Ань, чего молчишь? Неосторожные шаги юности - Махлина Анна 2 стр.


– 18.

– Ой, извините. Я думал вам меньше. – Мальчик резко перешел на «вы».

– Ничего страшного! – улыбнулась я.

– Тогда у нас вряд ли что-то получится?

Я не знала, что на это ответить, и перевела разговор на другую тему:

– С кем ты отдыхаешь?

– С братом и его женой. Вон они, внизу. Жена беременна, поэтому я расчистил вход в воду от камней, чтобы ей было удобно заходить. Вы тоже можете пользоваться.

– Спасибо.

– Пойдем, познакомлю тебя. – Мальчик снова перешел на «ты».

Мне было неловко отказать и пришлось идти знакомиться. Увидев меня, молодые приветливые ребята добродушно улыбаясь, протянули руки для рукопожатий.

С отдыха я привезла несколько камней в виде сердечек.

Глава 4. Дядечка

Вернувшись, я сразу встретилась с N. Разлука сделала из нас героев любовного романа, жаждущих встречи так, словно прошло не десять дней, а целая вечность.

Если до моего отъезда N умел казаться жестким и недоступным, то сейчас он стал совсем другим: трогательным и наивным. Этот контраст сводил меня с ума. N смотрел на меня восторженно и вопросительно, обращался трепетно и нежно, словно боялся спугнуть. Сколько бы часов мы ни проводили вместе, гуляя по паркам, нам было мало.

И тогда мы решили уехать. Туда, где сможем быть вместе сутки напролет. Мы поехали на дачу к моей бабушке.

* * *

Наш роман стремительно набирал скорость.

Мы собрали вещи, сели на электричку и через час были в Подмосковье. В магазине у станции купили бутылку вина и пошли к дому.

Путь до места лежал вдоль рельсов. Душный летний воздух пах железной дорогой, мелкие мошки то и дело залетали в глаза и нос, провода потрескивали. Мою маленькую руку крепко сжимала большая теплая рука. Мир казался камерным и безопасным.

Вдруг я одернула N и потянула за локоть. Он послушно остановился. Я взяла его за плечи и развернула к себе лицом. Нырнув в его огромные голубые глазищи, я замерла. Мне нужно было смотреть и смотреть, не шелохнувшись, долго, минуту за минутой. N наклонился ко мне для поцелуя, но я отстранила его.

– Почему ты так смотришь на меня? – спросил он.

– Изучаю.

– Ты что-то поняла?

– Да. Я поняла, что ты дядечка.

N улыбнулся:

– Хорошо. Я твой дядечка.

С тех пор я называла его так.

Дядечка.

* * *

Наша поездка на дачу была омрачена тем, что в первый же вечер я отравилась вином, купленным на станции. N видел меня не в лучшем виде – слабой и беспомощной. Мне было неловко. Я даже просила его уехать, но он не хотел об этом слышать и оставался рядом.

Я приходила в себя, много лежала. Постепенно шла на поправку и стала выходить из дома, гуляя по саду. Пока я болела, N успел расположить к себе мою бабушку, выполняя ее дачные поручения.

Сначала бабушка отнеслась к N настороженно, но теперь души в нем не чаяла. Он покорил ее трогательной заботой обо мне и безотказностью в исполнении просьб.

Вечером мы закрывались на чердаке. Это было место наших тайн. Мы лежали на старой двуспальной кровати и молчали. Сердца ликовали от близости и нежности, существовавшей между нами. Его волосы пропахли дымом и костром, я любила зарыться в них и вдыхать этот летний запах вперемешку с фруктовым шампунем.

Странно, но мы почти не называли друг друга по имени. Он называл меня малышкой. Я его дядечкой. Однажды он встревоженно сел на кровати, опустил голову и закрыл лицо руками.

– Что с тобой, дядечка?..

N молчал. Я села рядом, осторожно отняла руки от лица… И увидела, что он тихо плачет. Мне стало невыносимо тоскливо. Я не могла спокойно смотреть на это и закричала:

– Дядечка, не молчи! Ты пугаешь меня! Скажи, что случилось?

N прижал меня к себе. А потом целовал мои руки, смотрел как-то странно, будто испуганно. Я не понимала… Он хотел что-то сказать, но не мог. Начинал, но прерывался и снова целовал. Это было похоже на приступ.

