========== Пролог ==========
— Сколько, вы говорите, ей лет?
Саше неловко стоять тут, с ладонью матери на макушке. Перед ней — женщина, которая будет о ней заботиться в ближайшие полгода. Родителям правда очень нужно уехать, и повезло, что мамина знакомая порекомендовала ей подобный выход. Что-то вроде временной опеки, на самом деле, не худший выход. Правда, она подозревает, что вовсе не в поездке дело, а в том, что месяц назад они ее застукали, разделяющей по косточкам маленькое тельце лягушки.
— Одиннадцать. Вы не волнуйтесь, Сашенька у нас тихая, — Яна поглаживает дочь по голове. Саша и правда тихая, примерная, с большими глазищами — зыркнула и опустила — с тугими косичками и без всяких там царапин и следов грязи, в которых постоянно мальчишки. — Да и к тому же, вы же знаете, девочки в этом возрасте, у них только одно на уме.
— Мальчики? — уточняет Елена. Яна улыбается, и чудится в ее улыбке какая-то снисходительность, но лишь на долю секунды — на самом деле там лишь вежливость, определенно.
— Учеба, — поправляет она.
«Жертвоприношения», мысленно добавляет Саша. «Пока что незначительные. Пока не подрасту.»
Елене об этом, конечно, лучше не знать, как лучше было бы не знать и родителям, но уже ничего не поделаешь. У нее есть сын, об этом она уже знает — мама настоятельно советовала с ним подружиться, наверняка надеялась, что Ваня сможет ее исправить. Вряд ли это поможет, вряд ли хоть что-то поможет сделать ее такой, как остальные, думает Саша. Остальные скучные и неинтересные, и что-то подсказывает ей, что их не тянет сделать что-нибудь такое, отчего бы мама завизжала, как тогда, от той лягушки. Она это называет жертвоприношениями — кому она приносит жертвы, и как это делается, она, на самом деле, не в курсе. Просто пришло слово и осталось в голове, и что уж тут поделаешь?
— И что тебе больше всего нравится? — у Елены, когда она улыбается, милые морщинки вокруг глаз, и она кажется доброй тетушкой из хороших сказок, тех, после которых ощущение, что тебя завернули в теплый плед и дали в руки чашку с какао. В общем, хорошо в меру. — Из школьных предметов, в смысле.
— Биология и анатомия, — бестрепетно и без пауз отвечает она. — Мы еще не дошли, правда, в школе, но мне интересно.
Ей интересно, она может сидеть часами за книгами, изучая это все. Когда-то, думает она, ей это понадобится, сейчас знания остаются чисто теоретическими. Пока что. А будущая опекунша кивает довольно, ладонь ей на плечо опуская, и почему-то не кажется эта ладонь чужеродной и неправильной.
— Документы в сумке? — уточняет она. Сумка только одна, зато несколько чемоданов, и Саша правда надеется, что ей будет где разложить все эти вещи. Яна кивает. — Тогда можете прощаться. Сашенька, потом я тебе покажу твою комнату.
Прощание смазанным выходит: мама будто боится ее крепче обнять, Саша уже даже не обижается на это. Да и смысл обижаться? На обиженных, она знает, воду возят, лучше сразу начинать план мести продумывать. А родителям она мстить не собирается, даже не знает, за что бы. Им так спокойнее, а ей так… ну, остается надеяться, что будет легче. Будет ли проще прятаться от временной опекунши, чем от родителей? Она по коридорам идет — дом, снаружи вроде бы не особо большим казавшийся, оказывается больше внутри — и даже не успевает испугаться, когда из ниоткуда на ее плечо ложится ладонь, лишь, за долю секунды сообразив, куда и как, резко ударяет назад и вбок, и лишь затем оборачивается. Там, за ее спиной, мальчишка, с буйной копной темных волос и разбитыми коленками, и ее удар, кажется, пришелся ему прямо в солнечное сплетение, как она и думала.
— Ну ты дикая, — смеется он сквозь силу, разгибаясь. Саша брови едва заметно приподнимает, так и стоит, спокойно на него взирая. — Ма, это и есть та новенькая девчонка?
— Сколько тебя раз учить, Вань, — вздыхает Елена, остановившаяся почти сразу с ней, — с незнакомыми людьми надо быть вежливым, а не пытаться их напугать.
— Они обычно забавно визжат, а не дерутся сразу, — оправдывается Ваня. Руку ей протягивает. — Мир?
