Но вот оправдать?
Возможно ли?
— Не знаю, — ответила Марго.
Сергей удивлённо уставился на неё и, не сразу покинув чертоги размышлений, сообразил, ответ на какой вопрос дала Марго. Подсознание с ехидцей напомнило: читать мысли подруга не могла, а значит, и ответила на вопрос о Марье Марфовне и об опеке.
Марго, облизнув губы, пояснила:
— С одной стороны, страшно. Страшно верить. В баторах всегда так — абсолютное взаимное отсутствие доверия: ты не веришь, тебе не верят, в тебя не верят, у тебя надежд нет, и всё прекрасно. Ну, — она замялась, — относительно, конечно.
Сергей улыбнулся — если уж шутить начала, так точно отходила от мрачняка.
— А Марья Марфовна… Не знаю. Она забортовая, сложно таким верить. Я вот уже трижды обожглась. Но она же помогла из коррекционки сбежать.
О бегстве из коррекционки Марго всегда упоминала вскользь, да и не сильно распространялась о своём прошлом. Любопытство оказалось сильнее, потому Сергей пошёл на его поводу.
— Так почему сбежала? — вполне обоснованно поинтересовался Разумовский, за что схлопотал крайне удивлённый взгляд. Оба остановились и начали буравить друг друга взглядами. Не выдержав, он коротко спросил:
— Что?
— Издеваешься? — Марго нахмурилась.
Но Сергей действительно не знал и не издевался потому. Видимо, растерянность на его лице подсказала об этом, потому Снегирёва, покачав головой, продолжила:
— Если в баторе тебя обвиняют, что ты дочь или сын наркомана, шлюхи и там… Я не знаю, как их одним словом?
Сергей не сдержался, посчитал, что вопрос не риторический, и ответил словами учительницы по обществознанию, когда они как раз изучали тему таких … «личностей»:
— Маргиналы.
— Угу, эти самые, — кивнула Марго и вернулась к пылкому монологу:
— Если в баторе ты выродок этих, то в коррекционке — ты инвалид и больной, только по причине этих. Да и… У нас школы не было, понимаешь? Каково это, не учиться?
— Как это, не учиться? — не понял Сергей.
— А вот так. — Марго ткнула в его плечо пальцем. — У нас сразу на больных крест ставили — мол, ничего не выйдет. Потому вот вам работать физически, потому мы шить умели, убирать умели, полоть ещё, а вот таблицу умножения или историю… Нет, нас не учили. Потому это физический… концлагерь, и я рада, что удалось прийти в батор, а не остаться там. Здесь лучше. Школа есть.
Сергей не сдержался и улыбнулся уголками, Марго также. Оба опустили взгляды в асфальт, и Разумовский подумал, что Марго, наверное, первый на его памяти человек, который рад, что имелась школа. С другой стороны, обозначенное ею о коррекционке выросло в сознании ужасными картинками воображения, от которого Сергей тут же постарался избавиться.
Вместе пошли дальше по улице. Напряжение, возникшее между ними тогда в квартире, постепенно рассасывалось. Марго перестала сильно горбиться, даже голову вскинула, рассматривая окружение, а Сергей чувствовал, как постепенно менялось его восприятие ситуации и как прослеживалась одна-простая истина: не стоит мерить других, как по себе.
«Что-то о таком когда-то говорил Игорь Ларионович», — вдруг припомнился ему учитель по шахматам, и Сергей рассудил: он и вправду мог так говорить — ведь в шахматах сталкиваются люди с разными взглядами и стратегиями, и оценивать оппонента по себе означает заведомо проиграть.
— Знаешь, — внезапно начала Марго почти беззаботно, заставляя Сергея позабыть о шахматах, — есть в этом что-то, угу?
— Что именно?
— Ну… Когда на тебя никто надежд не имеет, и ты не имеешь. Вот эти вот их ярлыки, что ты должен быть благодарен, что в принципе на тебя государство тратится, угу?
Сергей хмыкнул.
— Директриса.
— Ага, она самая. Любит говорить о благодарности, — ядовито поддержала Марго.
Вместе вспомнили такие эпизоды: когда в досуговые могла в плохом настроении явиться директриса, особенно она любила это делать после крупной пакости кого из потока, и начать говорить про то, как из детей ничего не вырастет, что на них тратятся, что все они бестолочи и другое-другое-другое. Сергей покачал головой и глянул на Марго, та будто вспомнила, что не закончила монолог.