Он остановился и шепотом сказал:

– Я боюсь…

– Чего?..

– Я боюсь, что ты уйдешь от меня.

N положил голову мне на колени, я гладила его волосы и шептала:

– Никогда, что ты. Никогда, дядечка…

* * *

N не соврал, говоря о том, что очень ревнивый. И с каждым днем я все больше в этом убеждалась. Я должна была принадлежать ему и только ему. И поначалу мне это нравилось.

Как-то вдруг пароли от моих социальных сетей и личные переписки стали доступны нам обоим. N контролировал все мои звонки и сообщения. Его ревность была в высшей степени необоснованна.

Первыми в немилость N попали мои немногочисленные друзья мужского пола. Доступ к общению с ними был закрыт. Если это я еще могла объяснить, то недоверия к моей единственной близкой подруге понять не могла. Он не хотел, чтобы мы дружили. Надо понимать, что моя подруга – совершенно безобидное существо. Позже N стал ревновать меня и к моей собственной семье.

Учебный год еще не начался, а без того узкий круг общения уже был сведен до минимума.

N ревновал болезненно, жгуче. Часто спрашивал:

– Ты моя?

И я из раза в раз терпеливо повторяла:

– Твоя.

Я была предана этому мужчине всем своим существом.

Такие строгие ограничения в общении приводили меня в недоумение. У меня и так не было потребности в дополнительных контактах и новых знакомствах, не говоря о тусовках и вечеринках. До них мне вовсе не было дела.

А еще N мечтал, чтобы я набила татуировку с его именем у себя на запястье.

Мне казалось, что рядом со мной у N получится победить это неприятное и мучительное для нас обоих свойство его характера. Я верила, что смогу поселить в его сердце уверенность в моей верности. Просто нужно время.

Глава 5. Крабовые палочки с майонезом

Август. Моя подруга Кира зовет меня в гости. Так вышло, что она совсем одна в незнакомой квартире, которую снимает у какого-то байкера. Мы давно не виделись и соскучились. N трудно принять, что я могу соскучиться по кому-то, кроме него. Он запрещает мне ехать, и мы сильно ссоримся. Шантажирует меня и говорит гадости:

– Знаю я таких подружек! Напьетесь, потом к вам зайдет какой-нибудь байкер и хей-хей, вечеринка удалась.

– Да что ты такое говоришь…

– Поедешь, обо мне забудь.

– Поеду. Но о тебе не забуду.

Я пытаюсь сохранять спокойствие и продолжаю собираться.

– Чего тебе не хватает, скажи?! – кричит N.

– Мне всего хватает. Я просто хочу пойти к подруге, мы давно не виделись. Мы просто тихо посидим вдвоем, и утром я приеду.

– На хрена оставаться на ночь?!

– У нас так еще со школы принято. Хорошо, в этот раз я не останусь и приеду вечером, чтобы ты не волновался.

– Мне нужна та, которая будет меня любить и не будет врать.

– Ты меня нашел.

– Ты делаешь мне больно. Я не могу тебя отпустить.

N начинает часто дышать.

– Кажется, начинается… – говорит он сдавленным шепотом.

– Что начинается?

– Паническая атака.

Всегда, когда N запрещал мне куда-то идти, а я не слушалась, он выдумывал болезнь. Он мог силой мысли поднять себе температуру, вызвать отравление, паническую атаку, однажды я даже поверила, что у него свинка.

В тот день у подруги я все-таки оказалась.

* * *

N понял, что дома я не останусь. Он проводил меня до самого подъезда, и ближе к вечеру я была у Киры.

Она ждала меня в старой квартирке на окраине Москвы. Маленькая кухня, желтые стены, одинокий диван. Ужином были крабовые палочки с майонезом и сладкий чай. Мы нашли несколько картошин, сварили их и ели с солью. Не изыски, но нам было вкусно.

Из старенького радио с шипением доносились слова песни группы «Фактор-2»: «И вообще, что ты делаешь и что ты вытворяешь…»

Мы болтали, хохотали. Прошло пару часов, как на улице кто-то заорал:

– Малыш! Малыш, выходи!

Под окнами стоял N. Мне показалось, что он пьян. Все это время он ошивался где-то рядом.

* * *

Я рассердилась. Мне было неловко перед подругой, я не хотела, чтобы она стала свидетелем конфликта.

