порасскажут, на всех современных писателей хватило бы написать не по одному роману.
В учительскую стремительно вошла психолог.
- Вы еще здесь? Я забыла вам сказать, что детей без присмотра оставлять нельзя. У нас круглосуточно дежурят педагоги. Дети не должны покидать учреждение, кроме тех, кого забирают на выходные и праздники родители. Пойдемте в мой кабинет, мне нужно, чтобы вы еще один тест заполнили.
Пока отвечала на странные вопросы типа, с чем можно сравнить свое состояние во время урока: с рекой, лесом или высокой горой, - школу закрыли. Сторож ждал меня и вышел следом.
- А где дети? - спросила я.
- По домам распустили, - охотно ответил он, - на все праздники.
Я перешагивала через строительный мусор, камни и валуны и думала, что и завтра и послезавтра и еще много недель и месяцев буду созерцать этот безрадостный пейзаж. Увы, нужна еда, мне и моему псу Принцу, ежедневно, и никуда от этого не деться. Упрекнула себя за то, что беспокоюсь о еде, а не о детях с тяжелыми судьбами и подумала, может, психолог права. В конце концов, через год брошу работу ради того, чтобы писать. Ненормально, но утешаюсь, что пока официально творчество не считается психиатрическим диагнозом.
Кто-то приближался, спотыкаясь и чуть не падая. Это была Ева модельной внешности. Увидела меня и остановилась, я смогла ее рассмотреть: заметная девочка со смуглым лицом, темными глазами и белозубой улыбкой. Ладная фигура, светлые волосы, но корни темные. Она спросила, остался ли кто в школе, надо зарядить телефон, срочно позвонить, их отпустили на пять дней, а ей некуда деться, мать закрылась и не пускает.
Я протянула свой телефон. Ева долго слушала, попрощалась и объяснила мне, что на выходные и праздники Юлю обычно забирает тетя, ее тоже, но в этот раз посторонние нежелательны, приехали гости.
- Куда ты теперь? - спросила я.
Она пожала плечами.
Я даже не раздумывала, пригласила к себе. Только предупредила, что у меня овчарка.
У Евы темные круги под глазами, наверное, не высыпается. Помню, как в летнем лагере, когда я была еще школьницей, мальчишки забирались в нашу палату, и мы до утра слушали и рассказывали истории. Не высыпались, зато ночные посиделки были самыми яркими воспоминаниями.
Чтобы взбодрить девочку, я купила шоколад, она обрадовалась, повеселела, ребенок еще.
Рассказала, что ее отец - грузин развелся с мамой и женился, у него сын от второй жены. Ева приезжала к отцу, играла с братиком, мачеха добрая, жаль живут далеко. От отца цвет глаз, волос, но ей больше нравятся светлые, и нос с горбинкой, мать - русская, библиотекарь, сократили, уже давно.
Охотно вспоминала отца, но как только заговорила о матери, голос напрягся, я не стала спрашивать подробности. Подумала, мать начитанная, вряд ли пьет, но, может, ошибаюсь. Может, она болеет, но почему дочь не пустила домой?
Девочка боязливо вошла в мою квартиру, Принц втянул воздух, новый запах понравился, завилял хвостом и лизнул ей руку.
Ласка собаки преобразила ее, щеки порозовели, появилась улыбка, она успокоилась.
Я предложила ей кресло, оставила Принца развлекать гостью и ушла на кухню.
После обеда мы пошли на прогулку, далеко, куда я мечтала всю неделю. Полет чаек, безлюдная степь, высокий берег, морской безбрежный простор, - все это необходимо мне как воздух. Мы шли вдоль моря в сторону маяка, было на редкость жарко. На востоке небо посинело, но на западе все еще голубое, жара не спадала, приятно припекало лицо. Пес степенно шел рядом, но когда мы проходили мимо пляжика - узкой прибрежной полосы, вдруг сорвался и помчался вниз по ступеням. На берегу никого не было, но вдали плавали двое, мне показались мужчина и женщина.
Я не успела ступить на лестницу, Принц выскочил из пещеры и в три прыжка преодолел ступени, держа в зубах что-то большое и золотистое, пахнуло соленой рыбой. Отбежал на приличное расстояние, бесполезно отбирать, любимое лакомство.