— Иди сюда.
Яр его обнимает, позволяя почти до боли стиснуть рёбра, и успокаивающе гладит по спине.
— Саш. Сашенька.
— Прости, — выдыхает тот куда-то в волосы. — Прости, я просто что-то…
— Ничего, — Яр целует его в плечо, — это ничего, из-за меня… из-за меня так никогда не злились, мне почти приятно. Просто не надо жечь столы, хорошо?
Саша фыркает, сорвавшись на всхлип. Мотает головой, отстраняется, хлопая мокрыми ресницами и мимоходом вытирая глаза.
— Шрам остался, — повторяет. — Я… не видел?
— Ну он такой, — Яр спиной поворачивается, — под волосами и неощутимый почти, если не знать, где. Вот тут примерно. Остальное зажило давно.
Саша осторожно отводит в сторону длинноватые волосы, кончиками пальцев задевая кожу — Яр невольно мурашится и растроганно улыбается осторожным прикосновениям: Саша касается его так безумно бережно, будто давний ожог может причинить боль. Гладит невесомо шрам. Потом Яра в макушку целует и отворачивается, почти рыча:
— Я на грани того, чтобы мотнуться в прошлое и откусить кому-то лицо.
— Это разве возможно? — оглядывается Яр.
— Нет. Но я на грани того, чтобы это изобрести! — Саша нервно сжимает кулаки.
Яр молча обнимает его, прижав его руки к бокам. Смотрит снизу вверх серьёзно и благодарно; потом кивает так же серьёзно:
— Я ценю, Саш. Спасибо. Мне важно знать, что… что тебе не всё равно. И я знаю, что ты спас бы меня, если бы там был.
Тот страдальчески выламывает брови; по сторонам оглядывается, не находя себе места, не находя выхода захлестнувшей злости на то, что нельзя изменить; снова на Яра смотрит. Яр целует его в угол губ и скользит ладонями по его плечам, обнимая за шею. Саша бережно смыкает руки на его поясе; вжимает в себя, будто пытаясь от всего мира спрятать. Помедлив, накрывает ладонью затылок.
— Задушишь, — усмехается Яр.
Саша объятия ослабляет, но поверх рук магией кутает. Яр прикрывает глаза, греясь.
— Я так хочу тебя защитить, — говорит Саша грустно. — От всего. Как представлю… — его передёргивает.
— Ну, — хмыкает Яр, — я тоже был бы не против избавиться. Хотя бы от кошмаров было бы неплохо, — он вздыхает. Признаётся: — У меня с магией было тогда совсем никак. Мне иногда снится… что я горю и ничего не могу сделать. Но такова жизнь, прошлое не изменить, надо глубоко вдохнуть, успокоиться, выпить чаю и…
— Ты знаешь, — вдруг перебивает его глубоко задумавшийся Саша, — есть одна… одно… одна техника.
— Кто о чём, а Сашка о технике, — фыркает Яр.
— Цыц, — тот издаёт всё-таки невольный смешок, — не о той технике. Это… в общем, оно построено на защитных механизмах психики, у меня одна знакомая, Дашка, этим всем увлекается. Она пыталась меня научить, но… там нужно полное доверие, у нас с ней не вышло. Но теоретически я умею.
— Я тебе доверяю, — кивает Яр. — Но о чём ты вообще?
— Это такой… способ, чтобы корректировать подобные вещи, — Саша вздыхает. — С кошмарами вот как раз бороться… Ложные воспоминания. Не критично, не масштабно, в рамках небольших эпизодов… так что безопасно. Знаешь, иногда дети, когда случается что-то плохое, замещают это хорошим у себя в голове?
Яр кивает. Говорит неуверенно:
— То есть, ты… залезешь ко мне в голову и сделаешь так, чтобы я не помнил?..
— Помнил, но по-другому, с хорошим концом, — мягко поправляет Саша. — Стереть, конечно, тоже можно, тут особого ума и доверия не надо, но это, — он морщится, — ну такое себе. И ты можешь отказаться, — добавляет торопливо. — Я не обижусь. Звучит как что-то сомнительное, да, но Дашка так делала и… всё хорошо, всё получилось, всё получится, тут я уверен. Но ты можешь отказаться.
— Я не отказываюсь, — Яр успокаивающе ведёт рукой по его плечу. — Просто расскажи побольше.
— Я… залезу к тебе в воспоминание, грубо говоря, — Саша заглядывает ему в глаза. — И… ну, помогу. Изменю для тебя то, что произошло. Шрам останется, в памяти других будет то, что было, но ты будешь помнить по-другому. И не видеть кошмаров. Так нельзя делать с чем-то, что глобально на тебя повлияло, но…
— Это не глобально, — качает головой Яр. — Это просто… один из кучи таких моментов, на самом деле.
