– Да, сегодня не простой день. Именно сегодня я хотел покаяться перед тобой. Но меня опередили. И всё равно каюсь, что не рассказал раньше. Что заставил тебя мучиться. Да, у меня была жена. Мы и сейчас не разведены. Хотя она живёт с другим. Вернее, жила с другим в гражданском браке. Каюсь, упустил момент. Не подал на развод, пока она жила с ним. Пока ей было хорошо. А теперь она не хочет развода, я вчера беседовал с ней.
– Не хочет? Как это так? Если она уже была замужем? Пусть даже и не расписавшись?
– Это ты думаешь так. Она ж думает по-иному. Не была она замужем. Просто хотела попробовать, как это жить с другим мужчиной?
– И долго они пробовали?
– Довольно долго. Где-то года три.
– И ты не подал на развод?
– Но у меня же не было тебя! И вообще, я не думал об этом.
– А у вас есть дети?
– Нет. Вот детей у нас, слава Богу, не было.
– Слава Богу? Ты что, не любишь детей?
– Люблю! И очень хочу! Только не от неё!
– Похоже, и она тебя не любит. Что же она хочет тогда?
– Как что? Чтоб в старости кто-то был возле неё! Видно, я самый надёжный в этом смысле. Другого она уже не хочет.
– Или другой не хочет её. Мужики тоже не дураки. Видят – с одним не ужилась, другой плохой. Не любят таких женщин мужики. К тому же, бездетная, значит, эгоистка.
– Вот-вот! Попала в точку! Эгоистка до мозга костей. Она могла бы родить, не захотела. А потом, когда захотела, уже не могла. Да и не очень-то хотела, не боролась, не страдала, как другие женщины. Не видел я её страданий. А если и страдала, то только из-за себя да для себя. – Посмотрел на Дарью, покачал головой. – Но развода она мне не даст. Так и сказала (а ведь не хотел, не хотел говорить!), лучше убью тебя или себя!
– Вот это уже серьёзно! Хотя, и тут она просто пугает тебя. А сколько ей лет?
– Лет? Ах, лет?! Много лет. А вчера я её даже не узнал, так она постарела.
– И всё же, сколько ей лет?
– Сорок три. Она на семь лет моложе меня.
– Да, дела!
– Да, дела!
– Ну и что же ты думаешь делать?
– Разводиться (это спокойствие пришло сейчас). Не плясать же под её дудку!
Очнулась женщина. Не может она долго спать. Да и не спала она, так, провалилась в пустоту. От стресса видно, от страха. И всё равно отдохнула. Да и эти видения помогли. Сны всегда помогают нам. Именно в снах приходят нужные мысли, подсказки, именно в снах решаются наши проблемы. Вот и ей стало чуть легче. Даже какая-то дельная мысль толкнулась: всё у нас будет хорошо! Если мы живы, если Господь помог нам, значит, всё будет хорошо.
Только вот Кирилл. Как он? Отчего так тяжко да надрывно стонет? Да с такой натугой? Неужели так плохо ему?
Совсем очнулась. Но как же затекли ноги! И спина – будто не её, так задеревенела. Понятно, если лежит в такой позе, скорчившись на камнях. Но как же Кирилл? Что с ним? Повернулась к нему, подползла (целых два шага ползти). Всё так же в забытьи. Стонет. Отчего он стонет? Если живой?
Темнеет. И она торопится. Ведь отчего-то же он стонет. Ведёт рукой по его груди – нормально, ведёт рукой ниже, и вот… Боже! У него рана! Он весь горит! Так вот откуда этот страх. Из забытья. Вот что не давало ей уснуть.
Открытая рана в боку. В левом боку. Кирилл зажимал её, она и не видела. Он давал ей возможность отдохнуть. Он жалел её.
Откинула страх. Уже без страха всмотрелась в рану. Нет, не опасна. Не очень опасна. И опять. Но он горит! Потрогала лоб. Тёплый! Слава Богу! Если и есть температура, то самую малость. Он просто устал. Он просто сильно стукнулся. А так он живой. Её мужчина живой. Сейчас она перевяжет его рану, и всё будет в порядке.
Стащила с него ремень, отбросила – он звякнул о камни и заплакал, как ребёнок.
Отодрала от кофточки лоскут ткани, обтёрла рану. Прислонила ткань к ране, – сейчас всё пройдёт, сейчас всё пройдёт. Вот только ночь, сейчас опустится ночь. Но ничего, эту ночь они переживут. А там будут думать, что делать дальше.
