После долгих мучений он, наконец, решился оторвать от пола свою единственную точку опоры и – о чудо – тело его не изменило своего положения, а продолжало парить над бесчисленными тележками и мешками, будто в невесомости! Володя улыбнулся, неспешно вернул на место отдохнувшую конечность и спокойно задремал, чувствуя себя космическим странником, свободно реющим где-то безумно высоко над нашей голубой планетой. Он смотрел сверху на её красоты и почему-то не боялся, что упадёт. Может быть потому, что в зажатом состоянии это было практически невозможно…
За окном стоявшего на приколе поезда простиралась огромная зона, огороженная по периметру полупрозрачной металлической сеткой высотой с трёхэтажный дом. За ней можно было разглядеть длинные ряды колючей проволоки, наблюдательные вышки и ещё бог весть какие прибамбасы. Место, как говорится, не столь отдалённое, но весьма примечательное и в какой-то степени даже легендарное. Другое измерение, другой мир, в котором «мотали срок» люди, имевшие весьма смутное представление о нашей так называемой свободной жизни…
Из окон электрички было видно, как на крыше большого производственного корпуса живописно расположилась группа заключённых. Многие из них сняли робы и нежились, загорая под лучами ласкового майского солнышка. Лагерные сидельцы любовались живописными окрестностями, смотрели на железнодорожный вокзал, на пролетавшие мимо поезда, на не ко времени застрявшую переполненную электричку, и Володе вдруг страшно захотелось оказаться там – на этой крыше, где можно было дышать полной грудью и наслаждаться красотами окружающего мира. А ещё он подумал, что всё на этом свете условно и относительно. И какой-нибудь презренный зек за колючей проволокой может быть свободнее самого свободного человека здесь, на воле...
На мелкоячеистой сетке разделявшей два мира, были видны непонятные предметы-точки. Сосед по тамбуру, заметив пристальный взгляд Володи, сказал негромко:
– Что смотришь? Это всё неудачные перебросы. Там сигареты, водка, наркотики. Только не дошли посылочки до адресатов: то ли груз был не тот, то ли верёвка короткая. И висят теперь эти деликатесы – на всеобщее обозрение и на зависть несчастным сидельцам…
Помолчали немного, задумались. И тут вдруг из глубины вагона донеслось до спрессованных в тамбуре пассажиров нечто весьма странное и тягучее.
– Этот стон у них песней зовётся, – улыбнулся словоохотливый сосед.
И действительно, непонятный звук становился всё громче, постепенно обретая мелодию и даже слова – настолько жалобные и заунывные, что Володе от этой умопомрачительной тоски и самоедства вдруг стало не по себе. Но дикий музыкальный экспромт вдруг оборвался на самой высокой ноте – так же внезапно, как и возник. А неизвестный солист, довольный произведённым эффектом, неспешно сообщил слушателям:
– Дальше нельзя, там матерное, а здесь же-е-нщины!
Он был слегка навеселе, но произнёс эти слова с какой-то особой теплотой, чем окончательно расположил к себе окружающих. Желая развлечься, кто-то из пассажиров спросил у самопального певца:
– Ты чьих будешь?
Тот улыбнулся, кивнул в сторону окна и ответил любопытному собеседнику:
– Смотри, вон там на крыше мои братаны сидят. Оттуда я. Вчера освободился. Гуляю вот, смотрю.
– Ну, и как тебе? Сел-то небось ещё до перестройки?
– Хороши в моём саду цветочки! – привычно заголосил Зек. – А что у вас тут хорошего? Бардак – он и в Африке бардак. Не-ет, на зоне лучше: утром поднимут, накормят, вечером уложат. Работать теперь не обязательно – благодать!
– Ну, и оставался бы там, если нравится, – улыбнулся парень.
– Не-ет, – снова протянул разговорчивый сиделец, – мне и погулять тоже охота. Вот пойду сегодня по садам-огородам, попрошу хозяина… кто лучком, кто чесночком, кто редисочкой угостит.
– А если не дадут, прогонят?
– Как это? Ну, значит, сам возьму. Жалко вам, что ли?
По вагону прокатился шумок:
– Как это сам? А ты грядки копал, а ты сажал, поливал, окучивал?
