-- И как же?
Хм! Он обнял ее за талию и пару раз шутливо притянул к себе.
-- Вот так, вот так!
-- Слишком высоко, - возразила дочка.
-- Ну, можно и по-другому.
-- И как же?
Опять это "и как же"! Ла-адно! Он опустил руку и пощекотал ее между ног.
-- Не поняла, - сказала дочка.
-- Как это? - удивился он.
Вместо ответа, она взяла его руку и попыталась засунуть себе в трусики. Рука не засовывалась.
-- Ну, же! - сказала дочка капризным голосом.
Он опомнился и, прижав ладонь к животу, опустил руку вниз. Погладив набухший валик, он хотел вытащить руку обратно, но дочка куснула его в плечо. И он стал гладить валик дальше. Ну же!.. Ну же!.. Как же!.. Как же!.. - повторяла дочка, и рука его двигалась то быстрее, то медленнее, в такт приливам ее возбуждения. Он не задумывался, зачем и почему делает те или иные движения. Он делал так, как ему хотелось, а хотелось ему того же, что и дочке - любовного восторга. Пик этого восторга он мог ощутить всем своим телом, и очень старался не смазать и не пропустить каждый такой пик. И вот, когда после серии все возрастающих пиков, он почувствовал приближение большого пика, этакого девятого вала, он увидел на середине провала голову Мамусика. Видеть Мамусик их не могла, потому что еще не успела окунуться в темноту грота, но сейчас она подплывет поближе, и... скандала не миновать! Нужно что-то делать! И быстро!
Он выдернул руку и, приложив палец к губам, еле слышно просвистел:
-- Тс-с-с-с!
Дочка оглянулась и, увидев Мамусика, возмущенно спросила:
-- Ну и что?!
Он весь сморщился, оторвал от себя ее руки и оттолкнул подальше. Дочка смерила его презрительным взглядом, развернулась и поплыла к выходу. Поравнявшись с мамой, она обозвала ее то ли козой, то ли козлом и поплыла дальше. Мамусик хихикнула - чем несказанно его удивила, - но вместо того, чтобы последовать за своим невоспитанным сокровищем, свернула в левое ответвление грота. Она все прекрасно видела еще с середины провала, обо всем догадалась и ничуть не обиделась на "козла", адресованного вовсе не ей. Подплыв вплотную, она на пару секунд погрузилась в воду, что-то там сделала, и вдруг он почувствовал на своих плавках ее руку. Секунду спустя уже не "на", "в" плавках, а еще через секунду плавки съехали вниз, и Мамусик, обхватив его полными бедрами, прижалась к нему всем телом. Опустив руку, она нащупала то, что ей было нужно, оседлала это нужное и стала плавно раскачиваться вперед-назад.
В первый момент он растерялся. Он смотрел на Мамусика и не мог понять, почему это дочке было слишком высоко, а ее мамаше в самый раз, ведь они почти одного роста? Потом догадался - Мамусик прижала его к стене, а у стены дно выше, вот и весь секрет. Потом он вообще перестал думать и только чувствовал. Он чувствовал, что Мамусик хороша. Да, хороша, хороша! Она как-то по особенному двигалась, с какой-то разжигающей оттяжечкой, и он тоже двигался с разжигающей оттяжечкой, и это продолжалось долго, но вовсе неоднообразно. То он чувствовал подъем, как будто взлетал все выше и выше, то стремительно падал в разверзшуюся пустоту, то летел навстречу ветру, наполняющему его страстным желанием выплеснуть этот ветер обратно. И, если с дочкой после серии всевозрастающих пиков он чувствовал приближение девятого вала, то на них с Мамусиком катилось, как минимум, цунами. Оно плескалось уже так громко, что сидящие на ступеньке в середине провала, стали нагибаться и с интересом заглядывать в темноту. Разглядеть им ничего не удавалось, но они понимали, что там, в глубине грота, происходит нечто значительное, и этому значительному лучше не мешать. И они ему не мешали. И оно явилось во всей красоте и силе. Захлестнуло, затопило, подвигалось туда-сюда и успокоилось.
Мамусик была хороша. Страстна и опытна - это понятно, но тело-то, как у девушки, которая не рожала! Интересно, сколько у нее детей?
-- А у вас э... у тебя сколько детей? - поинтересовался он.
-- Какие дети?! - у Мамусика глаза на лоб полезли, и вдруг она все поняла. - Стой, стой, стой! Так ты прогнал... поверил, что мы мама и дочка? Ай-я-яй! Ай-я-яй! Да, мы просто соседки по комнате! А что, я тебе не понравилась?!
-- Сейчас понравилась, но... - замялся он.
-- Понятно, трахнул, а теперь "но".
Мамусик повернулась спиной, на пару секунд скрылась под водой, а, когда вынырнула, оборачиваться не стала и сразу поплыла к выходу из грота. Он смотрел ей вслед и думал: "Свинство, какое! Это кто кого еще трахнул!" Потом он вдруг вспомнил, что выговор у Мамусика не капризно-украинский, а уральско-скороговорочный, и никакой мамой она дочке быть не может, а раз так, то их игры действительно свинство! Ладно, к дьяволу! Но... Ха! А мыс-то и, вправду, Трах-танкут, а не этот... как его... Тар-хан-кут, и даже не один трах, а сразу два!
Вернувшись к своей сумке и своему арбузу, он безуспешно пытался угостить им "дочку". Та отворачивалась и отходила в сторону, а на Мамусика он и сам старался не смотреть. Такой кайф обломала! Про кайф с Мамусиком он уже забыл, к тому же она снова надела свои юбку и блузку и стала похожа на пузатую "Санта-Марию".
Поднявшись к автобусу, он постоял на краю обрыва, пытаясь вновь ощутить невыразимую прелесть трех просторов, сливающихся воедино, но у него ничего не получилось. Море с нарисованными островами было похоже на затянутый тиной пруд, степь - слишком пыльной и грязной, а небо над головой - самым обыкновенным, таким же, как и у него дома.
В автобусе он сжалился и взглянул на Мамусика. Взглянул раз, другой, третий, но взаимности не добился. Ну и ладно! - думал он. Все равно, она не молодая - слишком суетится, напоследок, наверное. Но откуда такая девичья грудь? Не рожала - вот и грудь! А откуда такая гладкая попа? Из гимнастического зала? Да, нет, ей лет двадцать пять, не больше. А может и больше...
Он все спорил сам с собой и не мог прийти к единому мнению. Да, так и не пришел. А вот на второй вопрос: сколько лет "дочке", через пару дней он получил приблизительный ответ. Обедая в кафе, он вдруг услышал знакомый голосок. Голосок произнес: "Папа, я не буду есть этот борщ!" Он оглянулся и увидел за соседним столиком "дочку", а рядом с ней... мужика в спортивных трусах. Мужик помахал ему рукой и показал на свой столик. Он кивнул, но пересаживаться не стал.
Так значит, "дочка" - дочка мужика?! Но они с ним почти ровесники! Значит, "дочке"... Да, ладно! Женился на первом курсе, на втором родил ребенка или вовсе в институт не ходил. А может это... опять игра? Игра, конечно, игра! Дочки без игр жить не могут!
1998