— Я с тобой и не воевала, — она улыбается уголками губ, его ладонь пожимая. — Саша. Ты Ваня, я уже знаю.
«Если бы я с тобой воевала», думает она, «не факт, что это бы закончилось для тебя добром.»
Впрочем, она не собирается, по крайней мере, пока что. В конце концов, он ей, как минимум, не неприятен.
========== Глава 1 ==========
Первое, что видит Саша, когда ей показывают ее комнату — лес, который со двора казался далеким, а из окна выглядит совсем близким, рукой подать. Лес ей нравится, от него пахнет хвоей, смолой и свежестью, он живой и дышит, в нем потеряться и можно, и хочется. Она знает, что найдет дорогу, что бы ни произошло, что будет знать, куда идти обратно — когда за спиной слышно «сама только не ходи» от Елены, она кивает серьезно, пряча где-то внутри желание возразить. Не стоит, не сейчас, не сегодня, не в первое время, пока она тут.
Сколько будет длиться это первое время, она еще не решила.
— Елена… — она запинается, понимая, что отчества-то и не знает. Ответная улыбка такая же теплая и мягкая, как та, первая, и хочется нервно осмотреться, не пряничный ли домик вокруг нее. Саша не доверяет хорошим людям, она не верит, что они правда такие, и кто ее в этом обвинит?
— Просто по имени меня зови, солнышко, — ладонь опускается на ее плечо снова. Хорошо хоть не на макушку, думает Саша, потому что этого ей уже давно хватило. Ей достаточно и «солнышка», от которого неловко становится. Насколько эта женщина искренне с ней говорит?
— Хорошо, — она кивает, не спеша выворачиваться, не сбрасывая с плеча руку. Не стоит, не надо — не некомфортно, если уж на то пошло, и это тоже по-своему неплохо. — Я боюсь, что запутаюсь в доме, или заблужусь, а у вас наверняка нет времени мне все показывать. Может, Ваня мне поможет?
— Вань? — вопрос переадресуется моментально. Ваня стоит, подпирая плечом дверной косяк, и, кажется, старается не пялиться. Неужели у них так редко новенькие? — Покажешь Сашеньке дом?
Она уже Сашенька, надо же. Быстрый прогресс. Саша взгляд его ловит, одну бровь приподнимает — девочка из ее класса как-то раз так сделала, и в тот вечер она не отходила от зеркала, пока не научилась бровями играть независимо друг от друга. Пригодится, подумала она тогда — пригодилось сейчас, потому что он удивленно поднимает обе брови, явно не понимая, как она это сделала. Смешок она давит куда-то внутрь, наружу выпускает лишь ожидание его решения, это на лице ее крупными буквами написано.
— Покажу, — он пожимает плечами с деланной небрежностью. Мальчишки в тринадцать лет, думается ей, еще не особо умеют притворяться — ему ведь тринадцать, если она правильно помнит. — Прямо сейчас хочешь?
— Если у тебя нет других дел, — она его жест зеркалит, но у нее, знает, это получается куда естественнее. Мама с детства говорила, что она прирожденная актриса, как-никак. — Если есть, я не спешу.
«Если я потеряюсь в доме за то время, что ты будешь решать свои дела, это будет твоей виной», сигналит она ему взглядом без зазрения совести. Ваня читает это, кажется, без труда — моргает, взгляд отводит, и отлепляется от косяка, к ней шагая.
— Тогда пошли, — он ей руку тянет. — Дом большой, как раз до обеда успеем все посмотреть.
Они выглядят так контрастно, как в сказках и учебниках, где хулигана отличнице противопоставляют. Растрепанный Ваня, весь в синяках и ссадинах, пару пятен на шортах, и она, в идеально-белых гольфиках, в выглаженном красном платьице, ни единой царапины, а если и есть, то не видны. Саша ладошку вкладывает, позволяет ему сжать ее своими пальцами, с въевшимися в них следами от чернил и шелковицы, и ловит краем глаза улыбку Елены. Кажется, ей нравится, что новая подопечная пытается подружиться с ее сыном. Раз так, даже лучше.
Одна пустующая комната, другая, третья — Ваня возле них даже не останавливается, только говорит, мимо проходя, что там спальни. У теть Иры, подруги его мамы, говорит, детей больше живет, а мама только недавно начала так же детей к себе брать, поэтому тут пока никто, кроме них, не живет. Ну, еще она теперь. Тут, говорит, спальня мамы с папой, а тут его комната, и можно приходить в любой момент, если ей помощь нужна будет — если он не будет где-то на улице, то поможет обязательно, но сейчас лето ведь, так что скорее всего ей придется его на улице искать — она кивает, запоминает все, но когда слышит, что за следующей дверью библиотека, даже не раздумывает, прежде чем ее толкнуть, и замирает в восхищении перед забитыми шкафами.