У Саши вырывается рычание. Яр осторожно гладит его по щеке. Говорит просто:
— Я тебе доверяю.
Саша моргает растроганно.
— Готов? Сейчас?
Яр кивает.
Саша сажает его на диван в комнате, опустившись рядом; бесконечно бережно обнимает его лицо ладонями, глядя в глаза. Говорит тихо:
— Всё будет хорошо. Вспомни… то, что ты помнишь.
Яр послушно воскрешает в памяти тот вечер; невольно морщится. Саша большим пальцем гладит его по щеке; его глаза будто становятся больше — или весь мир пропадает совсем? — остаётся лишь прикосновение и негромкий голос:
— Я с тобой. Ты в этом не один, я с тобой. Чувствуешь меня? Впусти. Я с тобой.
Яр его магию, такую родную, такую тёплую, чувствует — и открывается ей легко и привычно. Будто даже дышать становится легче; он чувствует на лице морозный воздух, чувствует Сашу рядом…
Чувствует спокойствие и безопасность; тревога отпускает совсем, он будто в тёплое одеяло завёрнут, будто родным теплом греется. Чувствует, как сашин лоб касается его лба.
И — пропадает.
***
Саша, никогда полноценно этого не делавший, всё-таки немного промахивается — вываливается в подворотню одновременно с щелчком зажигалки, а не до, как планировал. От вопля ужаса вздрагивает, почти не узнавая родной голос — настолько он паникой искажён.
— Вон, — выдыхает весомо, подкрепляя свои слова пролетевшим над головами файерболом, красиво разбившимся о стенку, и бросается к Яру, у которого успели заняться длинные волосы.
Тут же о файерболе, впрочем, жалеет — выясняется, что сил не хватает, слишком много ушло на саму связь, — но гопникам этого оказывается достаточно: они, бросив жертву, скрываются с завидной скоростью, не пытаясь сопротивляться; кто-то про пистолет орёт. Саша Яра, кричащего и в панике мотающего головой, с ног сбивает и на лоб нажимает ладонью, заставляя слегка зарыться в сугроб.
Мда. Руина.
Саша мысленно ругается на себя — всё зря; ожог будет меньше, да толку?.. И что мешало попробовать сначала на чём-то более невинном, просто потренироваться, всё запорол теперь, второй раз не полезешь…
Мальчишка — да господи, сколько ему сейчас, даже шестнадцати ведь нет, совсем ребёнок — задыхается под ним и дышит сорванно, едва ли понимая хоть что-то. Саша ловит испуганный синий взгляд, говорит мягко:
— Всё, их нет. Они ушли, ты в безопасности, всё хорошо, я всех прогнал. Дыши, ага?
Мальчишка — Ярик, господи, Саша так хорошо знает этот затравленный взгляд, Саша предпочёл бы совсем его не знать — сглатывает и пытается кивнуть, но тут же болезненно морщится. Саша сочувственно гладит его лоб.
— Сейчас я с тебя слезу, и ты не будешь дёргаться, хорошо? Слышишь меня? Понимаешь? Всё хорошо. Всё закончилось. Всё в порядке. Слышишь?
— Слышу, — хрипит тот.
Саша осторожно слезает, оставляя ладонь на его лбу. Гладит бережно — это будто гипнотический эффект оказывает; Ярик заворожённо смотрит и не шевелится послушно, только задыхается всё так же.
— Они ушли, — говорит Саша ещё раз. — Они ушли. Всё закончилось. Ты в безопасности. Всё хорошо. Дыши. Вдох-выдох… дыши.
Ярик дышит всхлипами через разбитый нос, потихоньку подстраиваясь под сашин спокойный голос. В глазах осмысленность появляется — вполне человеческий страх вместо животного ужаса, Саша и тому уже рад.
— Ты в безопасности, — повторяет, легонько гладя его лоб. — В безопасности. Я не причиню тебе вреда. И никому не дам причинить. Дыши.
Ярик тихо всхлипывает, неосознанно подаваясь к его руке. Саше хочется его обнять; прижать к себе, спрятать так привычно, защитить, только вот этот Ярик его не знает — странно будет лезть. Саше неловко; Саша не уверен, как к нему лучше, как помочь, как успокоить…
Саша очень хочет — хотя бы просто успокоить, раз не получилось предотвратить. Хотя бы дать почувствовать тепло.
Саша чувствует, как его колотит.
