Жажда новых иллюзий - Талалуев Див 2 стр.


– Привет! Не затруднит кинут мне деревце покрепче?

Девушка беззаботно засмеялась, ушла в глубь, пропадая с радара.

В попытке вытянуть ноги из трясины, он погружался глубже, как будто спускался на неспешном лифте – колени, бедра, талия, грудь. Спеша показаться топи легче, Игорь снял рюкзак и отбросил его подальше. Не удачно – рюкзак не долетел и метра. Недотянув до твердой поверхности принялся тонуть в болоте. Игорь необдуманно подхватил его и надел, тяжелея. В рюкзаке не было ничего (две пары носков, пару трусов, футболка, зубная щетка, паста, зарядка для смартфона), что помогло бы ему выбраться из голодной темной жижи. Неуместная привычка держать свои при себе, не предвещала пользы.

Девушка вернулась. Игорь, из своего положения, смог не шибко ее рассмотреть, как близко она бы не находилась. Но теперь его и не интересовала внешность соблазнительной незнакомки. Следовало выбираться из топи.

Ему прилетел в руки конец каната. Такой из-за прочности используют моряки: многопрядный и нераскручивающийся. Игорь вцепился в него. Паника отступила.

Другим концом каната девушка обвязала ствол березы. Крепко цепляющееся корнями за землю дерево, по странным причинам, не погибшим от болотного газа. Он потянул за канат. Дерево накренилось, упираясь в сухое, словно вытаскивало тяжелый груз. Длина каната до спасительного ствола определялась в семь метров. Подсчитать каждый метр позволяли чередующиеся узлы, связанные равномерно. Семь узлов.

Девушка повернулась к нему спиной. Игорь успел увидеть, как длинные черные волосы, от резкого взмаха головы, изогнулись, прощаясь с ним. В этом движении Игорю показалось, что волосы состояли из черных воронов. Птицы настолько крохотного размера, что их сплоченная тысячная стая на долю секунды разобщилась и тут же, поняв промах, собралась в форму. Но мужчина в ловушке уверенно выхватил свершившееся разобщение и теперь девушка не казалась привлекательно игривой, а ситуация с его выходом к болоту и медленным погружением в трясину – не случайностью. Девушка словно телепатически одурманила и вовлекла его в обряд, о котором он никогда ни читал и не слышал. Попахивало мистикой.

Изголодавшаяся трясина потянула вниз. Обмотав вокруг руки свободный метр каната Игорь постарался подтянутся. Не смог. Не удивительно, на него из спортивных нагрузок за последний год ложилось мытье посуды, вынос мусора объёмом в один пакет-майку, перенос от автомобиля до квартиры двух сумок с покупками, ношение на согнутых руках трехлетнего ребенка и четырехчасовые секс забеги с любовницей. А тут не пакеты с мусором, а пропитанная водой одежда, утяжеляющая груз словно свинцовые латы.

Игорь заорал так громко, как мог. Получилось слабая попытка позвать на помощь. Повторил ор. Прислушался. Кроме жужжания комаров и, после его ора, кваканья принявших вызов пары смелых лягушек, не услышал отклика. Рассчитывать приходилось на себя.

Стоял неприятный запах, который выделяется со дна стоячих водоёмов в результате гниения ила и других остатков растительного и животного происхождения. Добавлял к подбирающему страху ненависти к своей беспомощности. Корил себя за тормознутость, отыгрывая ситуацию назад. Понимая, что мог бы успеть выбраться из болота, не замочив ног. Он же приехал развеяться, расслабился до безобразия, чего не стояло делать, находясь в абсолютно новой местности. После мегаполиса, где свободно наступают на люки, настолько чувствуя безопасность, позабыл, что ветра городские слабее областных. Отчего, прибывая в беззаботности, попал впросак.

Перед Игорем забурлило. Со дна поднялись несколько пузырьков воздуха, принеся с собой пять белых камешков, каждый размером с коготь.

Необдуманно спешить было поздно. Мокрый и вскоре холодный, он рисковал остаться здесь навсегда. Городская глупость победила. Вместо того, чтобы повторить попытку подтянутся, он заинтересовался камешками. Игорь зачерпнул ладонью поднявшиеся к нему со дна и приблизил к лицу, пытаясь разобраться, что за природное явление предстало перед ним в столь неудобный момент.

