За рейдовыми бочками в машинное отделение с капитанского мостика нырнула по металлической слуховой трубе команда: «Стоп, машина». Здесь капитаны прощаются с местным лоцманом, после чего на судне полностью восстанавливаются законы страны, под чьим флагом оно идёт.
Отправив катер с лоцманом, капитан спустился в каюту и избавился наконец от представительской трубки. Прежде чем взяться за сортировку документов, подвинул к себе портрет девушки на ромашковом лугу. Подмигнул ей, тронул фото пальцами, но вдруг почувствовал в каюте постороннего. Войти мог только старший помощник, но стука не было, и капитан, заранее улыбаясь наваждению, обернулся. И вскочил, увидев в дверях глухонемого портового грузчика.
– Я свой, – проговорил тот на чистейшем русском и поднял руки, всем видом призывая не делать резких движений.
– Откуда? Почему? Как? – выгадывая время и приходя в себя, капитан схватился за курительную трубку. Хотя хвататься, конечно, требовалось за трубку телефонную…
– Я свой, – ещё раз попытался успокоить хозяина каюты глухонемой бородач. – Надеюсь, кроме меня, никто не зайдёт к вам без вызова?
Однако тот наложил палец на селекторную кнопку:
– Я вызываю старшего помощника. Кто вы?
– Скажем так, сотрудник одного из наших силовых ведомств. Мне необходимо нелегально вернуться в СССР. И, если возможно, срочно выйти по закрытой связи на Москву. В экипаже обо мне никто не должен знать.
– Ваши документы, – потребовал капитан, не принимая условий.
Бородач, оглядев свою рваную одежду, усмехнулся, и капитан настаивать посчитал излишним. Хотя в мыслях уже выстраивались предположения. Первое: он спасает разведчика, и к лаврам покорителя океана ему прибавляется медаль на грудь за участие в спецоперации. И второе: это, несомненно, провокация, и вместо триумфа на Родине его ждут наручники в нейтральных водах.
Пришедшие на ум версии тащили в противоположные стороны, и тогда он, несмотря на молодость, решил разделить то ли славу, то ли ответственность со своим помощником, которого не без оснований подозревал в тесных отношениях с особым отделом пароходства. Да-да, в игре пятьдесят на пятьдесят лучше ни медали, ни наручников.
– Я вызываю старшего помощника, – вновь предупредил нежданного гостя капитан. И когда тот пожал плечами – смотрите, я всё необходимое сказал и отныне вся ответственность ложится на вас, – нажал клавишу на пожелтевшей от времени и солнца подставке с мембраной:
– Старший помощник капитана, зайдите ко мне.
На всякий случай развёл руками перед грузчиком-разведчиком-провокатором: извините, у меня своя служба.
Настороженность стала пропадать лишь по мере удаления американских берегов, а когда до Владика остался один шаг циркулем по карте, капитан и вовсе спокойно вздохнул. Корабль выходил из нейтральных в территориальные воды Советского Союза, провокации не случилось, а значит, таинственный незнакомец, которого и портовое начальство по радио приказало беречь пуще корабельного компаса, – и в самом деле разведчик!
– Теперь вам можно выходить на палубу и не прятаться от экипажа, – разрешил капитан таинственному бородачу.
Тот не преминул воспользоваться свободой. Вечерело, прямо по курсу надвигалась гроза, но разведчик поспешил на нос корабля.
– Домой, – сжав кулаки, прохрипел он. На просьбу капитана укрыться от непогоды улыбнулся и выбросил руку вперёд: – Домой.
Капитан, озабоченный подступающим штормом, радости не разделил. Остановился рядом, облокотился на леера:
– До дома ещё дойти надо.
Пассажир и сам понимал, что родные берега ещё далеко. Но разве это важно, когда всё пережитое навсегда осталось позади?
Глава 7
Как ни торопилась Вера в Суземке к обеденному автобусу, он ушёл без неё. Расписание показывало, что очередного рейса на Журиничи ждать около четырёх часов.
– Вечером они не ходють, детка. Уже с неделю на привязи, как телки, – разочаровала грузная рябоватая бабуля, сидевшая на мешке с картошкой рядом с остановкой. – Бензина нетути. Картошка молодая не нужна?