— А, да. Вот. Представь. — Она вышла вперёд, повернулась лицом к Сергею и продолжила идти вперёд спиной. — Все говорят, что ты не сможешь и ты ничтожество, ребёнок маргинала, — пускай это может быть и не так — а ты вдруг бац! И сможешь! — Она улыбнулась. — Вот этого хочу. Выйти из батора и добиться такого, чтобы потом нос им всем утереть — всем-всем, кто говорит, что не сможешь.
На её слова что-то тёплое откликнулось и в груди Сергея — мысли и желания Марго словно отражали его собственные, оттого оба воспитанника почувствовали некоторую родственность. Сергей вдруг покосился в сторону и, вырвавшись вперёд, дёрнул подругу за локоть к себе.
— Хорошо бы дожить.
— А, ой. — Марго уставилась на столб, от столкновения с которым её Сергей спас.
Дальше Вместе продолжили топать нормально, почти плечом к плечу, только Разумовский, поймав себя на остатках пагубных эмоций, произнёс:
— Прости за недоверие.
Марго фыркнула.
— О чём речь, а? — Она ткнула его локтем в бок. — Перетёрли? Перетёрли. — Марго кивнула. — Уяснили?
— Уяснили.
— Легче стало?
— Стало.
— Вот и здорово! — по-простому закончила она, совсем возвращая себе весёлую спесь. — А то ходили бы как надутые пыжи, к тому же… — Марго помедлила. — Квиты мы. Я ведь тоже тебя чудиком считала, — Сергей хмыкнул. — А нормальным оказался. Потому, мир?
Она вытащила руку из кармана и протянула ему. Сергей также вытащил свою. Друзья скрепили перемирие крепким рукопожатием, следом направились дальше по улице, и Сергей вправду почувствовал, как легко стало: словно свалилась очередная стена, существовавшая долгое время, и был проложен новый путь к взаимопониманию. Пускай и Марго была шумная, не знающая многого, она имела свои понимания границ. Потому Сергей признал ошибку — ему не стоило проявлять недоверие или видеть за воровством что-то большее и то, чего нет на самом деле.
Он снова вспомнил те эпизоды «нарушений». Марго воровала из магазинов пропитание, и никогда — в баторе. А нарушала она границы только баторцев по незнанию, меж тем в школе стремилась соблюдать их по отношению к ученикам. И… в конце концов, она училась, и Сергею следовало доверять ей больше, а не быть коршуном-патроном. «Да, всё верно», — Разумовский кивнул мыслям, ощущая окончательно, как с плеч свалился груз.
— Кушать хочется, — заныла Марго рядом. — А в баторе еда противная…
— Мо-ожем поискать где-то магазин, — растянул Сергей тихо-тихо и тут же словил на себе удивлённый взгляд.
— Тогда и другой магазин. Может помойки здесь более богатые.
— Тащить долго.
— Ну а вдруг что ценное? — парировала Марго. Сергей кивнул, согласившись, следом она продолжила:
— А на завтра ещё в школу…
Сергей вдруг помрачнел, припоминая последнюю неделю и ещё одну тайну, какая не давала ему покоя, оттого он ненадолго погрузился в свои мысли и опомнился, когда Марго ткнула его в бок локтем.
— Чего ты?
— Завтра понедельник? — уточнил он.
— Угу. Я ещё и расписания не видела…
— Завтра не идём, — отрезал Сергей.
— Чего это?! — возмутилась Марго.
— Есть одна мысль, потом расскажу.
Марго рядом глубоко вдохнула, медленно выдохнула и протянула:
— Опять год с прогулов начинать, а я обещала, между прочим, учиться!
Ответом ей стал короткий смех.
========== Следствие ведут пернатый Шерлок Холмс и голодный Робин Гуд ==========
В Баторе всё подчинялось строгому распорядку: подъём, завтрак, отход в школу, приход из неё, секции (если имелись), обед, досуговое время, ужин и прочее. Жёсткий регламент позволял структурировать потоки, унифицировать детей и значительно облегчить управление, оттого воспитатели редко отходили от него в силу многих причин — зачастую находилась единственная: нехватка собственных ресурсов на то, чтобы уделить каждому воспитаннику время. А детям его требовалось огромное количество, но это «огромное количество» не способна была оплатить шнурям администрация батора. Вот и выходило: жёсткий регламент устраивал воспитателей с низкими зарплатами и вечным выгоранием, и он же устраивал тех, кто научился его избегать на своё благо.