— Мама собирает старые книги, они вон там, слева, — небрежно бросает подходящий сзади Ваня. — Находит их за копейки на разных барахолках. Я один раз открыл, а там ерунда какая-то, непонятные рисунки и написана сплошная белиберда. Не знаю, что ей в этом нравится.
Саша мысленную пометку делает — потом, без Вани, прийти сюда и посмотреть, что за белиберда и непонятные рисунки в старых книгах с барахолок. У нее есть подозрения на этот счет, и подозрения довольно-таки серьезные — она о них молчит и позволяет ему снова взять ее за руку и повести дальше. На первом этаже гостиная, окнами выходящая на цветочные клумбы Елены, и столовая, где может разместиться при желании до двадцати человек, но стол посередине всего на шестерых, и кухня, откуда безумно вкусно пахнет, и кладовка («мама думает, что я не знаю, где она держит конфеты, но я их давно нашел, они на второй снизу полке в самом конце», говорит Ваня, и Саше думается, что все-то она наверняка знает, просто позволяет сыну чувствовать себя героем-добытчиком)…
— На этом дереве, — говорит она, когда они выходят на улицу и он прямиком ее ведет к своему любимому ореху, на который, говорит, карабкаться любит, — было бы классно качели повесить. Знаешь, как в фильмах.
— Значит, повесим, — отвечает ей незнакомый голос вместо ванькиного из-за спины — голос взрослый, мужской, и в нем нотки смешливые. Саша ойкает и разворачивается моментально. — Саша, да? Меня Андреем зови, я твой временный опекун, отец этого оболтуса.
— Ну па-ап, — тянет Ваня обиженно, волосы откидывая назад — они опять ему в глаза лезут, ей думается, неужели нельзя их подстричь? Андрей смеется с его обиды и по голове его треплет, пресекая всякие попытки хоть что-то с волосами сделать.
— Приятно познакомиться, — говорит она вежливо: надо же быть воспитанной девочкой. Ладонь Андрея оказывается на ее плече, и она выдыхает: кажется, эта семья не собирается, как ее родители, каждый раз похлопывать ее по макушке, а значит, можно немножко успокоиться. — Да, я Саша, буду у вас жить ближайшие полгода.
— Полгода — это плохо, — заявляет Андрей. — Лето увидишь, осень тоже, зиму тоже, а вот весну нет. А весной тут красиво. Может, на год?
Саше кажется, что он смеется над ней, но она не обижается — это наверняка по-доброму.
— Это уже от мамы с папой зависит, — бормочет она себе под нос неловко, неуверенно. — Я пока вообще ничего не могу сказать, еще не поняла ничего и ни в чем не разобралась.
— Я надеюсь, тебе понравится, — звучит как утверждение. Ей бы эту убежденность. — Ладно, бегите, Ваня уже не может на месте стоять.
Ваня правда переминается с ноги на ногу, явно спеша ей еще что-то показать, и Саша кивает, прежде чем вложить ладошку ему в ладонь снова. Пару построек на заднем дворе неинтересны почти, незаконченный домик на дереве притягивает больше внимания — Ваня разливается соловьем, говорит, осталось только принести мебель, и можно будет хоть жить тут. А еще из окна этого домика, куда они вместе забираются — места навалом! — тоже лес видно. Бук почти на его опушке растет.
— Мама запрещает в лес ходить, и папа тоже, — бормочет Ваня недовольно, заметив, что она пялится в окно совсем беззастенчиво. — А мне хочется.
— Если запрещают, значит, есть почему, — назидательно заявляет Саша, разворачиваясь к нему, тянется невольно, чтобы из волос его выпутать застрявший листик, и замирает, когда он на нее смотрит. Ощущение, что она делает что-то неправильное. Ну, кроме того, что убеждает его не ходить туда, куда сама собирается. Расслабиться получается лишь через пару секунд неловкости. — Зато из окна красивый вид. Примешь меня сюда, когда закончишь обставлять?
