– У меня нет девушки, – ответил Николай.
– Вот не думал. Хотя с другой стороны в этом тоже есть своя прелесть, знаешь, как иногда от них устаешь. Хуже всякой тяжелой работы. Я понял, что женщины должны занимать в жизни мужчины строго отведенное им место и время, и если ты перебираешь этот лимит, то становишься их рабом. Мой тебе совет бывалого человека: когда знакомишься с женщиной, то сразу давай ей понять, что она никогда не будет играть в твоей жизни главную роль. Сначала они обижаются, но потом быстро примиряются со своим положением и рады тому, что получили хотя бы это. Ну а с теми редкими экземплярами, которые начинают требовать, чтобы ты отдал бы им всего себя, лучше всего расставаться, как можно раньше. Потому что если упустишь момент, то пиши пропало, больше тебе воли век не видать. Ты так не думаешь?
– Нет, – не очень неохотно отозвался Николай.
– Вот как? – искренне удивился Мохов. – А как ты думаешь?
– Я думаю, что на любовь надо отвечать любовью. А там, как получится. Если ты любишь по-настоящему женщину, то почему бы ей и не принадлежать целиком. А иначе, какой смысл любить.
– С такими воззрениями тебе будет нелегко найти себе пару, – усмехнулся Мохов. – Могу предсказать заранее, что тебя ждет немало разочарований.
– Возможно, – согласился Николай. – Ну а вдруг повезет.
Повезет, как же, вдруг отчего-то раздражаясь, подумал Мохов. Впрочем, какое ему дело до того, как сложится личная жизнь у его телохранителя. К тоже же он еще слишком молод, а в таком возрасте какие только нелепые мысли не гуляют по мозгам, особенно когда дело касается женщин. Неожиданно он вспомнил сегодняшний визит Нади и ее дочери. А он уже было совсем забыл о них, более важные проблемы почти целиком вытеснили этих посетительниц из головы. А, пожалуй, двадцать лет назад он бы рассуждал похожим, что и Николай, образом.
Наконец они пробились сквозь плотные потоки машин к дому, где жил Мохов. Он отпустил автомобиль до утра, а сам вместе с Николаем вошел в подъезд.
Алена сидела напротив включенного телевизора, но он знал, что она его не смотрит; это был своеобразный ритуал, таким образом она сообщала ему, что она опять одна всеми брошенная и забытая. И что она в таком горестном положении оказалась не только этим вечером, но и во все другие дни и вечера тоже. Этот ее странный язык он давно изучил и старался, как можно меньше реагировать на эту необычную речь, делая вид, что не понимает ее смысла. Тем более, сегодня ему вообще не до таких «разговоров».
Когда мужчины вошли в комнату, Алена посмотрела сперва хмуро на мужа, затем удивленно на Николая.
– Николай некоторое время поживает у нас, – сообщил Мохов. – Для него надо подготовить комнату.
– Что-нибудь произошло?
– Ничего особенного, просто в очередной раз наехал рэкетеры. И я решил перестраховаться. – Говорить о подлинных причинах, почему он хочет поселить здесь Николая, он пока не собирался; если тучи будут сгущаться, то сказать ей все же придется, а пока же не стоит увеличивать её нервозность. Она и без того постоянно взвинчена.
– Это так?
– А как еще, – раздраженно пробурчал он. – Вот и Николай подтвердит.
Николай в ответ сделал какой-то неопределенный, в лучшем случае полу утвердительный кивок головой.
– Приготовь нам поесть, мы оба голодны, как волки.
– Все готово. Я только не знала, что нас будет трое, Сейчас поставлю еще один прибор.
Мохов видел, что Николай чувствует себя немного скованно; хотя он неоднократно бывал у него дома, но то были мимолетные посещения. Сейчас же ему предстояло стать, хотя и временно, их домочадцем.
– Чувствуй себя тут, как у себя дома, – сказал он Николаю. – Садись куда хочешь, бери, что хочешь, ешь, что хочешь и когда хочешь. Если возникнет желание выпить, вот бар.
– Я не пью, – сказал Николай.
– Вообще? – искренне удивился Мохов. Почему-то он был уверен, что такой крепкий бугай, как его телохранитель в свободное от охраны его особы время хлещет водку, как извозчик.
– Вообще, – подтвердил Николай.