Так, Сергей и Марго сходили на завтрак, отошли в школу, в которой отметились и из которой благополучно сбежали через спортивный зал и задний двор с дырками в заборе, и вернулись в батор, вернее, направились прямиком в здание досуга. Причём оба использовали «прелести жёсткого регламента» и проскочили через чёрный ход тогда, когда воспитательница вывела один из младших потоков на секцию во дворе. Так оба оказались в здании, запрятались на последнем пролёте лестницы, откуда дальше был выход на крышу, и… сидели уже как не один час.
Марго вздохнула, перевернула страницу и покачала стопой, какую закинула на другую.
— И чего ты хошь найти, а? — тихо спросила она, отметив, как до окончания взятой с собой книги осталось не больше пятидесяти страниц — а значит, где-то ещё час, два — и наступит полная скука.
— Потом, — более чем стандартно ответил Сергей.
Марго скривилась, покосилась на Сергея и вернулась на страницы, где воительница племени Мистрил пробралась в квартиру политика Леи Органа-Соло, вот только вскоре боль уколола глаза, и Снегирёва вынужденно опустила книгу страницами на живот. Уперев взгляд в обшарпанный потолок, Марго вздохнула, сцепила пальцы и перебрала большими. В сознании всё начало расплываться, и прочитанный текст не воспринимался, от чего воображение начало подбрасывать что-то совсем абсурдное. К тому же ныло тело. Конечно же… Ведь Марго лежала поверх куртки, положенной на ступень лестницы наподобие пододеяльника, а под голову она положила рюкзак с учебниками.
Скользя взглядом по треснутой побелке, Марго спустилась ещё ниже и осторожно — так, чтобы не раздалось больше шума — выпрямила ноги и уместила их на перилах. Те также отозвались покалыванием.
«Больно», — Марго зажмурила один глаз и покосилась в сторону. В особо тёмном углу обнаружились огромные мотки паутины, в центре которой мирно сидел паук. Тонкими лапами — почти серыми — он хватался за собственное творение, иногда только перебирался и цеплялся сильнее, когда сквозняк с крыши опускался в пролёт. «Жи-и-ирный какой!» — восхитилась Марго и принялась наблюдать за ним. Вскоре ей и это действо надоело, оттого она больше закинула голову назад и фыркнула, прикрывая глаза.
Ску-ко-та.
Читать невозможно, всё плывёт. Пауки не развлекают — только себе там мирно сидят и занимаются … паучьими делами. Сергей вообще как истукан!
Марго глянула на друга.
Как сел на куртке, какую он бросил себе под пол, чтобы не отморозить поясницу и ягодицы, так и сидел всё это время, пялясь в зарешёченное окно. Марго вдруг улыбнулась: с таким рвением его задница точно будет плоским полотном! Прямо как… Как. «Как что?» — Снегирёва нахмурилась и резко просветлела.
«То-о-очно! Как холст! Плоский как холст!» — хмыкнув, она позволила воображению разыграться.
Итого, ещё несколько минут ушло на всякие воображалки, и вот снова.
Скучно.
Марго, отставив книгу, выдохнула, села и, спустив ноги на более низкие ступени, подпёрла щёку кулаком. Её взгляд начал сверлить макушку Разумовского — друг продолжал пялиться и пялиться, пялиться и пялиться.
И было бы там действительно что-то интересное! Но нет, окно выходило всего лишь на столовую и площадку парковки, на которой, судя по всему, так никого за время бдительности и не появилось, а скука накатывала страшная.
— Серый, — протянула тихо Марго.
— М? — Разумовский даже не повернул к ней головы.
— Что ты найти хочешь? — Этот вопрос раз в двадцатый (или сороковой?) повторился в пролёте.
— Потом. — Как и этот ответ раз в двадцатый (или сороковой?) был дан Марго.
Марго помрачнела, фыркнула и продолжила буравить взглядом Сергея. На этот раз сработало — он повернулся к ней ненадолго, поменял своё положение на полу, только теперь уселся, скрестив ноги. Снегирёва хмыкнула: в таком положении точно все у него затечёт! Но веселье вновь не продлилось долго — вскоре скука, подобно пауку, начала оплетать своими сетями и заковывать всё крепче и крепче.