Камешки при изучении оказались человеческими зубами. Они так ни к месту возникли из недр болота, что Игорь не нашел ничего логичнее, чем связать их появление с собой.

***

Шесть лет назад он нашел недорогого хирурга-стоматолога, Колесникова Леонида, обещавшего за смешную цену для того времени установить Игорю пять имплантат, закрывшим бы прорехи, отсутствующие зубы. На первичном осмотре усохшей десны врач спросил, когда были потеряны зубы.

– Я потерял их в период с девятнадцати до двадцать двух лет.

– Как же так?

– Дело в том, что с двух лет до семи, а потом в двенадцать и девятнадцать лет я находился на лечении почек с диагнозом гломерулонефрит8. Лечили меня исключительно преднизолоном. Гормон помогал моим почкам нормализировать работу. Одновременно лекарство вытягивало из организма кальций и калий, что ослабляло мои кости, суставы и зубы, несмотря на то, что каждый день мне приходилось поглощать по десять таблеток кальция и калия. Как видите, не помогло. Зубы разрушались. В двадцать два года по медицинской страховке от компании, в которой работал, мне приспичило посетить коммерческую стоматологию. Врач удаляющая кариес и ставившая пломбу, завершив процедуру позвала врача-хирурга. Объяснила этот осмотр тем, что у меня отсутствует пять зубов, что для моего возраста достаточно критично. Приглашенный врач осмотрел мой рот и заявил: «Если через года четыре не вставишь отсутствующие зубы, то из-за повышенной нагрузки на другие зубы, полетят остальные, жевательные. Находи деньги и ставь импланты. Если не поставишь недостающие зубы, то, как повезет, в сорок или пятьдесят лет, когда захочешь нравиться молодым бабам улыбаться им будет нечем. К удаленным прибавятся стертые по корень остальные». В тридцать четыре я нашел деньги, поставьте мне искусственные зубы.

– Хорошо. Давай начнем с двух правых нижних. – ответил врач.

***

В три года у Игоря росли два крепких жевательных молочных зуба. Находясь в больнице города Хабаровска, соскучился по маме. Она старалась каждый вечер приходить к нему и читать стишки. Маленький Игорёшка, пролистывая детскую книжку с иллюстрациями, погружался в чудесный мир симпатичных зверей, птиц и природы. Красочные картинки выигрывали у этого мира по формам, цветам, перспективам, что привлекало и тянуло пересматривать страницу за страницей.

Обычно Игорь выбрал любимый стих о сове.

Совушка-сова

Совушка-сова,

Большая голова,

На пеньке сидит,

Головой вертит… 9

Прочитав пять-шесть страниц и дождавшись, когда Игорь заснет, мама уходила спать в деревянный барак, предоставляемый больницей за услуги повседневной работы нянечки и уборщицы. В дешёвом одноэтажном жилом здании ютилось с десяток женщин. Кроме этого, в годы СССР, за оказываемую похожую на «волонтерскую» помощь им разрешалось находиться в свободное время с находящимися на лечении родными. Бывало даже кормили с общей кухни тем, что оставалось не востребованным пациентами. Мама выкраивала на общение с родным чадом пару часов. Час утром и час вечером, более не хватало времени. Уставала от неудобств, но иного варианта навещать сына не было.

Этот вечер не собирался отличаться. Ожидая, когда мама придёт и почитает, свернувшись клубком Игорь пригрелся и заснул на койке. В палате размещались пациенты, от пяти лет и старше, на одинаково сурово комфортных больничных койках. Копошась в заботах не особо обращали внимание на с трудом справляющемся с обыденными делами мальца.

Когда он проснулся, то за окном темнело именно так, словно мама заканчивала читать стихи. Режим был нарушен, мама не явилась. Остальные в палате крепко спали.

Вдобавок из окна на него пристально смотрела сова, напоминая, что заклинание, успокаивающее её, сегодня не читалось. Она расстроена и требует срочно исправить недоразумения, начав читать. Усевшись на подоконнике, она сердито ждала.

Игорь припомнил строку и зачитал вслух: «Совушка – сова, большая голова».