– Нет, спасибо. А как теперь…
– Если далёко – то ножками, близко – на крылышках. Далёко?
– Журиничи.
– У-у, забралась твоя красота за кудыкину гору. Иди на окраину, авось, кто подвезёт.
Ругать Вера себя не могла – делала всё, чтобы быстрее дооформить документы на опеку. Да только ведь государственные бумаги в России никогда быстро не подписывались.
Кивнув советчице, пошла на окраину райцентра – вдруг и вправду кто-то будет ехать. А нет – придётся и впрямь пешком. Далековато, но к ночи точно дойдёт.
Пожалела, что купила пряников да халвы – теперь этот килограмм тащить двадцать километров. Идти или всё же постоять? Всего на каких-то пять минут опоздала – и теряй теперь половину дня. Одно счастье, что документы приняли…
Сплетя косичку из трав, рюкзаком приладила сумку на спине, высвободив руки. Оглянувшись с последней надеждой на Суземку, тронулась в путь. Потихоньку да помаленьку, за мечтами да песнями и дойдёт…
Нежаркий ветерок пузырил юбку. Поначалу Вера стыдливо одергивала его, потом улыбнулась страхам и перестала обращать внимание на игры ветра с подолом: тут и захочешь – никто не увидит на двадцать вёрст вокруг.
Из-за поворота вылетела машина, и Вера едва не присела, утихомиривая лезгинку ветра с юбкой. Чёрный джип с молнией на дверце пронёсся посреди дороги, и отступившая в пыль Вера гневно обернулась вслед. И прикусила язык – джип разворачивался.
– Далеко, девушка? – в окошко остановившейся рядом иномарки выглянул круглолицый водитель.
– Так вы же ехали в Суземку, – не дала себя обмануть Вера, прикрывая травяную плетёнку. Ей интересен тот транспорт, который по пути.
– Так вам часа четыре идти до любого села, а мне крутануться – пятнадцать минут.
Разница во времени произвела впечатление, и Вера пожала плечами:
– В Журиничи.
– Садитесь, доброшу.
– Так вы в Суземку…
– Так пятнадцать минут…
Улыбнулись повторам, и Вера быстро сняла с плеч поклажу. Позорная плетёнка отрываться не хотела, и пришлось затолкать её внутрь сумки. Не без робости открыла дверцу с нарисованной молнией. В салоне оказалось настолько чисто, что она скосила глаза на свои пыльные туфли. Торопливо протёрла их о щиколотки.
– Что-то не видел я вас в Журиничах раньше, – плавно тронув машину, поинтересовался водитель. – Меня Борис зовут. Борис Сергованцев.
– Меня Вера. Родионова. Мы только приехали, буду учителем.
– Тогда наверняка не последний раз видимся, – Борис, не отрывая взгляда от дороги, дружески протянул руку. Дотянуться смог лишь до колена попутчицы, и прежде чем Вера отдернулась, сам вернул ладонь на руль – не придавай значения, это всего лишь товарищеский жест.
Только как не придавать, если сумка подмяла под себя платье и колено оказалось оголённым.
– Мне неудобно. Давайте я выйду. Вам же в Суземку, столько времени из-за меня потеряете, – напряглась Вера.
– А мне жалко ваши ножки.
Огляди Борис её ноги, Вера точно потребовала бы остановиться, но водитель безразлично продолжал смотреть на дорогу, и она успокоилась.
– А я по приказу партии и правительства поднимаю сельское хозяйство по линии фермерства, – доверительно открыл тайну своей деятельности и достатка Борис. И наконец, повернулся к попутчице, оглядел её. Не удержался от комплимента: – Красивая. Повезло Журиничам.
И снова, опережая протестные действия Веры, переключился на дорогу. А Вере волнение: как реагировать на подобные откровенности? Вроде не наглеет, а на добрые слова грех обижаться. Только и никто не дает повода и прав распускать руки и язык…
Впереди показалось жёлтое пятно автобуса, который они так легко догнали. Наверное, лучше пересесть в него. Однако Борис добавил скорость:
– Через пять минут будете дома.