В поисках спасения Марго призадумалась, чем бы занять себя: читать по-прежнему не хотелось, воображать тоже, все трещины пролёта были пересчитаны по нескольку раз, а паук Геннадий (Марго подумала, что ему совершенно пойдёт это имя) вообще в спячку впал, спрятавшись в глубине своей сети.
С коротким «бе-да» Марго столкнула носки побитых ботинок, оттянула уголки губ и, вслушиваясь в шумы улицы, предложила:
— Может, в города, Серый?
— Заметят.
— Да кто? — Марго отодрала взгляд от носков и вперила его в друга.
Разумовский пару минут помолчал, раздумывая, после затянул пояснение:
— А так всегда кажется — когда кого-то нет, расслабляешься, а потом он тебя накрывает. Даже в книгах, — Сергей посмотрел на неё, кивнул на оставленную в чёрной обложке и пожал плечами, — такое часто используется как приём.
Марго дунула на упавшую на лицо прядь. Та, приподнявшись, опустилась обратно, только слегка слева, как Разумовский вернулся обратно к наблюдению. Марго прикрыла глаза, затянула про себя нечленораздельные звуки и резко поднялась. Она в поисках спасения и ради разминки прошлась вверх до решётки, какая перекрывала выход на крышу, до места, где сидел в «гнезде» слежки Сергей, и так несколько раз. Остановившись над Сергеем в конце концов, Марго постучала носком по полу, упёрла руки в бока и продолжала глазеть на друга.
Тщетно.
Тот будто бы не чувствовал этого. Марго продолжила глазеть, параллельно начав размышлять. Сергей порой был невыносим: как взбредёт в голову, так не поделится — ни за что — только попросит следовать за какой-то мифической штукой и если (!) эта мифическая штука вдруг оправдывалась, он, как Пуаро или как Холмс, со знанием дела и обязательно важным лицом раскладывал все факты и логические цепочки. Только не добавлял «элементарно» и на том «спасибо».
Вот и сейчас Сергей что-то задумал. Марго в этом не сомневалась, иначе бы они не торчали здесь уже … будто целую вечность! Но он не поделится планами — ни за что, только если «штука» оправдается. Снегирёва выдохнула, заправила выбившиеся пряди обратно за уши и в порыве отчаянной скуки занесла над ним руки, втянув голову в плечи. Подобно ведьмам из мультиков, она пару раз встряхнула над ним «скрюченными пальцами», обозвала «вредным» и всё же уселась рядом.
— Скучно, — пожаловалась она.
— Знаю. — Сергей улыбнулся и подвинулся чуть в сторону, так Марго села ближе, и оба разделили расстеленную куртку.
Марго посмотрела в окно: у подъезда к разгрузочной у столовой по-прежнему было пусто — только иногда чуть дальше мелькали прохожие, которые шли вдоль забора батора, да иногда в поле зрения попадались дети младшего потока. Снегирёва вытянула ноги. Они едва коснулись решётки, какая огораживала окно. Долго усидеть она не смогла, потому вскоре повторила:
— Скучно.
Она повернула голову к Сергею — друг на её слова лишь улыбнулся и продолжал играть пресловутого гения-детектива, тогда Марго решила сыграть противоположное — подоставать его. Авось, и расскажет.
С лицом страдальца она ткнула его пальцем в плечо. Сергей покосился на неё.
— Скучно, — жаловалась она, продолжая тыкать того в плечо, испытывая терпение.
Сергей не сдержался на третий.
— Почитай. — Он шлёпнул её по руке. Марго улыбнулась, чутка выпрямилась и парировала:
— Голова уже болит.
— Понаблюдай? — предлагал дальше Сергей, вернувшись вниманием к окну.
«Ну нет, вредный, так не пойдёт», — Марго нахмурилась, нацелилась на его плечо и уколола того в него со следующим:
— Геннадий спит…
Сергей не успел перехватить её руку, поёжился и помрачнел, вскинув рыжие брови. Окно было благополучно позабыто, теперь он смотрел на подругу.
— Да паук наверху. — Марго указала на угол на потолке, Сергей проследил за её движением, а когда Снегирёва руку опускала, так снова ткнула его в плечо и спешно дополнила:
— И трещин здесь двадцать, не считая мелких.
— А если с мелкими? — Сергей потёр несчастное плечо.