— О Сане пишешь?
— О Сане. Марк записал, как Саня меня на спине катал, вот выложу.
— Два ставь. Нет, погоди, не губки, а поцелуйчик именно. Губки у тебя для Макара были, помнишь?
Для Макара губки, для Саги поцелуйчик, для Марка глазки-сердечки, для Димы просто сердечки. Это в сказке три богатыря, а у неё богатырей четверо, и она от них не отстаёт ни в чём и не хуже них. Не отставать иногда сложно — а кому легко? Кто обещал, что будет легко? Если бы кто-то такое решил пообещать, она бы этого человека обвинила во лжи и больше никогда с ним не общалась. Вон, мама с папой, например, всегда предупреждали, что будет сложно, и чтобы она зря не надеялась, что всё будет даваться с наскока. Терпение и труд — и никак иначе. Благо это ей привили с детства. К тому же намного лучше мотивация, когда на одном льду с ней ежедневно тренируются её четыре богатыря.
Мама их предпочитает называть четырьмя всадниками апокалипсиса. «Чума, Война, Голод, Смерть, и Сашка» смеётся иногда Светлана Владимировна. Обидно тут только то, что ей прозвища не нашлось. Почти — Марк как-то раз сказал, мол, раз они четыре всадника апокалипсиса, она и есть апокалипсис. Спасайтесь все, Сашка Букина идёт.
Фанаты её апокалипсисом не называют. Фанаты называют её Русской Ракетой — титул почти. Приятный по-своему. Что-то в этом есть, сказал Макар, когда это её прозвище впервые узнал — она быстрая, и в прыжки ввинчивается так, будто собралась в космос. «Будто» слово хорошее — она в космос не собирается. Что она там забыла, лёд более гладкий? В невесомости, конечно, крутиться в прыжке можно до бесконечности, но это и не прыжок будет, так, ерунда какая-то. Мама с папой смеются, но не насмехаются — они и сами не только техничными всегда были, но и быстрыми. Не на это, конечно, упор делали, а на эмоции, которые фиг сыграешь, хоть они и морочили голову всем, пока карьеру не закончили. Если бы она не была одиночницей, может, и она бы так смогла?
А может и нет, тут же сама себе возражает Сашка. Она бы смогла так, как мама с папой, только если бы влюбилась в партнёра по-настоящему — сыграть что-то подобное она бы не сумела, в этом она уверена. А оно ей надо, любовь эта? Она ещё не все квады прыгнула. Ещё и Ханю, зараза японская, вторым олимпийским золотом обзавёлся, а пластинку никак не сменит — кваксель у него первый в мире будет, ха. Ещё дожить надо до квакселя. Добровольно она его не уступит никому, даже двукратному олимпийскому чемпиону, чтоб ему там икалось, в этой его Канаде. Её тоже запомнят, и без всяких там олимпиад. Вон, двукратная чемпионка мира среди юниоров, первая мультиквадистка в мире, а ещё даже из юниоров как следует не вышла. На взрослом уровне, конечно, соперницы посильнее будут, но она и сама не лыком шита.
Сначала, правда, надо триксель освоить. Папа обещал за триксель пуделя. Тинка ревновать будет, но привыкнет, в этом Сашка уверена. А когда все ультра-си соберёт, попросит самоеда — дом большой, места хватит всем. И Вася к тому времени подрастёт и ей тоже интересно будет. Пока что ей интересно — успеет ли к двухлетию Васи самоеда заслужить? Щенка, чтобы самой его воспитать. Наверняка вместе расти будут с Васей — двое малявок в доме самое то. И подружатся заодно. Правда, сложно будет наверняка через время — как сложно было ей привыкнуть к тому, что Плутона, с которым она росла вместе, больше нет — но это через время. Это потом. А пока что и ей, и Васе нужен будет друг.