– И молодец, – одобрил Мохов. На самом же деле он чувствовал, что внезапно выявленный им абсентеизм телохранителя несколько смущает его, ибо не вписывается в привычную для него картину. Хотя думать об этом у него сейчас нет ни времени, ни желания, других забот полон рот.
Мохов, не спеша, провел Николая на кухню. Он гордился своей квартирой, сюда они переехали два года назад, когда дела вдруг круто пошли в гору. За эти роскошные апартаменты пришлось выложить гигантские деньги, но они стоили их, хотя иногда он думал о том, зачем им на двоих такое огромное количество квадратных метров.
Кухня блистала идеальной чистотой и порядком. Он неоднократно предлагал Алене нанять служанку, так как поддерживать порядок в такой огромной квартире, по его мнению, было немыслимым делом, но Алена всякий раз категорически отказывалась от чужих услуг и все делала сама. В конце концов, он решил, что должно же быть у нее хоть какое-то занятие и перестал настаивать на своем. Тем более, она вообще нечасто выходила из дома; за последние несколько лет они не более двух-трех раз появлялись вместе на людях. Он давно мысленно окрестил их брак странным, и когда изредка выпадала свободная минута, то задавал себе вопрос: что же все-таки с ним делать? Если бы не многочисленная череда любовниц, то, скорее всего, он бы долго не выдержал подобную совместную жизнь; но так как Алена давно уже ни о чем не спрашивала, то иногда он даже думал, что в таком супружеском союзе есть и свои преимущества и бесспорные прелести. А раз так, то нет смысла предпринимать какие-либо шаги, которые смогли бы нарушить статус-кво.
Они сели за стол. Мохов пододвинул Николаю самые аппетитные закуски. Он поднял голову и поймал удивленный взгляд жены; та смотрела на него так, словно рядом с ней сидел незнакомый ей человек. Ну, конечно, подумал он, ей удивительна его забота о телохранителе, она считает, что он способен заботиться исключительно о себе. Вообще-то она права, но если твоя жизнь попала в зависимость от другого человека, то сделаешь для него все, вплоть до того, что ноги помоешь. Но разве ей втолкуешь эту простейшую мысль, можно не сомневаться, что она считает, что он разыгрывает перед ней очередную комедию, изображая из себя альтруиста. А он давно не был столь искренен в своих действиях, как в данную минуту.
Мохов снова посмотрел на Алену. Говорить ли ей о том, кто сегодня почтил его своим посещением? Пожалуй, нет смысла скрывать, все равно узнает, раз он по глупости дал Нади свой домашний телефон и пригласил к ним домой, то она непременно и позвонит и придет. Это дама своего не упустит.
– Знаешь, кто был у меня сегодня? Никогда не догадаешься.
– Кто же?
– Надя.
– Какая Надя?
– Надя Король.
– Не может быть!
Мохов увидел, как мгновенно переменилось ее лицо, трагическая маска, которая она носила на нем почти постоянно, слетела, и оно стало оживленным и радостным.
– Почему же не может быть, – мгновенно раздражаясь, проговорил он. – Мы же не получали с тобой известие об ее смерти. Она приехала из Франции и заявилась прямо в мой кабинет.
Алена закрыла глаза.
– Я так часто думала о ней, вспоминала то наше лето.
– Она тоже его вспоминает. Она хочет, чтобы мы приехали к ней на дачу и провели бы там отпуск.
– Это было бы здорово! – с энтузиазмом воскликнула Алена.
– Я с тобой согласен, это было бы замечательно, но я вынужден был ей отказать.
– Отказать? – Голос Алены сразу же потух. – Но почему?
– Потому что хочу тебе напомнить, если ты малость подзабыла, что у меня большая фирма и очень много дел.
– Но может, мы все-таки поедем к ней хотя бы на несколько дней, я так соскучилась по Наде.
– Она обещала нас посетить, и ты сумеешь утолить свою жажду по общению с ней.
Он видел, что Алена вновь ушла в себя, стала хмурой и неразговорчивой. Но если она думает, что таким образом может повлиять на него, то сильно ошибается, он уже давно привык к ее такому поведению и не обращает на него ровным счетом никакого внимания. Он вдруг почему-то подумал о том, что визит Нади и ее дочери ничего хорошего ему не принесет; вот уже есть первое последствие их посещения, между ним и женой стало на еще одну обиду больше. Можно не сомневаться, что она надолго запомнит ему этот отказ. Ну и черт с ней.