N продолжать кричать. Звать его к нам? Когда он пьян, то становится агрессивным и непредсказуемым. Спуститься? Поеду домой… Игнорировать? Соседи вызовут милицию. Я вышла во двор, надеясь договориться с парнем.

У N были пьяные глаза. Они всегда сразу выдавали его даже после бутылки пива. Я примерно понимала, сколько он выпил.

N стал меня целовать, а я не люблю эти пьяные поцелуи… Я брезгливо оттолкнула его и вытерла рот.

– Противно тебе, да? Скажи, противно?!

– Мне неприятно, что ты все это время караулил меня у дома, как будто подозревал. И мне неприятно, что ты перебрал.

– Я понял. Дай мне пять минут, и я буду трезвый как стеклышко.

N стал приседать, отжиматься и с рычанием носиться по детской площадке. Из окон выглядывали люди. Кто-то крикнул:

– Але, потише будь!

N легко свирепел. Для драки нужен был только повод. Он остановился, поправил куртку и подошел к окну.

– Не надо, N…

– Ты че, попутал, дядя?!

Кричащий мужчина в майке-алкоголичке молча закрыл окно и исчез. Я испугалась, что он сейчас выйдет разбираться с N и будет драка. Нет. Мужик просто удалился спать.

N протрезвел. Мы сели на скамейку у подъезда. С того момента, как я вышла из Кириной квартиры, прошел уже час. Я спросила:

– Какой сегодня повод, чтобы выпить?

– Прости, малыш.

Я хотела поскорее забрать от Киры свой рюкзак и поехать домой. Вечеринка расклеилась. Вдруг N встал на колени:

– Ой, не надо этого. Встань. Я прощаю.

– Выходи за меня.

Я опешила.

– Чего ты молчишь?! Ты согласна или нет?!

N смотрел преданно и виновато. Мне совсем не хотелось ему отказывать, но мы были знакомы лишь два месяца. Хоть и казалось, что всю жизнь. Его предложение я не восприняла всерьез.

– N, но мы так мало знакомы!..

– Брось! Это не имеет значения! Да или нет?!

– Да…

– Прямо сейчас идем в ЗАГС.

– Он закрыт. Ночь на дворе, кто нас распишет!

– Мы будем стучать! Мы будем барабанить, что есть силы!!! – Разгоряченный N подхватил меня на руки.

– Отпусти! У меня нет с собой паспорта! Все закончится тем, что нас заберут в милицию! – смеялась я.

Мы кружимся и хохочем, я замечаю пухлую женщину с пухлой собакой, которые смотрят на нас, стоя неподалеку. В окно выглядывает Кира и кричит:

– Ань, куда пропала?

– Минуту! Сейчас поднимусь.

Я замерзла. Ночи в августе прохладные и пахнут осенью. N грел мне руки со словами:

– Ты – моя. С головы до ног – моя. Ты сказала «да». Прошла проверку. И теперь никуда от меня не денешься. Мы вместе навсегда, на всю жизнь.

Мы забрали рюкзак, сели в такси и поехали домой.

С тех пор N взял привычку время от времени называть меня женой, хотя о свадьбе не было и речи.

Глава 6. Стою в сторонке со своим букетом

Я робею. Всегда и везде. Даже когда захожу в автобус. Новый коллектив для меня тяжелое испытание.

* * *

Наступило 1 сентября. Нужно было ехать в институт, но мне было ужасно страшно. Чтобы не так сильно бояться, я открыла на кухне потайной шкафчик, достала полулитровую бутылку водки и, зажмурившись, выпила стопку. А может быть, две. Я не знала, принято ли дарить цветы педагогам в высшем учебном учреждении, но на всякий случай купила розы. И поехала.

Дворик Щепкинского училища был полон счастливыми студентами, педагогами, выпускниками и другими работниками. Вот бы нырнуть в эту праздничную атмосферу! Но я не могу. Я стою в сторонке со своим букетом и смотрю на все из-за куста. Вдруг откуда ни возьмись передо мной выпрыгивает дяденька с фотоаппаратом. Щелк! Делает снимок. Через несколько минут ко мне подходит девушка с диктофоном:

– Можно взять у вас небольшое интервью?

Первая мысль: «Меня с кем-то перепутали». Но девушка настойчиво повторяет:

– Ответите на пару вопросов? Это не займет много времени.