Пока что она и мама с папой для Васи — лучшие друзья. Она рада, правда рада, что у неё сестра, как она и хотела. Младшие братья — классно, наверное, но у неё друзья есть, которые ей как старшие братья, и это наверняка не хуже ни разу. Старших-то ей мама с папой не родят в любом случае, для этого ещё не придумали способ. Нет уж, она своими всадниками апокалипсиса обойдётся. Они как раз-таки самые настоящие старшие братья, которые и поддержат, и в обиду не дадут, а попытавшемуся обидеть рога обломают. Ну и пусть родство не кровное, какая разница? Как будто это обязательно, и не полны те же сказки экстремально и нездорово дружелюбных героев, которые на каждый шорох реагируют неадекватно-радостным предложением побрататься или ещё как породниться. Сколько у среднестатистического сказочного героя при таком раскладе должно оказаться названных братьев и сестёр, Сашка не считала ни разу. Побольше, чем у неё, это уж точно. Судя по папиному дружелюбию, живи он в те времена, наверняка был бы одним из тех сказочных героев с армией названных братьев, сестёр, матерей и отцов. Она в этом плане в маму.
— А давай подкрут попробуем?
Ни тебе здрасте, ни тебе как дела — Макар лыбится так, что хочется спрятаться под скамейку. Димка, сзади к нему подъехавший, пальцем у виска крутит.
— Сашка у нас, конечно, маленькая и лёгонькая, — заявляет он, и от этого «у нас» привычно-тепло на душе, — но ты уверен, что поймаешь её? Это нас у неё четверо, а она у нас одна, не путай.
У Димки после неудачного — мягко говоря — сезона в глазах что-то новое появилось. Что-то похожее на то, что у Макара было, когда он на лёд после перелома вернулся. У Сани Самарина такой взгляд был после травмы, которая ему не то что кататься, а даже жить мешала как следует. У Марка и того проскальзывает такое иногда. Сашка знает, что это такое — Сашка такое видела где-то в глубине собственных глаз в отражении в зеркале, когда ей говорили, что она ничего не добьётся. Что она робот. Что она ничего не умеет, кроме как прыгать-прыгать-прыгать. Если пытаться подобрать этому чему-то название, Сашка бы это назвала решимостью — решимостью доказать всем, что они неправы. Доказать, насколько. Доказать, что они могут добиться того, чего хотят. Что они добьются, кто бы что ни говорил. Пусть в них никто не верит — они сами верят в себя. В них верят друзья и тренеры. А остальные могут утереться.
Неважно, как сложно будет, она справится. Они справятся. В конце концов, они вместе, они друг за друга держатся, друг за друга болеют. Стоят за спиной друг друга. И намного легче выходить на старты, зная, что её четыре богатыря болеют за неё, что у борта стоят тренеры, что мама с папой желают ей победы. Поклонники могут полюбить кого-то другого больше, чем любят её, и это будет нормально — дружба так легко не проходит. Родственные связи никуда не исчезают. Тренеры будут желать ей победы, даже если не будут её любить, пока она у них. Всё в этом мире на чём-то стоит.
— Макар, — она влезает в разговор, не дожидаясь, когда он развиваться начнёт, — ты прямо на льду хочешь начать? Давай лучше на матах, а? Чтобы падать не так больно было.
— Тоже думаешь, что не поймаю?
— Думаю, всё бывает.
Он не обижается явно на её недоверие — улыбкой сверкает так, что не улыбнуться в ответ не получается. Да и с чего бы ему обижаться? Не хуже неё знает, что бывает и правда всякое. И споткнуться можно до травмы, а уж тем более на лёд гробануться с высоты его роста, а то и больше. Нет уж, спасибо. Ей достаточно падений на лёд с собственных прыжков — синяки сходить не успевают. На их месте снова и снова расцветают другие, космосом расцвечивают кожу. Сашка не жалуется. Ей не на что жаловаться. Она выбрала себе такую дорогу сама, выбирает каждый день снова и снова, и даже если это любовь не «благодаря», а «вопреки», какая разница? Тем более что «благодаря» там тоже есть — даже больше, чем «вопреки».
Она уйти может в любой момент. Просто не хочет.
Поймать её Макар почти успевает — почти. Она группируется в последний момент, когда ясно становится, что на маты она упадёт, а не будет им аккуратно поставлена. Бывает. Нет, он всё-таки ловит, но совсем не так, как должен был бы, будь они парниками.
— Ещё попыток двадцать, — смеётся она, когда Макар её обеспокоенно оглядывает, — и научимся. И можно будет на льду меня ронять.
— Извини, Сашк, я…
— Впервые подкрут не видишь, а пробуешь, как и я, — перебивает она его, в шутку пихает легонько кулаком в солнечное сплетение — ощутимо, но не больно, даже не так, чтобы согнуться его заставить. — А значит, и не виноват ни в чём.