Мохов взглянул на Николая, который невозмутимо перемалывал белыми крепкими зубами очередной ломтик колбасы, и усмехнулся; за то время, что он проведет в его квартире, он узнает немало любопытных деталей из семейной жизни своего щедрого патрона. Достаточно сегодняшней сцены, чтобы составить о ней вполне ясное представление. А их, этих сцен, без сомнения, еще будет немало, хватит аж на несколько действий. Ну да ладно, от него не убудет, даже если Николай кое-чего поймет из того, что понимать ему вовсе не обязательно. А сейчас ему больше всего хочется спать, он сыт своими проблемами по горло и желает хотя бы ненадолго забыть о них.
Обратную дорогу из просторного кабинета Мохова в более тесный гостиничный номер Надин и Патриция проделали почти молча. Дочь ни о чем пока не спрашивала, а мать ничего пока не объясняла. Но Надин знала, что Патриция копила вопросы и придет время она засыплет ими ее. Время это пришло после ужина. Была хорошая погода, и после очередного посещения ресторана они решили прогуляться по городу.
Они не спеша фланировали по Тверской улице и смотрели как слетали с разноцветных вывесок, словно птицы с веток, стайки всполохов света.
– Мама, у тебя действительно был с ним когда-то роман? – вдруг по-французски спросила Патриция.
Надин невольно насторожилась.
– Был, а почему это тебя удивляет. Разве тебе он не понравился?
– Он красив, – оценила внешние достоинства Мохова Патриция. – Но мне всегда казалось, что твой идеал мужчины несколько иной.
– Тебе правильно кажется, – посмотрела она на дочь, – но и он был тогда другим. Как, впрочем, и я была другой.
– И каким же он был?
– Он был идеалистом.
– Идеалистом!?
– Да, мы все были тогда идеалистами, и он в этом плане ничем не уступал другим. А что тебя удивляет, это практически неизбежный этап развития каждого человека.
– Не знаю, я в себе что-то не ощущаю идеалистку.
– Но это вовсе не означает, что ты ею не являешься. Просто ты напугана этим словом, а на самом деле я убеждена, что в тебе совсем немало идеализма, но ты не хочешь в этом себе признаться. А жаль, в идеализме нет ничего плохого. Как нет ничего плохого в юношеских или детских суждениях, как наивны они не звучали бы. Просто все, кто их слушают, понимают, что это тот этап, который надо пережить. Впрочем, я думаю, у нас будет возможность это проверить.
– Но хорошо, а сейчас он бы тебе мог понравиться?
– Не знаю, мы так мало виделись с ним после такой долгой разлуки.
– Мама, ты же все отлично знаешь, зачем ты устраиваешь это представление?
– Но я могу ошибаться. А раз есть такая вероятность, то хочется проверить так это или не так. Или ты думаешь, что можно разгадать человека только по одной встречи с ним? – насмешливо посмотрела Надин на дочь.
– По-моему, очень часто этого вполне достаточно.
– Это в тебе говорит неопытность. Как ты думаешь, моя дорогая дочь Патриция, тебя можно разгадать за один небольшой разговор с тобой?
– Ты же знаешь меня.
– То есть, если я правильно тебя поняла, разгадать тебя абсолютно невозможно. Так?
– Так, мама.
– Но почему же ты отказываешь в том же и другому человеку. Не считай себя сложной, а всех остальных простыми, как строение амебы. Ты просто не видишь других планов его личности. Уверяю, что если покопаться в Олеге, можно обнаружить массу самых разнообразных и прелюбопытных вещей.
– И насколько я понимаю, этими раскопками ты и собираешься заняться. Но, если мои уши меня не подвели, он отказался приехать погостить на твою дачу.
– С ушами у тебя все в порядке, но если ты думаешь, что наша партия может так просто завершиться, то ты плохо знаешь свою дорогую мать.
– Я так вовсе не думаю, мама.
– Надеюсь. Для меня было бы очень печально, если бы моя дочь столь плохо понимала свою родную мать. Но ты права в том, что задача действительно не из самых легких. Но зато и победа окажется особенно почетной.