Зек понял, что сболтнул лишнего, и, пытаясь оправдаться, благодушно заворковал:
– Ладно вам, человек второй день на свободе, а вы... погулять не дадут!
– Ты бы лучше работу себе нашёл! Ишь, дармоед какой, палец о палец не ударил, а туда же… – послышались со всех сторон реплики возмущённых садоводов.
– Эх, загу-загулял загулял… парнишка да парень молодой молодо-о-о-ой... – завопил лагерный комедиант с новой силой. – Ой, не надо мне работы! Воли, воли я хочу! А вот как только надышусь степным ветерком, с бабами намилуюсь по самые некуда, тогда можно будет и домой – в родную зону. Со свободы – с чистой совестью! А вы-и… как вы живёте?! Ну, нельзя же так-то, ребята! Им свободу дали, а они в новое ярмо свои пустые бестолковки тычут! На кого пашете, орёлики?.. Нет, не садоводы вы, друзья мои, а самые что ни на есть отпетые садисты! И базарить тут больше не о чем!..
Раздухарившийся сиделец сделал глубокий вдох и выдал новый перл, видимо заключительный:
– Что наша жизнь? Игра-а-а!..
Народ зашумел, заволновался, посыпались язвительные реплики и даже угрозы, кто-то решил разобраться с подвыпившим зеком, но тут вдруг послышался долгожданный гудок электрички, поезд тронулся и, набирая скорость, повёз плотно спрессованных садоводов-садистов к их вожделенным соткам, к тёплому солнышку и ласковому майскому ветерку…
…Небольшой городок на Средней Волге был заселён, в основном, бывшими крестьянами из ближайших деревень, и тяга к земле присутствовала почти у каждого. Весной и осенью многие городские жители помогали деревенским родственникам сажать и убирать картофель. Да и летом наведывались иногда в родные пенаты. Приусадебные участки у сельских тружеников были огромные, и работы там хватало всем. Держали коров, свиней, птицу. Для живности запасали корма: сено, картофель, тыквы… А ещё приходилось трудиться в колхозе – за мизерную плату. Не каждый был способен на такой подвиг, вот со временем и разбрелись-разбежались земледельцы – кто куда…
Родственная помощь обезлюдевшей деревне окупалась сторицей. К примеру, мясо зарезанного в начале зимы бычка было очень хорошим подспорьем для городских семей. Сейчас это трудно представить, но тогда сей дефицитный продукт продавали в магазинах исключительно по талонам – один килограмм на человека в месяц. Картофель, правда, был недорогой, но предприятия регулярно отправляли рабочих и служащих на его уборку и переработку. Так что бывшие крестьяне недалеко ушли от опостылевших им в деревне принудительных сельхозработ.
Раздача всем желающим земли, которая всё равно использовалась колхозами не в полной мере, стало сенсацией. Многолетняя мечта горожан о дачных домиках и прочих благах цивилизации начала, наконец, сбываться. Средний размер участка составлял шесть соток – вполне достаточно, чтобы прокормить семью. И люди всеми правдами и неправдами старались получить по два, а то и по три надела, не думая о том, хватит ли у них сил обработать всё это вручную. Но солнышко светило ярко, поезда ходили более-менее исправно, брать билеты было не обязательно, а энергии у начинающих садоводов оказалось – хоть отбавляй.
4.
Машинист нажал на тормоза, и люди, будто горох, высыпали из вагонов на слегка прикрытую гравием землю. Платформы не было, поэтому приходилось прыгать вниз со ступенек, держась за поручни. Но трудности не пугали начинающих огородников.