Ещё через минуту догнали велосипедиста, выехавшего на дорогу со стороны Тихоновой пустыни. Вера узнала деда Федю, устало крутившего педали. Несмотря на затемнённые окна, прикрыла лицо рукой, боясь, что хозяин дома увидит и узнает её в салоне. Он на велосипеде, а она королевой… Хотя что здесь постыдного или запретного? Надо полагать, Борис любого отставшего довёз бы…
Из-за лесополосы, разделяющей поля двух соседних колхозов, показалась журиничская водонапорная башня с кокетливой шляпкой аистиного гнезда. Дальше – уже людские глаза и пересуды…
– А можно… я пройдусь, – с мольбой обернулась Вера к нежданному спасителю. Только бы не обиделся и не посчитал за неблагодарную…
Водитель с пониманием отнёсся к просьбе, начал притормаживать, дотягивая расстояние ближе к селу.
Едва машина замерла, Борис уже с нескрываемым восхищением оглядел её.
– Не смотрите так.
– Я хорошо смотрю.
– Я чувствую, что хорошо. Но… Мне неудобно.
– Ты красивая. Очень, – вдруг мгновенно перешёл на «ты» Борис. Не позволяя Вере никакой реакции, заторопился: – Не ругайся. Я рад, что увидел тебя. Можно, я вечером приеду сюда же? Как стемнеет…
– Нет! – Вера распахнула дверцу. – Спасибо вам большое, я бы и впрямь долго шла. До свидания.
– Но я буду ждать.
– Нет, – уже на ходу замотала головой Вера.
– Всё равно буду!
Едва не вприпрыжку Вера заторопилась в село, благо машина осталась стоять на месте. Пусть уезжает. Ни к чему всё это… Но почему он стоит? Обиделся? Она не хотела.
Не выдержав, обернулась. Борис, сойдя на обочину, рвал цветы. Ясно, что не для неё, мало ли кого встретит на обратной дороге. А знакомство и впрямь неожиданное и приятное.
Заторопилась к дому, но сбоку вдруг мелькнула огромная тень, заставившая её испуганно податься в сторону. Из окна неслышно подъехавшего джипа Борис протягивал ей букет полевых цветов. А ведь ей сто лет не дарили их. Вообще не дарили!
Едва она взяла подарок, Борис бросил джип вперёд, резко, двумя движениями развернулся и, коротко просигналив, пронёсся мимо. Значит, и впрямь опаздывал, а из-за неё теперь будет нестись, навёрстывая время…
Вера смотрела вслед, пока машина не скрылась за лесополосой. Счастливо уткнулась лицом в жёсткий букет и теперь уже в самом деле вприпрыжку побежала к селу, боясь, что дед Федя успеет доехать на своём велосипеде раньше, чем она скроется за калиткой.
Вечером попыталась быстрее уложить Оксанку с Женькой, но те колобродили, поминутно требовали её к себе для разрешения споров.
– Спите, мне во дворе прибраться надо. Или со мной пойдёте? – припугнула неурочной работой.
Ребята замолкли, и она выскользнула из дома. Прислушалась, но гула машины не уловила. Вылила из ведра остатки воды, нетерпеливо-неспешно направилась к колонке – всё ближе к околице. За неё, конечно, не пойдёт, но интересно бы узнать, приезжал ли Борис. На такой машине, как у него, из Суземки и впрямь – всего пятнадцать минут.
Деревенская тишина, в отличие от городской, наполнена звуками, но ни один из них не относился к шуму мотора. Ну и ладно. И с чего она взяла, что такой представительный и богатый глянет на неё, с травяной тесёмкой через плечо?
Расплёскивая воду от быстрой ходьбы, пошла обратно к дому. По-хорошему, надо подумать о том, чтобы завести в хозяйстве живность. Для той же маломерной козы трава за селом даром. А за ним тишина… Но с чего она взяла, что пошла бы на свидание? В институте, будь желание, каждый день могла менять женихов. Да только вместо свиданок в детдом к Оксанке с Женькой бегала при первой возможности. Сейчас собрались все вместе, а личной свободы, получается, ещё меньше стало. Смешно. Но зато вместе. Столько билась…
Погремела на крыльце ведром, давая понять ребятам, что вернулась. Спустилась, выглянула за калитку в огород. Его по весне Фёдор Максимович-то распахал, засадил картошкой, но надо полоть, трава поднялась выше ботвы. Если взять ведро и пройти по межам, то сразу за частоколом и суземская трасса. Кому какое дело, что она собирает в ведро? Может, жёлтые горошинки пижмы. Посушить на зиму. Насколько помнится, она и от ран, и от язв, и спазмов сосудов. Опять же и против моли, блох всяких. Сколько времени дом стоял нежилой? То-то. Надо промыть его внутри именно с настоем пижмы. Если к тому же набросить платок на голову, никто и не узнает, даже если и увидит случайно.