– А что мы будем делать завтра?
– Ты все, что захочешь. А я отправлюсь еще к одному своему старому другу.
– Ты меня не возьмешь?
– Я хочу поговорить с ним одна. Почему-то мне кажется, что на этот раз твое эффектное появление пойдет только во вред. Но ты не волнуйся, у тебя еще будет возможность с ним познакомиться. Но в данном случае мне будет легче вести с ним разговор без свидетелей.
То, что она отправится к Сергею одна, она решила сразу же, едва познакомилась с посвященной ему главой из переданной ей агентством папки. Патриция только будет смущать его, при ней он не сможет быть откровенным даже в минимальной степени, а Максакову есть о чем поведать своему старому другу. Другой вопрос, захочет ли он это сделать, даже в том случае, если их беседа будет протекать один на один. Впрочем, завтра она особенно и не жаждет услышать каких-либо великих откровений с его стороны, их время еще не пришло, её вполне устроит, если он почувствует, как и когда-то доверие к ней. А, судя по его настроению, это будет не так просто добиться. Ибо скорее всего в своем нынешнем положение он не доверяет никому и стесняется буквально всех.
Была суббота, а значит, Сергею не надо идти сегодня на службу, и она его может застать дома, так как дачи у него нет, и за город он на уик-энд не уезжает. Пока они завтракали в ресторане, Надин думала о том, как лучше ей построить предстоящий разговор, на какие нажимать кнопки, чтобы как можно вернее добиться нужного результата. Они вернулись номер, и она подсела к зеркалу. Надин видела, как внимательно наблюдает за ней Патриция, но сейчас ей было немного не до нее. Она пристально всматривалась в своего бесплотного двойника и пыталась определить, в каком виде ей предпочтительнее предстать перед своим давним другом. Это не Мохов и чем скромнее она будет выглядеть, тем, пожалуй, лучше. Если она разоденется, как светская дама то, учитывая нынешнее незавидное положение Максакова, невольно станет подавлять его, вызывать, подобно инородному телу, отторжение, а этого она как раз желает меньше всего. Она хочет, чтобы он почувствовал, что они находятся друг с другом на равных, что они стоят на одной и той же или в худшем случае на соседних ступенях социальной лестницы. Пожалуй, она даже не станет накладывать грим, пусть будут заметны морщинки на шее и возле глаз; увидев эти не стираемые следы прошедших лет, Сергей будет считать, что и её, словно корабль в шторм, жизнь потрепала и поносила по своим бурным водам. Она только чуточку подкрасит губы – и достаточно.
Надин чувствовала, что волнуется, набирая номер телефона. Слушать долго гудки ей не пришлось, их сменил мужской голос. Она удивилась тому, что сразу же узнала его; она даже и не предполагала, что память сохранила в неприкосновенности его тембр. Голос Сергея почти не изменился, только стал чуточку ниже, потеряв юношескую звонкость.
– Максаков слушает, – сказал он.
– А с тобой говорит Король.
– Какой еще Король, – недовольно пробурчал Максаков. По его интонации Надин поняла, что ее собеседник явно не в настроении.
– Не какой, а какая, а потому Король – это не занимаемая должность, а к сожалению, всего лишь фамилия.
– Как вы сказали, Король? – Теперь его голос прозвучал уже по-другому, протяжно, как у человека, который быстро что-то старается вспомнить.
– Не просто Король, а Надежда Король.
– Надюша, это ты. Но этого не может быть, черт возьми.
– Разве ты меня похоронил. Я что-то не помню, чтобы ты шел бы с грустным лицом за моим гробом.
– Но, черт возьми, как ты тут оказалась, тебя же нет в этой ужасной стране. Ты, кажется, обитаешь во Франции. Я не ошибся?
– У тебя абсолютно точные сведения, я действительно прилетела из Франции. Но теперь я в Москве и совсем близко от тебя.
– И где ты?
– Где все приезжие, в гостинице.
– Но ты могла бы остановиться у меня.
– Спасибо, Сереженька, за приглашение, но я много путешествую, и привыкла останавливаться в гостиницах. Могу тебе признаться, что здесь я чувствую себя даже более свободнее, чем в своем доме. Может, потому, что тут не надо заниматься домашним хозяйством и полно людей, которые за весьма скромные чаевые пытаются тебе услужить.