– Родная! Родная моя! – Он выходит из забытья, пытается пробиться к ней. – Ты где? Ты где, моя радость?
– Я здесь! Я здесь, родной! – Ещё не успела отползти. Ещё любуется им. Любуется да радуется – что вместе они, что живы.
Мужчина открывает глаза. Она рядом.
– Так вот отчего я проснулся! Ты так волновала меня!
«Боже! Мужчины неисправимы!»
– Я осмотрела твою рану.
– Какую рану? Нет никакой раны! А если есть, то в сердце моём! Ты – моя рана! Ты, и только ты! – Протянул руку, дотронулся до неё и сладко вздохнул – Я так люблю тебя! Я так тебя люблю!
«И за этими словами надо было лететь в пропасть? За прикосновением этим, таким чистым и волнующим? Нет, она летела за этим мужчиной! Она просто не могла уйти от него».
Сладко вздохнула.
– Я тоже тебя очень люблю! Слышишь?
– Слышу. Слышу, родная. Так нас теперь трое?
– Да. Нас теперь трое.
Обхватил, прижал.
– Только ничего не бойся! Слышишь? Если мы спаслись, то будем жить.
– Да, родной. Я не буду бояться. Я верю в тебя.
– Вот и ладно. Больше ничего не говори! И не вздыхай. Просто слушай моё сердце. А я послушаю твоё. Это так славно – слушать сердца друг друга. И ночи не бойся! Ночь даст нам отдых. Ночь напоит нас силой. Ночь наградит лаской. Ведь ласка – это прикосновение, это твоё тепло, это дыхание твоё.
– Родной мой, ребёнок толкнулся во мне! Когда ты спал.
– Правда? Так сколько же времени ему? И почему ты молчала?
– Я хотела, чтоб ты сам догадался. А потом… А потом это…
– Глупенькая моя! Да если б ты поведала мне о ребёнке, я б по-другому себя вёл с этой дурой.
– Правда?
– Конечно, правда! Да и не было ничего. И сейчас ничего нет. Только мы и ребёнок. Можно, я послушаю его?
– Можно.
Как сладка эта минута! Мужчина приник к её животу. Слушает. И пусть ничего не услышит, разве ж это важно, – он просто ощутит связь со своим ребёнком, он просто даст ему понять, что он защищён.
Плохо ещё ты, Кирилл, знаешь женщин! А свою жену, выходит, совсем не знал. Или знал, но другую, – ту, из прошлой жизни. Но теперь она не та, далеко не та!
Да, теперь Марина не та. И думы её не те. Вот думы её.
«Нет, он так счастлив, он просто горит от счастья. А я угасаю. Я никто. Хотя совсем недавно я жила, а он угасал. Хотя, нет, не угасал. Он, как факел, горит и горит – одним пламенем, одним горением, дыханием одним».
Это теперь она поняла, а тогда ей казалось, что он вот-вот потухнет, вот-вот станет ничем. А этого она страшно боялась, этого она дожидаться не могла.
Нет, не зря говорят: что хочет женщина, то хочет Бог. Она же хотела другого мужчину: молодого (более молодого!), здорового, крепкого. И он стал на её дороге – именно такой, загаданный: молодой, здоровый, крепкий. Она сама приманила его, она была в поисках, её глазки светились. Очень быстро стали близки, очень быстро сошлись. Она просто заявила мужу, что уходит, что он может считать себя свободным.
Муж, конечно, удивился, но препятствовать не стал. Только качнул головой: быстро, мол, ты! И она ушла. Даже похвасталась новому мужчине, как она сильна: захотела – отпустили! Захотела – ушла!
А ведь тогда уже надо было задуматься: кто ты для мужчины? Вообще, кто ты? А ты винила мужчину: холоден, отгорожен. И опять не задалась вопросом: отчего он холоден, от кого отгородился?
Теперь ты смотришь на всё другими глазами. Теперь ты многое поняла. Ведь даже то, что ты искала другого мужчину, слабость твоя. Отчего искала? Чтобы спрятаться? Спрятать свою тоску? И ни разу не задалась вопросом: а отчего тоска-то? Отчего?
Вздыхаешь? Так-то. От пустоты тоска твоя. От пустоты. Пуста ты, женщина, всё пусто в тебе. А страсть, что ты дарила мужчине (чужому мужчине), последний всплеск, последний аккорд. И остыл мужчина. Пустота не греет. Холодит. И этот стал холодом возле тебя. Кого теперь будешь ругать, женщина? Опять мужчину? Или уже себя?