Станция располагалась на краю то ли оврага, то ли огромной полукруглой гряды. Возможно, миллионы лет назад здесь врезался в Землю метеорит, образовав некое подобие лунного кратера. И теперь поезда вынуждены были огибать эту геологическую достопримечательность, а наши горожане, покинув набитую до отказа электричку, буквально хмелели, когда после ужасов переезда перед ними открывалась необъятная небесная ширь, безбрежный степной простор! Будто с высоты птичьего полёта любовались первопроходцы разрезанной оврагами и косогорами живописной долиной чудес, с которой были связаны у них надежды на прекрасное светлое будущее…
Единственная дорога вела к небольшой деревушке, притаившейся в складках местного рельефа. А тропа, протоптанная садоводами от станции, спускалась по откосу в глубокий овраг, на дне которого весело журчала небольшая речушка – неукротимо бурная весной и почти незаметная летом. Форсировав водную преграду, слегка подмокшие «садисты» поднимались на обширное плато и бодрым шагом двигались туда, где раньше колосились колхозные поля, а нынче ровными рядами торчали колышки тех самых участков, ради которых они в этот праздничный день преодолели столько трудностей и опасностей…
Володя с женой Еленой, с семилетним сыном Димой и дочуркой Настей детсадовского возраста прибыли, наконец, к месту приложения своих сил и возможностей. Именно здесь супруги впервые в жизни почувствовали себя собственниками, владельцами удивительного чуда: клочка земли площадью в шесть соток.
Правда, достался им не чернозём, а суглинок вперемешку с подзолом, но это было не столь суть важно. Главное заключалось в том, что рухнули в одночасье условия и запреты, десятилетиями сдерживавшие творческую инициативу масс. И теперь истинным хозяевам земли разрешалось многое из того, что раньше было запрещено категорически. Они имели право построить здесь дом или баню, пробурить скважину, вырыть колодец, посадить виноград или даже кокосовую пальму, и никто им этого не мог запретить.
Много ли нужно человеку для счастья?.. Вопрос, конечно, риторический, но несмотря ни на что, радостное и непривычное чувство свободы давало садоводам силы, питало их надежды и вселяло в них веру в обещанное им когда-то светлое будущее, которое в очередной раз должно было наступить очень скоро: сразу же после освоения только что полученных ими участков…
Володя, как и большая часть горожан, не имел ни малейшего представления о том, как и что можно сажать на земле. Разобраться в библиотечных книгах, написанных для колхозных агрономов, было практически невозможно. Но тут весьма кстати появилась газета «Сам хозяин», статьи из которой зачитывались самопальными огородниками буквально до дыр. Настоящим кладезем информации для начинающих стал сосед Владимира Юрий – один из немногих членов садового общества, умевший обращаться с землёй. Именно он направлял бившую ключом энергию бестолковых новичков-садистов в нужное русло.
Сколько было сделано ошибок, сколько вложено бесполезного труда в упрямую твердокаменную землю бывшего колхозного поля! И лишь спустя годы самые целеустремлённые владельцы участков всё же приобрели необходимые навыки и усвоили те простые истины землепашца, о коих знает любой деревенский мальчишка.
Первые урожаи, конечно, радовали. Но беспредел, творившийся в лихие девяностые, докатился и до садов. Бывшие зеки, безработные, пропойцы всех мастей и прочие любители лёгкой наживы сбивались в криминальные «бригады», а затем будто саранча опустошали огородные грядки, нагло «прихвастизируя» всё, что добропорядочные горожане выращивали с таким трудом! Тем более на «Поле чудес» не было тогда ещё никаких ограждений: иди куда хочешь, бери, что плохо лежит. Особенно утром – до прихода первой электрички.
Сразу после рассвета – это было самое что ни на есть воровское время. На ночь садоводы уезжали домой, и никто не мог помешать ненавистным «душманам» заниматься своим чёрным делом. Да, именно так (по аналогии с афганскими моджахедами) называли тогда огородных воров. И то сказать: честный совестливый человек не стал бы отбирать последнее у тех, кто и без того был ограблен. Тем более – брали не для пропитания, а ради лишней бутылки спиртного, которая со временем превращала ворюгу в отвратительное грязное животное.
В народе ходила байка о том, как однажды осенью приехал мужичонка на свой участок, а там два здоровенных амбала копают бесценную его картошечку, ради которой он горбатился здесь всё лето. Крупные клубни складывают в мешок, мелкие выбрасывают, а у дороги стоит машина, доверху набитая ворованной «бульбой». Похоже, не один несчастный «садист» остался в тот день без урожая. Побоялся горемычный трудяга признаться грабителям, что он здесь хозяин, а подвыпивший разбитной детина – косая сажень в плечах – предложил ему, куражась: становись, мол, рядом, нам чужого не жалко.