— Только если поможешь, — парирует он. У мальчишек, которых она видела раньше, в тринадцать лет появлялась необходимость доказать свою крутость и взрослость другим — ей кажется, Ване плевать на это, ему нужно личное пространство. Может быть, она неправа — скорее всего она неправа, все-таки не взрослая и опытная, а ребенок, не так много знающий о людях — но в любом случае ей интересно, а что же дальше. Может быть, они станут кем-то вроде друзей? Если, конечно, в нем не проснется желание быть крутым, а не возиться с малявкой, как старшие мальчики ее и других девчонок ее возраста в школе называли.
— Помогу, — заявляет она уверенно, руки в бока упирая. — Вместе интереснее.
Не все и не всегда — и не все стоит ему знать. Но об этом она ему тоже не говорит.
========== Глава 2 ==========
Дни проходят тихо и незаметно, проскальзывают между пальцами водой. Андрей сдерживает обещание — хотя не совсем это обещанием было, а все же — и вешает качели на третий день. Ветви ореха толстые, но первые пару дней Саша раскачивается осторожно, едва-едва, пока во вкус не входит. Косички приходится переплетать после этого, конечно, но Елена не укоряет ее ни словом, лишь улыбается и по голове ее гладит коротко. Когда коротко, думается ей, можно. Так нормально. Она не только на качелях проводит время, если уж на то пошло — и по дому бродит, и на кухне помогает Елене, и в какой-то момент пристает к Ване, мол, давай домик обставим, лето скоро кончится, а ты как будто и не хочешь там время проводить. Он себе что-то под нос бурчит про приставучих девчонок, но соглашается, и полдня они потом таскают туда подушки, и пледы, и пару пушистых ворсистых ковриков, и книги, и вообще все, что, им кажется, может понадобиться и быть интересным. Она попутно узнает, что при должном старании там, может быть, и зимой получится проводить время, и эта мысль ее вдохновляет настолько, что помогает ему она вдвое усерднее — как знать, вдруг сейчас они обустраивают ее любимое место в этом доме? — а потом падает на кучу из подушек и пледов, руки-ноги раскинув, и смеется, когда Ваня рядом валится. Классно.
Но наутро не лезет в домик первым делом, а снова бежит к качелям. Без Вани в домик лезть не собирается. И к тому времени, как он из дома показывается, она уже не в силах оттолкнуться от земли, чтобы взмыть повыше, потому что ноги болят. Он зато выглядит полным сил и довольным жизнью, и Саше хочется попросить кого-нибудь запретить на законодательном уровне выглядеть довольными при недовольных людях. Пусть сочтут это каким-нибудь оскорблением чьих-нибудь там еще чувств, это ведь сейчас модно, думает она, вспоминая то, о чем много говорили старшеклассники еще весной.
— Ты чего с унылым лицом еле качаешься? — он перед ней встает, заставляя поднять на него глаза. Правда не понимает или просто пытается подколоть? Скорее, правда. Саша вздыхает.
— Ноги устали, — жалуется в ответ. — Я тебя пока ждала…
— Что, правда ждала? — он улыбается хитро. — Знал бы, не спал бы так долго.
— Зато выспался, — возражает она, следя за ним глазами. Ваня ее обходит по кругу, за спину ей заходя, и не получается не ждать конкретной подставы. — Ты же выспался?
— Ага, — соглашается он, за руки ее берет и заставляет ладони сжать на веревках, на которых качели висят. — Ну-ка держись крепче.
— Зачем? — она хмурится недоуменно. Ваня на миг показывается в поле зрения, возникает сбоку, улыбаясь чеширским котом.
— Извиняться буду.
В следующую же секунду земля уходит из-под ног, и Саша взлетает так высоко, как сама не могла бы. Ваня толкает ее в спину лишь в первый раз, затем уже цепляется за доску, на которой она сидит, чтобы толкнуть посильнее. Саша визжит и смеется, жмурится, когда кажется, что вот-вот влетит в другую ветку, но в итоге обходится. Когда качели останавливаются, она вываливается с них, голова кружится, и ему приходится ее поймать, чтобы она не упала — не то чтобы кто-то из них был против.
За эти несколько дней, ей кажется, они почти стали лучшими друзьями.
— Извинения приняты, — она легонько пихает его кулачком в бок. — Я рада, что дождалась тебя. Наперегонки до бука?
— Ноги коротки меня опередить, — Ваня показывает язык, срываясь с места. Саша смеется и несется следом.
Когда они, в домик забравшись, после драки подушками валятся прямо на пол, по крыше начинает стучать летний ливень. Саша жмурится довольно, вдыхает доносящийся через окно запах мокрой листвы и прибиваемой к земле пыли, и сворачивается клубочком, как сонный котенок — хотя ни разу не сонная.