Пугаешься? Себя?! Неужели ж себя? А вот и мысли твои. Неужели я пуста? Неужели я холодна? Неужели… Вздохнула. Что тут думать – если и этот уходит, если и этот отворачивается от тебя. Если и этого уже потеряла. Даже не цепляйся за него – он ещё в соку, он ещё горит, он ещё многое сможет.
Тебе же остаётся только уйти. Не жди слов мужчины. Они убьют, они раздавят тебя. Ведь и от того ты ушла сама. Но тогда ты не знала себя. Тогда ты казалась себе иной. Теперь ты знаешь себя. Теперь (что, боишься?) тебе только доживать…
Доживать? С кем доживать? Одной? Вот тут ты и вспомнила: у меня есть муж! Родной муж! Вот тут ты обрадовалась: он меня ждёт, он будет мне рад! Как же стало сладко. А она-то забыла о нём. А она даже не вспоминала о нём. А теперь – теперь он стал таким родным, таким нужным. Уже с радостью вспоминала его. С той же радостью сопоставляла: оба пусты, нам и доживать вместе.
Ох, женщина! Что ты творишь с судьбой? Куда ты летишь? Куда ты готова лететь? Ещё можно вернуть твой пыл, всё ещё можно вернуть – если взбрыкнёт что-то в сердце, если ворохнётся в душе: неужто я пуста? Если встанет сердце на дыбы, если задохнётся: как это пуста? Именно в такие минуты приходит прозрение. Именно в такие минуты идёт подсказка: как дальше жить, чем заполнить пустоту. А есть чем – сколько в мире брошенных людей. А есть чем – хоть одного подбери, приюти, обогрей – как же переменится к тебе жизнь, как же переменится к тебе судьба.
Но ты пуста. Как пересохший колодец. Как пустая дырявая бочка. Зачем же мечты? Иллюзии эти зачем? Твой путь – в монастырь. Хотя и там подвижники живут – истинно верующие люди. Куда ж тебе? Только в дом престарелых. В угловую комнату. Отгородив себя ото всех. Жить, не жить, – зарастать мхом.
Но ты ещё чего-то хочешь. На что-то надеешься. Ты пошла к мужу. Ты понесла себя, как подарок, как драгоценный подарок судьбы. Ведь он тоже доживает – куда приятнее доживать вдвоём.
Им снился один и тот же сон.
Они плывут на корабле. Лето. Жара. Она в лёгком платьишке. Он в рубашке навыпуск, шортах, летних туфлях.
Так хочется пить. Но вода в каюте. А тут так хорошо! Нет, они успеют попить. Сейчас же побыть вместе. Побыть на этой жаре, насладиться солнцем и морем.
Она хочет пить! Вода! Вода!
Женщина открыла глаза. Но где же фляжка? Она ж была со мной?
– Ты что ищешь?
– Вода! У меня была вода! Тебе надо попить…
– Вода? Где она? Я так хочу пить…
– Сейчас, сейчас…
Шарит рукой по камням, находит ремень – он тут же звякнул, заплакал. Схватил, снял с него фляжку, открыл её, поднёс ей ко рту.
– Пей! Тебе нужны силы! Только много не надо, больше у нас нет воды.
Она сделала три глотка, потом ещё три – хватит, ей уже хорошо, ей уже свежо.
– Спасибо, родной!
– Это водичке спасибо!
– И водичке спасибо! Теперь я ничего не боюсь, теперь я выживу, так и знай.
А ведь молчала, а ведь крепилась, но как же ей было плохо без воды, ужасно плохо.
– Поспи, ещё поспи! И я посплю.
– Попей и поспи.
И Он попил – чтоб не заставлять Женщину страдать ещё и за него.
Нет! Тебя мне не надо! Уходи! Чувствовала, что это сон, а вот прогнать не могла.
А он не отходит, а он смеётся, а он пытается её достать. Тянет руки к ней – огромные, жуткие руки. Она пятится, пятится, а руки настигают её, вот-вот настигнут.
– Уйди! Не надо! Не тронь меня! Уйди!
И проснулась от этого крика. И стало страшно. А ведь хотела заглушить этот страх, хотела не думать о нём. А как не думать, когда всё так смешалось, когда её прежняя и теперешняя жизнь так свились, переплелись.
Не отступает прошлое. Никак. Не хотят оставить в покое. Но почему? Почему?! Ведь она молчит, она, как рыба, молчит. И всё равно не оставляют. Не оставляют, потому что много знает. Это она понимает. Но как же хочется свободы – всё забыть, ничего не помнить, и идти, идти вперёд.