Мужик не растерялся, схватил лопату и успел-таки накопать пару мешков своей же картошки. А когда негодяи отбыли восвояси, ещё и мелочь собрал. Печально… очень похож этот рассказ на горькую сермяжную правду. Вот так вот и жили люди в то непростое воистину подлое время.
Хочу добавить, что в довершение всех бед неподалёку от «Поля чудес» стоял табор оседлых цыган. Их даже при советах никто не мог заставить работать, а уж после восшествия на российский престол «свободы» и «демократии» – тем более. Женщины кочевого племени, нарядившись в цветастые юбки и блузки, будто на работу ходили к железнодорожному переезду. Клянчили деньги у автомобилистов, терпеливо ожидавших открытия шлагбаума, гадали на «позолоти ручку», давили на жалость, демонстрируя шофёрам своих убогих вечно сопливых детей. Ну, а мужья этих красавиц, понятное дело, промышляли воровством и продажей краденого. Во вновь образованных садовых обществах – в первую очередь.
Богатые организации для защиты своего имущества нанимали братков-бандитов. Этим ребятам, конечно, надо было платить, но порядок они наводили идеальный. Местные забулдыги боялись их как огня и десятой дорогой обходили охраняемые ими объекты. Ну, а в таких аморфных образованиях, как Володино «Поле чудес», садоводы сами дежурили по ночам и, как могли, отгоняли непрошеных гостей от вызревающего драгоценного своего урожая.
А ещё новоявленным земледельцам приходилось строить – кто во что горазд. Володя по примеру соседей ходил разбирать аварийные бараки. Приносил оттуда доски, ржавые кривые гвозди и многое другое. Шесть столбов раздобыл в лесничестве, возил всё это на электричке, и спустя время в дальнем углу милого его сердцу сада вырос небольшой, но крепкий сарай, в котором можно было оставить лопату, спрятаться от дождя и ветра.
Дачное строительство захлестнуло город. Тащили всё, что плохо лежит: обдирали сараи, заборы, скамейки в парке. Милиция не обращала на это внимания. У стражей порядка и без того хватало забот. Сейчас это трудно представить, но в те «лихие» годы сержанты и старшины «крышевали» рыночных торговцев наравне с бандитами, и обращаться к ним было не то что бесполезно, но порой даже опасно. К воровским авторитетам за правдой и справедливостью люди ходили чаще, нежели к законной власти.
Володя и Лена делали всё возможное и невозможное, чтобы вырастить достойный урожай: поливали, пропалывали, окучивали, рыхлили... Дима и даже маленькая Настя с удовольствием помогали родителям. Но вот однажды, следуя веяниям времени, глава семьи объявил, что за каждого собранного колорадского жука будет выплачивать помощникам по копейке. И теперь ребята, блюдя свой коммерческий интерес, строго следили за тем, чтобы на картофельной ботве не оставалось ни одного прожорливого насекомого. Вредителей сдавали отцу, а на заработанные деньги покупали себе мороженое.
Однако в какой-то момент Дима сообразил, что в отличие от них соседи собирают жуков бесплатно, и предложил приятелю подзаработать. Так постепенно количество сданных за день «колорадов» удвоилось, потом утроилось... Когда обман открылся, Володя тут же сделал сыну внушение, извинился перед вовлечёнными в аферу соседями, но наедине с женой они хохотали до упаду, удивляясь вновь открывшейся коммерческой жилке родного чада.
Ночи дежурств по садовому обществу проходили изумительно. Пекли картошку в золе, пили заваренный травами чай из котелка, и почему-то казалось молодым супругам, что не было на свете ничего вкуснее этого пахучего пряного напитка. Уложив детей и завернувшись в одеяло, они садились возле догорающего костра и молча смотрели в высокое звёздное небо. Здесь, вдали от городской суеты звёзды почему-то казались особенно яркими. Протяни руку – и достанешь хоть до Большой Медведицы! Млечный Путь едва светился в чёрной бездне, и, глядя на него, хотелось забыть о насущных проблемах, ощутить бесконечную ширь раскинувшейся перед глазами Вселенной и мечтать, мечтать о будущем. О том, как вырастут дети, как они будут счастливы в их призрачно-далёкой взрослой жизни… в мире, где наконец-то победит добро…