Далее, как ни просила мама при прошлых посещениях при прочтении запоминать слова, Игорь не помнил строк. Ему нравилось слушать и смотреть на иллюстрации. Под мамино чтение персонажи на них оживали, после такого волшебства не хотелось отвлекаться на запоминание текста. А вот теперь пригодилось бы, чтобы сова отстала.

Сова замигала желтыми, огромными глазами-лампочками, прожигая его за непослушание мамы. Он подверг её опасности, подходящему бешенству! Возбуждение останавливало прочтение дзен-подборки, выстроенной популярнейшими детскими редакторами в детский сборник. Она взмахнула крыльями, подлетела и застучала клювом по стеклу, подгоняя Игоря скорее продолжить чтение вслух.

Малыш испугался, так как ощутил беспомощность. Это было обидно, казался себе взрослым и умелым, не нуждающимся в поддержке, от того смело преодолевающего всплывающие неприятности по дороге к чему-то ещё не понятному, но вселяющему счастье. Он не понимал, что в его варианте под обличьем счастья частенько прячется прикосновение смерти. А на лицо провал, обеспокоенная хищная ночная птица.

Испугавшись за то, что с совой этой ночью по его вине случиться беда, открыл книжку-малютку на том развороте, где волны разума автора раскинули пенную рапсодию, трогающую детскую душу. На нужном развороте не обнаружил сидящую на ветке старого дуба, открывшую огромные желтые глаза в поисках поздно загулявшей мыши, сову. Попахивало проблемами: сова со страницу сбежала сюда, чтобы взять свое. Поздно загулявшей мышью стало быть Игорьку. Испугался.

Решился дойти до мамы. Она в редкое солнечное утро из окна палаты показывала крышу барака, где размещалась. Путь был ясен. Прихватив книжку-малютку и как был, в пижаме, прячась от то дежурной медсестры, то от дежурного врача спустился с четвертого этажа по серо-неприятной черствой лестнице вниз. На первом этаже выглянул из-за угла, осмотрелся и не нашел дежурного. Перестраховываясь, согнулся, прижимаясь к полу и передвигался исключительно по местам, не попавшим в зону освещения скупых ламп. Перед дверью ведущую на улицу уперся в стол дежурившего. Из-под дверной щели тянуло холодом, и Игорь вспомнил, что стояла зима, а он в пижаме.

«Успею добежать» – подбадривал себя ребенок и толкнул тугую дверь.

Его не остановили изношенные пружины. Толкнул столь же затасканную вторую дверь и вырвался на свободу.

Стужа ударила, и Игорь задрожал. Тапки набрали снега, не препятствуя доставили смесь из мороза к льняным носочкам. Отступать – показать, что ты слабохарактерный, каким по вбитому воспитанием разумению (и подслушанному из разговоров родителей со большими дядями и тётями), не может быть взрослый. А он не сомневался в том, что взрослый, от того скрючившись побежал к корпусу мамы.

Пару раз упав, поднимался и продолжал путь. Невидимый великан схватил его за грудь и ни отпуская, глумно давил на хлюпкое тельце крепкими ладонями. Становилось невыносимо дышать, но инстинкт двигал его к деревянной потрескавшейся коричневой двери. Она казалась входом, к которому преодолев препятствие, попадешь в страну розовых пони и радуги. А сказочной страной руководят мамы, вызывая в это мире лучшие эмоции даже едва поглаживая малыша по голове или прижимаясь. Припал к двери барака и застучал кулачком. Стук вышел слабым. Он пытался снова и снова.

В корпусе мам стоял шум накопившегося и решаемого за сутки досуга, заглушающего мягкое постукивание кулачка. Игоря никто не слышал. Он, холодея, теряя надежду войти в яркую страну, сполз на обледеневший металлический порог.

На улице температура воздуха зло опускалась до -25 по Цельсию. Продолжая стремительное падение не беспокоилось о постороннем, ликвидируя любого неприспособленного к нравам холодного периода.

Маленькое тельце окочуривалось. Загибаясь не отпускало приходящуюся на сегодняшний вечер детской библией книжку-малютку. Падал снег, подхватываемый вольнолюбивым ветром. Вместе они стучали в окна, двери и не забывал про Игоря, подбадривая его хлопками. Они обожали сарказм, не ведая жалости.