Кирилл будто прочитал её мысли. Кирилл слышал её крик. Кирилл всё сопоставил. А может, не всё? Может, есть ещё что-то, – более страшное и более пугающее? Больше он не хотел молчать. Им надо выбраться отсюда. А он ничего не знает.
– Кто же чуть не помог нам отправиться на тот свет? Уж не тот ли, кто очень не хотел, чтобы мы были вместе?
– Валентин?
– Я не называл этого имени. Ты сама его назвала. Да и моё «чуть» висит в воздухе. Кто нас вытащит отсюда? Кто нам поможет? И как?
Она вздохнула, закусила губы. Она была рада, что вопросы прошли чередой. Ей не хотелось пока открываться.
– А я верю в удачу. Если нам не суждено было погибнуть, если мы уже спаслись, то и дальше спасёмся.
– Хотелось бы верить. Но… Ты не ответила на мой вопрос.
– Зачем отвечать, если ты всё знаешь.
– Я знаю очень мало. Но хотел бы знать всё. Хотя сейчас рано думать об этом. Но…
– Никаких «но»! Нельзя просить у Господа всего сразу. И так много. Сейчас нам надо прийти в себя, оклематься, а там уж будем думать, как спастись. – Опять эта неприязнь, опять он слабый. А только что был сильным, только что – именно силой, волей своей, – спас их. А тут раскис.
Нет, он не раскис, он просто боится. Он очень боится за них. На нём лежит ответственность за их жизни. А она-то подумала… Нет, её мужчина сильный! И всё равно не надо раскисать. И ей не надо позволять раскисать, она так устала.
Понял. Принял её слова. Они в одной связке. Как и раньше, как и всегда. Если бы всегда.
Склонился, поцеловал.
– Первый раз целую мать своего ребёнка.
– Не рождённого ребёнка.
– Он родится! Он уже просится на свет, он уже защищается, – значит, он сильный, значит, он родится!
– Это уже другие слова! А тех ты не говорил, слышишь?
– Нет, говорил. Не надо отмахиваться от того, чего боишься. Надо думать, как выйти из этого положения. Такие люди не оставляют свидетелей.
– Ты всё знаешь! Ты говорил с ним?
– Он говорил со мной. Он сам вышел на меня. Хотя, зачем ему лишние люди, не понимаю? Но, видно, так сильно насолила ты ему, что через меня хочет тебя достать.
«Уже достал». Чуть не вылетели эти слова, и хорошо, что не вылетели – рано им, ещё рано. Столько не рассказано – и если начать с этого – кем она предстанет перед Кириллом? Кем?! Сжала сердце, выдохнула:
– Он и на это пошёл?
– Не пошёл бы, если б ты мне всё рассказала сразу.
– Но я не могла. Я хотела забыть. Мне было страшно.
– Значит, я тебе никто?
– Наоборот! Женщине не хочется показывать иные свои поступки мужчине. Особенно, если он ей дорог.
– И даже это не оправдывает тебя. Неужели ж ты не понимала, во что ввязалась? Неужели ж так наивна, что думала, будто от тебя так просто отстанут?
– Надеялась. Хоть и боялась. Очень боялась.
– Надо было довериться мне. Я б защитил тебя. Но как защитить женщину, которая молчит? Как защитить женщину, о которой я ничего не знаю? И от чего её защищать?
– Прости! Прости!
– Прощу, когда расскажешь. Всё до капельки.
– Ой! Опять… Ребёнок!
– И ты меня прости! – Склонился, приник – ребёнок (его ребёнок) опять капризничает. Говорят, они и там хотят пить и есть. Так жалко его, так жалко её, – она так страдает. Уже тише. – Я тебе тоже не сразу о прошлой жизни сказал. Мы что-нибудь придумаем! Мы обязательно выберемся отсюда! – Вот это уже слова мужчины! Как дороги они, как они нужны!
Поцеловал.
– Я так боялся за вас! Ты мне сразу стала роднее, в тысячу раз роднее! Мне ещё не говорили этих слов. Ребёнок. До сих пор не верю – так это внезапно, так это не вовремя.
– Не вовремя? Зачем ты так? – А уж сама боится. А уж саму трясёт. И всё же защищается, и этого комочка, что лежит под сердцем, защищает тоже. – Как раз вовремя. Он спас нас. Именно он.
– Да, тут ты права. Ребёнок спас нас. Но что будет дальше? – Вот, опять. Ох, уж эти мужчины! Не могут скрыть страх. Или не хотят.