Несмотря на возраст, это было первое назначенное Вере свидание. В институте в самом начале учёбы и впрямь знала одну дорожку и одну заботу – в детдом, заслужив среди студентов репутацию «синего чулка». Но даже когда редкие для пединститута ухажёры расхватали более свободных подруг, Вера продолжала снисходительно посмеиваться над парнями: это просто вы не знаете, какая я на самом деле! Как бы не оказалось поздно и не стали кусать себе локти, товарищи женихи.
Не стали. Со второго курса подружки принялись играть свадьбы, пошли «курсовые» детишки. Вот тут и подкралась если не паника, то тревога: а что же она? Чем ущербна? Чего греха таить, сама стала поглядывать на парней: где ты, суженый-ряженый, в красный угол посаженный? Где же тебя так долго носит?
Перед самым распределением разозлилась – да пошли вы все куда подальше, и без вас хорошо. Нашла силу демонстративно отказывать во внимании даже тем немногим, кто на выпускном вечере приглашал на танец. Может, была и не права.
Скорее всего, не права, потому что сейчас извивается среди бурьяна, оберегая себя от крапивы и репейника. Плохо, что не надела брюки. Хотя платок при брюках – это, наверное, смешно…
Представлять себя со стороны не хотелось, а уж давать оценку тем более. Идёт – и идёт. Встретит Бориса – поговорит, с неё не убудет, а нет – и впрямь наберёт пижмы. А с козой они всё же не справятся, сена на зиму без мужских рук не заготовишь. Легче договориться и покупать у кого-нибудь банку молока. Да и не куковать же в Журиничах всю жизнь. Осмотрятся, укрепятся семьёй после пятилетней разлуки и попробуют поискать чего получше. Господи, уже пять лет, как мамы не стало…
Огороды оказались короткие, не успела про жизнь подумать – а уже и суземская дорога перед носом. Вроде никто не видел…
Тут же присела: прямо перед ней горбатился в сумерках джип Бориса. Приехал! Пообещал – и приехал. К ней! Но ведь они совсем не знают друг друга. Поманил пальчиком – и прибежала? Какая же она дурочка!
Из машины лилась лёгкая мелодия, закат, придавленный облаками, отливал багровой полосой. Набиравший силу месяц, словно пастух, собирал вокруг себя стадо пока ещё бледных звёзд. Но как же сладко от беспокойства в груди! Выйти или отползти, вернувшись домой проторенной тропкой? Но зачем тогда шла! Человек ведь ехал, столько бензина сжёг…
Медленно привстала, делая вид, что смотрит в сторону и ничего не видит. Приподняла над травой ведро. Она и впрямь вышла за пижмой. Только её найти ещё надо в сумерках. А ухо будет держать востро. Как он смотрел на её коленки! Как быстро перешёл на «ты»! Как был уверен, что она придёт!
Ох, что она делает…
– Я здесь.
Борис стоял в стороне от машины и наверняка видел все её приседания. Стало жарко, захотелось сбросить удушливый платок, но водитель уже оказался рядом. Взял за плечи, медленно, но решительно прижал к себе. Ведро мешало то ли ей сопротивляться, то ли ему прижаться сильнее, и он прошептал над ухом:
– Пустое?
– Нет, там пижма. Для отваров на зиму…
– Пойдём в машину.
– Нет!
Машина – ловушка, оттуда не убежать, там она беззащитна…
– Мы просто отъедем. Подальше от села.
Борис забрал ведро, взял Веру за руку и повёл к машине. Джип приветливо подмигнул подфарниками, отключая сигнализацию.
«Что творю, что творю», – ужасалась себе Вера, садясь в машину. Ведро загремело в багажнике. Отъезжать далеко нельзя, ребята одни дома…