У замерзающего детеныша, в свою очередь, возникло видение.

***

Игорь поразился как его увлекали воспоминания: из болота в кабинет стоматолога, в больницу, а теперь до своего рождения в прошлое отца. Поражающее явление газовых испарений.

Отец перед его рождением (этот момент стал понять чуть позже из разговора отца с лекарем) будучи летчиком-испытателем в одном из полетов попал в передрягу. Отказали бортовые системы и команде пришлось шустро катапультироваться. Отец, как капитан, сделал это последним и даже сразу открыв парашют находился ниже 300 метров от земли и, как следствие, получил частичный отказ раскрытия парашюта при скоростной скорости снижения. Как он выжил? Оставалось догадываться. Получив серьезные травмы полгода пролежал в военном госпитале. После переведен на два месяца в пансионате. Далее был направлен на месяц в отпуск. По устной договоренности, что вернется к полётам в случае прохождения медкомиссии по возвращению.

Физически за восемь месяцев отец восстановился и отпуск воспринял как шанс выполнить запланированное перед долгой службой, что ждала его в будущем. Отправился туда, где живут мишка, лиса, кабан и заяц и еще разнообразные их дикому товарищи по обитанию в тайге, в деревню в Сибири, где проживали родителям, для другого. Будучи отцом дочери, задумался о сыне. О наследнике. Как лётчик-испытатель, заходя на второго ребенка не хотел и здесь потерпеть крушения: зачать и родить вторую дочь. Не потому что не полюбил бы её, а потому что из-за опасной службы третьего шанса завести сына могло не выпасть.

Он, как родившийся в поселении со средневековыми мистическими взглядами, посетил старца, местного лекаря, попросив его снять психологическую травму, полученную в катастрофе, чтобы в роли капитана продолжать вселять уверенность и излучать энергию и помочь запланировать зачатие сына.

Маленький И., теряя тепло, как будто заглянул в прошлое (или создал картинку на основании ранее подслушанного из общения папы с мамой) и словно во сне увидел диалог лекаря, взявшегося восстановить искалеченную психику отца и осуществить желание.

– Физически, ты, крепок, но душевно изношен. – подводил лекарь к диагнозу. – Я помогу тебе избавиться от боли, окутавшей твои думы.

Отец лежал на животе на лавке оголенный по торс. Старичок принимал отца в срубе, служившем спальней, кухней и гостиницей в Красноярском крае деревни Асафьевка. Из освещения горела пеньковая свеча, судя по запаху горючим материалом служило сало. Лекарь взял её и дрожащей рукой потряс над спиной отца. Она закоптила, сжигая негативное, неприятности, окружающие пациента. По стволу свечи стекали капли воска и обжигая пальцы старика скатывались ниже на спину отца, тот морщился и терпел.

– Половину твоих физических сил направлю на рождение сына. Начиная с сегодня в течение трех месяцев делай сына. Понял меня?

– Понял. – подтвердил отец.

– Не успеешь – не видать тебе сына. Будут рождаться только девки. Судьба у тебя такая, – по-доброму усмехнулся лекарь, – за кем гоняешься те и рожаются.

***

Игорь, вынырнув из воспоминаний, посмотрел на хирурга-стоматолога и спросил:

– Расскажите про технологию установки имплантатов. Звучит сложно.

– Колем обезболивающее, ждем сорок минут. Садишься в зубоврачебное кресло. Ты смотришь в потолок. Разрезаю скальпелем ту часть десны, где был зуб и под кожей зачищаю кость. Нахожу две точки где будут установлены протезы. Сверлю по дырке, вкручиваем импланты так, чтобы они полностью погрузились в десну. Ты прикрываешь рот и продолжаешь смотреть в потолок. Отвлекись от неприятных звуков. Вспомни, что хотел бы сделать. Зашиваю челюсть. Приходишь через месяц, разрезаем там, где установлены протезы. Накручиваем абатмент, делаем слепок. Приходишь через месяц, устанавливаем абатмент с коронкой. Морально подержишься месяц-второй и приживется так, что примешь за собственные, отросшие словно у акулы.

Назад Дальше