— Ты чего в одной футболке? — соображает вдруг.
— Куртку… сняли, — хрипло отвечает Ярик. — Сказали… зачем хорошую вещь… портить… — его начинает трясти ещё сильнее; Саша видит слёзы в синих глазах. — Там где-то… должна быть. Если не унесли…
— Так, — Саша оглядывается и, действительно, находит. — Хорошо. Сейчас осторожно сядь, я гляну, что у тебя с шеей. За руку держись. Во-о-от так, — Саша помогает ему подняться. — Болит, да? Это ничего, это пустое, всё заживёт. Всё хорошо. Я посмотрю?
Ярик кивает, продолжая испуганно цепляться за его руку; Саша не пытается его отстранить. Саша по нему взрослому знает, как ему важно касаться.
Вопреки опасениям, нет ни обугленной кожи, которую сашино воображение успело нарисовать, ни даже пузырей — просто ярко-красное пятно на всю заднюю часть шеи и обнажившиеся из-за слишком широкого ворота футболки плечи. Лучше, чем могло быть. Спасибо и на том.
— Я приложу снег, ладно?
Ярик обречённо кивает, отпуская его руку. Саша из того же сугроба набирает немного и лепит кривой снежок; Ярик болезненно сводит лопатки, когда холод касается обожжённой кожи, и тихо шипит от боли. Снова разбитым носом шмыгает.
— А с волосами что? — спрашивает тихонько. — Сильно?..
Саша касается обгоревших прядей и вздыхает. Ярик вытирает глаза.
— У тебя кто-то дома есть? — осторожно спрашивает Саша.
Ярик отрицательно мычит, избегая двигать головой. Саша морщится.
— Далеко тебе?
— Тот дом, — машет рукой Ярик. Всхлипывает. — Холодно.
— Пойдём, — Саша тянет его за руку, помогая встать, и вручает куртку, продолжая держать снежок у шеи. — Я провожу, чтобы снова не…
Ярик трёт лицо ладонью и вдруг спохватывается, шарахнувшись в сторону:
— Ты вообще кто? — И озадачивается: — Вы. Ты… вы?
— Можно «ты», — отмахивается Саша. — Я просто… шёл мимо. Услышал крик.
— И чё, — Ярик настороженно пятится, — вот так просто пришёл спасать?
— Пять минут назад ты не был против, — фыркает Саша.
— Как-то слабо верится, — Ярик шмыгает носом, обнимая себя за плечи. Его всем телом трясёт; мокрая футболка согреться совсем не помогает. В глазах снова мелькает затравленное выражение с тщательно задавленной паникой пополам: — И они что, так просто… просто ушли?.. Ты не особо… — он окидывает Сашу оценивающим взглядом, — устрашающий.
Саша укоризненно вздыхает. Ярик отводит взгляд, кусая дрожащие губы.
— Они, наверное, там. Ждут. — И жалуется будто в пустоту: — Холодно.
Саша, мысленно прикинув риски, незаметно шевелит кистью, окружая его потоком тёплого воздуха. Ярик от неожиданности вздрагивает, втянув голову в плечи и тут же скривившись. Саше на него смотреть больно — слишком худого, слишком нескладного, с застывшими в глазах слезами и кровью на лице.
— Пойдём, — говорит. — Доведу тебя до подъезда.
Ярик на него смотрит в упор; к шее тянется машинально.
— Не трогай, — вздыхает Саша. — Есть дома чем обработать?
— Что-то валялось, — отмахивается Ярик дрожащей рукой. — Да ладно, заживёт…
Саша смотрит с укором; Ярик отворачивается, не выдержав взгляда, и растерянно перебирает пальцами в воздухе. Прижимает кулак к губам, снова всхлипнув. Саша осторожно касается его локтя.
— Давай. Пойдём. Простудишься…
Ярик поднимает на него глаза и еле заметно кивает. Саша хватает его за локоть крепче — Ярика шатать начинает ощутимо — и мягко тянет в нужную сторону.
— А с волосами всё-таки что? — спрашивает тот потерянно.
— Чуть-чуть подстричь, — Саша ободряюще хлопает его по предплечью. — Я могу помочь, если ты… если доверяешь. Хоть сейчас.
— Я доверяю, — шепчет Ярик. — Я, наверное, не должен, но… я почему-то… ты странный. Нереальный какой-то.
Саша хмыкает мысленно — «ты даже не представляешь» — и фырчит:
— Я клянусь не бить тебя по голове.
Ярик неуверенно улыбается. В лицо заглядывает:
— Ты серьёзно… просто взял и на крик пришёл помочь?