Я неуверенно киваю головой:

– Да, конечно…

Заплетающимся языком я, кажется, несла какую-то пургу. А через месяц мне передали журнал с моей физиономией на обложке. Журнал назывался «Студенческий меридиан». Мне было очень неловко, но приятно.

* * *

Пока я давала интервью, мой курс пропал из виду. Меня накрыла паника, но рядом оказался N:

– Ты чего тут стоишь? Твоих уже забрали педагоги, они в первой аудитории.

Первая аудитория – это сцена и зрительный зал. Я знаю, где он находится, но идти туда одной страшно. N провожает меня. Я успеваю забежать перед закрывающейся дверью. Чуть не плачу от страха.

Захожу в аудиторию, сажусь на последний ряд зрительного зала, в самом темном углу. Там я буду прятаться весь первый курс.

На собрании педагоги поздравили нас и рассказали о том, как будет построено обучение в первый семестр. Все это время я думала о том, куда деть букет. Весь день я таскалась с этими розами, но так и не поняла, кому их дарить.

Когда собрание закончилось, и все педагоги вышли, я быстро, чтобы никто не заметил, положила букет на стол, стоящий у стены. Избавилась от ноши, выдохнула и со всех ног побежала прочь из института. N уже ждал меня у выхода.

Мы были дома, когда вечером того же дня мне позвонил однокурсник:

– Ань, а ты знаешь, что мы сегодня всем курсом собираемся на Трубной? Приезжай, будет весело. Познакомимся и хорошо проведем время.

– Хорошо!.. – Приветливый голос подействовал на меня убедительно. Мне было страшно, но я решила ехать. N эта идея не понравилась. Он разозлился и стал говорить, что я никуда не поеду. Несмотря на это, я стала собираться: сделала макияж и прическу, выбрала красивый наряд. Я не могла поверить, что он серьезно намерен удержать меня дома. N обиделся и перестал со мной разговаривать. Потом посыпались угрозы. Я не реагировала. А за 15 минут до выхода у N поднялась температура 38, начался жар. Как он это сделал, я не знаю. Мне пришлось остаться дома, лечить беднягу. Иначе я была бы предателем.

Глава 7. Я чья-то!

В театральном институте начались занятия. Я хочу быть актрисой, но не могу зайти ни в одну аудиторию. Боюсь. N везде водит меня за ручку, и только этим я спасаюсь. Ему это нравится. Ведь так ни у кого не остается сомнений, что я чья-то. Мне тоже нравится, ведь самый классный парень в институте, бородатый четверокурсник с бутылкой виски в кармане так красиво ухаживает за мной у всех на виду.

Если я опоздала, дверь аудитории уже закрыта, а N нет рядом, то лучше пропущу пару, чем тихонечко проскользну на свободное место.

А вдруг человек не хочет, чтобы я сидела с ним рядом? А вдруг это место занято, просто человек отошел в туалет? Преподаватель наверняка меня отругает, засмеет или что-нибудь пострашнее. Накричит и выгонит. При всех. И тогда я точно умру от стыда. Мне страшно даже здороваться. Вдруг человек вовсе не хотел, чтобы я его отвлекала своим «привет» или робким «здравствуйте».

N знает о моих страхах и почти всегда сам, лично, приводит меня на пару. Если я опоздала, он взглядом извиняется перед преподавателем и сажает меня на свободное место. Педагоги не понимают, что происходит: знакомый им четверокурсник приводит на пару испуганную девочку, которая цепляется за его локоть. Уходя, N прикладывает ладонь к груди, как бы извиняясь перед педагогом за такое обстоятельство. На моих однокурсников N смотрит грозно.

В институте есть студенческое кафе. Но я там не ем. Я запираюсь в кабинке туалета, сажусь на крышку унитаза и обедаю. Там мне уютно. И безопасно. Главное, пережевывать еду беззвучно, чтобы никто из зашедших в туалет девочек не услышал мои причмокивания.

Я не хочу, чтобы кто-то видел, как шевелится мой рот во время принятия пищи. В этот момент я кажусь себе неэстетичной, похожей на голодную кошку. Кроме того, меня пугает, что в кафе всю еду нужно ставить на поднос. Я стопроцентно уроню этот поднос. И это будет позор. Ведь, скорее всего, мой суп запачкает обувь важного профессора, а сладкий компот сделает пол липким, и все будут меня проклинать.

Назад Дальше