— Потренируетесь ещё и можно в парное переходить, — смеётся Марк. Сашка ему язык показывает — пусть дальше делом занимается, а не на них пялится. Время тренировки в зале ограничено. Тренировки вообще по времени ограничены. А жаль. Ей иногда хочется свою семью на каток привести, чтобы вообще никакой мотивации отсюда вылезать не было. Светлана Владимировна говорит, она так убьётся — Евгений Владимирович смеётся и говорит ей не ворчать. Мол, такой же была, чего теперь на ребёнка бубнишь? Сашке почему-то легко верится в то, что Светлана Владимировна была такой же, как она.
Но в парное она всё равно не уверена, что хочет. В танцы тем более — там прыжков нет, а надо оттачивать скольжение и прочее, что она так не любит. Не любит потому, что получается с трудом, на оценки влияет мало, да и вообще это не предел мечтаний. Ей бы научиться скользить как мама, если не как папа — мама говорит, скользить как папа сложно научиться, с этим родиться надо. Она без этого родилась, что уж теперь поделаешь? Но чтобы это наработать, надо поставить себе такую цель. Она пока что себе её не ставила. Может, пора?
Вдох, выдох. Оттолкнуться ото льда. Раз-два-три-четыре. Инстаграм ждёт — можно выкладывать. Хвастаться. Сладок даже сам факт того, что у неё получилось. Что она смогла.
— Флип на максимальные гое, умничка. Какого пёселя на этот раз хочешь?
Папа улыбается так, что и слепой заметит гордость и радость. Ну да, подарок за квадфлип они не обсуждали. Четвёртый её квад, между прочим, хотя на соревнованиях она на него пока не готова идти. Сезон ещё не начался как следует, даже Непела и то на следующей неделе. Сашка ладошки тянет, дай пять, мол, улыбается ещё довольнее, когда папа отбивает обе, прежде чем её к себе притянуть и в макушку чмокнуть. Она растёт, тянется, скоро мама перестанет так легко дотягиваться до её макушки, если так продолжится. Всё равно она мамина и папина дочурка, какой бы высокой ни выросла.
— Не пёселя, — говорит она, пристёгиваясь, щурится хитро. — Хочу чтобы вы с мамой меня скольжению поучили. У нас, конечно, крутая тренерская команда, но олимпийских медалистов в танцах в ней нет. Не помешает.
Почему-то папа выглядит так, будто подарок за её прыжок получил он, а не она. Она от своего подарка всё равно не отказывается, впрочем.
========== Часть 3 ==========
Их почему-то называют ТЩК. Её и двух её соперниц — девчонки замечательные, кстати, они могли бы подружиться, если бы катали на одном льду. Алёнка бойкая, живая, трещит без умолку, Аня, напротив, тихая, похожая на фарфоровую куколку. Называют их так с первых моментов, когда они три между собой делили самые высокие места и результаты, когда ещё на юниорском уровне они начали доказывать миру, что они лучшие. Что таких, как они, найдут — но с трудом и мало где. Редко где.
В России, смеются они с девчонками, всё-таки люди немного другие. А иногда и намного.
Когда они в Турине показывают одна другой языки, пока ни одна камера этого не видит, со ступенек подиума, а потом дружно с этого хихикают, их в который уж раз называют соперницами навеки, и в который уж раз сокращают до сухого ТЩК. Уже на показалках Алёна фотографируется с другими победителями — Саша делает селфи на их фоне, чтобы отправить маме с папой, оставшимся в Москве. Ещё одно селфи улетает в чат, незамысловато названный «Сашка и всадники Апокалипсиса» — Санёк и Дима с ней на фото, показывают «рожки» за её спиной, а Марк и Макар дома. Тренируются. В сторис летит третье фото, где ребята её обнимают оба, а Димка ещё и в висок целует. Путать фанатов — святое дело. Аня хихикает, фотографируя их, вздыхает картинно, хитрые огоньки в глазах не спрятать, как ни старайся.
— Ну что?
— Да ничего, — Аня губу прикусывает, явно пытаясь сдержать улыбку — безрезультатно — и возвращает ей телефон. — Вы такие прикольные, я не могу. Если бы не знала, тоже бы думала, с кем из четверых ты на самом деле мутишь, и нет ли кого-то пятого.