Саша пожимает плечами. Ярик прячет глаза, снова пытаясь втянуть голову в плечи.
— Спасибо. Ты странный. Это… странно. Но спасибо.
Саша осторожно-ободряюще хлопает его по руке.
Ярик оглядывается испуганно всю дорогу до двери и успокаивается только после поворота ключа в замке; настороженно прислушивается, нет ли кого дома, а потом, заметно повеселев, кивает Саше на вешалку. Саша снимает куртку, чувствуя себя школьником, забежавшим к однокласснику после уроков.
— Есть какая-нибудь мазь от ожогов? — спрашивает.
Успевший умыться Ярик притаскивает аптечку. Саша хмыкает, поняв, что он не знает, что в ней искать.
— Переоденься, простудишься.
— Я знаю, — закатывает глаза Ярик, закапываясь в шкаф. Саша ищет что-нибудь противоожоговое; отвлекается на сдавленное шипение за спиной. Застывший в неудобной позе Ярик морщится: — Больно.
— Давай помогу, — вздыхает Саша.
Ярик нервно хихикает, развернувшись к нему. Саша хмыкает, подумав, как это выглядит со стороны, и помогает ему стянуть мокрую футболку. Ярик в плед заворачивается, стуча зубами, и болезненно ёжится, пока Саша осторожными движениями наносит мазь; Саше кажется, что он дышать забывает под прикосновениями.
Маленький. Маленький и болезненно худой; а Саша-то думал, что это у его Яра слишком остро торчат плечи и лопатки. И кожа белая-белая, где не обожжена — и думай, обморожение это или он просто слишком бледный.
— Даже шрама не останется, — говорит зачем-то Саша. — Заживёт.
— Спасибо, — вздыхает Ярик, разворачиваясь к нему. — Правда, если бы не ты…
— Да всё равно потушили бы они тебя, — вздыхает Саша. Бормочет тише: — Ур-роды.
Ярик криво улыбается. В плечо его тыкает:
— Ты крутой, если они тебя испугались. Я тоже… когда-нибудь… накачаюсь — и!..
Саша смеётся. Ярик вздыхает:
— Думаешь, не получится?
— У тебя получится всё, — честно обещает Саша. — И всякие сволочи будут сами от тебя разбегаться.
Ярик улыбается. У него глазищи на худом лице огромными кажутся; Саша невольно улыбается в ответ.
— Не позволяй никому себя переделать, — говорит искренне.
Ярик благодарно светится и закашливается совсем по-рейстлиновски. Саша качает головой:
— Поставь хоть чайник, тебе согреться надо.
— Да поздно уже, пофиг, — машет рукой тот. — Всё равно заболею.
Саша укоризненно смотрит. Ярик пытается посверлить его взглядом в ответ, но быстро сдаётся — у Саши опыта в этом деле слишком много; Саша ему в чай ещё и найденного на кухне мёда вбухивает, не обращая внимания на возмущённое бурчание. Ярик обнимает чашку обеими руками. Говорит вдруг грустно:
— А может, и стоит сбрить всё нафиг. Чтобы вот так вот не…
— Тебе идёт, — пожимает плечами Саша. — Я в твоём возрасте тоже так ходил.
— И не доёбывались?
Саша улыбается краем губ, видя, с какой детской надеждой на него таращатся синие глазищи.
— Было, конечно. Но если меняться под каждый доёб, — он легонько стучит его по лбу согнутым пальцем, — от тебя вообще ничего не останется. Говорю с высоты прожитых лет.
Ярик хихикает и протягивает ему ножницы.
— Супер-модной причёски я тебе не изображу, — предупреждает Саша.
(«И вообще не взялся бы за такое в реальности, но раз уж это только в твоей голове…»)
— Да подровняй просто обгоревшее, — отмахивается Ярик, доверчиво разворачиваясь спиной.
Саше правда хочется сейчас, чтобы это было по-настоящему — чтобы этот ребёнок, так искренне тянущийся за теплом, по-настоящему его почувствовал, по-настоящему согрелся; Саше просто… тошно думать о том, как всё было на самом деле.
Ярик чуть ёжится от щёлканья ножниц у кожи, но почти не дрожит. Саша видит, как он тянется за прикосновениями, пытаясь сдержаться; Саша видит, как он пытается не поддаваться подсознанию, которое нашёптывает ему, что Саша не просто случайный прохожий.
(Саша, плюнув на свои парикмахерские способности, магией подшаманивает так, чтобы волосы выглядели почти как раньше, — и Ярик удивлённо вскидывается, почувствовав.)