— Я ещё так, по мелочи, — Сашка плечами пожимает, легонько её локтем пихает, удостаивается ответного пихания. — И мне легче, в интернете все подряд сидят. Когда катали мама с папой, в интернете так весело не было, и всё равно все их обсуждали. Он делал вид, что у него другая, она делала вид, что у неё другой, и были такие, которые не только верили, а ещё и очень обиделись, когда выяснилось, что это не так.
— Ну да, другая лига, — соглашается Аня, улыбается, машет рукой Алёне. Алёна машет им в ответ, довольная, разрумянившаяся, сияет от счастья так, что глазам больно, и обнимает всех. К ним тоже едет, руки раскинув, обнимает крепко, так, будто твёрдо намерена пару-тройку рёбер им переломать. Не со зла, это ясно, не задумываясь даже.
— Са-ань, — тянет она с милой улыбкой, и предчувствие внутри появляется самое что ни на есть противненькое. — Сань, а Сань, а как ты думаешь, кто может больше квадов подряд сделать, ты или Нейтан?
— Каскады четыре-четыре ещё никто не делал, и я не готова быть первой прямо тут, — заявляет Сашка в ответ. Предчувствие подсказывает, что она с кем-то поспорила — Аня говорила как-то раз, что Алёна спорить обожает. — Только если разгоняться между прыжками можно будет. И то сильно много не смогу.
Алёна её к центру катка чуть ли не пихает сразу после этих слов. Это значит «ну ладно» что ли? Вот ведь зараза! Нейтан ей зато подмигивает и руки протягивает ладонями вперёд — и чуть ли не сияет, когда она его ладони отбивает.
— Я ещё не все квады прыгаю, — предупреждает она его, английский собственный кажется корявым и неловким. Ну, наверное, он бы уже знал, если бы она все их собрала — как покемонов, приходит в голову сравнение — не так много людей, которые прыгают их все. — Так что давай какой-то, какой мы оба сможем.
— У меня идея получше, раз так, — он улыбается так широко, что, кажется, почти нереально так. — Давай параллельно попрыгаем все, что ты умеешь? Ну, я постараюсь параллельно, я же всё-таки не парник.
— Я тоже собираюсь постараться, — отзывается она эхом, улыбается ему. — Давай? Тулуп, потом лутц, потом сальхов. Ань, у тебя рядом мой телефон, заснимешь? Тремя разными, чтобы я их в сторис выложила.
Раз-два-три-четыре, в прыжок она вкручивается почти без усилий. Первый всё-таки, самый лёгкий, мышцы уже разогреты после показательных, а усталости нет. Показательные — не соревнования, нет этого напряжения и этой дрожи в коленях от желания быть лучше. Быть самой-самой. Если бы не это, не было бы падений на соревнованиях, не было бы нервов и стресса. Тулуп — самый лёгкий прыжок, самый простой, все это говорят. Удержать равновесие на выезде, не покачнуться, не свалиться — не сложно. Дальше лутц, и она бы его прыгнула раза три подряд, но сейчас это просто параллельные прыжки, а не демонстрация своих умений. Она и на тренировках такая же, повторит одиннадцать-двенадцать раз, если ей сказали сделать десять, потратит больше времени на оттачивание каждого навыка, чем ей было сказано, чтобы стать лучше. Мама с папой вздыхают только — остановить её давно не пытаются. Знают, она в них пошла, такая же упрямая. Так же рвётся к своей цели, видя препятствия, но не позволяя им её остановить. Но нет, сейчас не тот случай. Сейчас она не рисуется перед Нейтом больше, чем стоило бы. Чем уже. Сальхов, и выезд получается такой, что самой завидно — нет бы так на соревнованиях прыгать! А Нейт её ладони отбивает, когда она, как он до того, их поднимает, а потом подтягивает её под мышку и растрёпывает причёску, чудом не вымазав пальцы в краске.
Сашка не то чтобы не любит, когда её трогают, она просто не любит, когда это делают без разрешения. Но сейчас не некомфортно ни капли, так что она помалкивает. Сейчас ощущения такие же, как от любого из её всадников апокалипсиса, так что с чего бы ей возмущаться? Эти их объятья летят в инстаграм — в его инстаграм, он её отмечает, и она с чистой совестью это фото репостит к себе в сторис, сразу после видео с их параллельными прыжками. Он репостит их к себе, подписывает — там что-то про королеву квадов и про вау-какую-честь. Смешной такой.