Садисты, лихие девяностые - Рыбалкин Валерий 4 стр.


Ни один человек не знает, где и когда суждено ему завершить свой земной путь, сколько лет, часов и минут осталось до финиша? Вот и Елена в тот памятный вечер ни о чём таком не думала, когда вдруг почувствовала сильную боль в подреберье. Вызвали «скорую», фельдшер сделал укол и уехал, а через час пришлось звонить снова. Больную отвезли в реанимацию, но было поздно: обширный инфаркт не оставил ей ни единого шанса…

Да и то сказать: далеко не все смогли пережить многочисленные стрессы и перегрузки, выпавшие на долю вынужденных «садистов» в те незабвенные лихие девяностые. Много было тогда убийств, самоубийств и таких вот нечаянных смертей. Выжили лишь сильные телом и духом, а остальные… «иных уж нет, а те уже далече!» Добавлю, что прирождённый деревенский землепашец многое способен вынести на своих широких плечах… в отличие от непривычного к сельскому труду горожанина. В смерти подруги Володя, конечно, винил себя. Во-первых – из-за купленной не ко времени бутылки, а главное – из-за того, что втравил своих близких в эту печальную авантюру на обманчиво-завлекательном «Поле чудес».

8.

Бабушка – мать Лены – взяла на себя все заботы о детях. Тяжко пришлось бы без неё молодому вдовцу. Но усилиями любимой тёщи ребятишки были ухожены, накормлены, вовремя отправлены в школу и в садик. Володя тоже занимался с ними, играл, иногда все вместе они выезжали на тот самый приснопамятный садовый участок – не работать, а просто отдохнуть.

В общем, свободного времени у одинокого папаши не было совсем, и это оказалось даже к лучшему. Первое время мучила тоска, терзали угрызения совести, но он терпел. Не спился, не покончил с собой, и жизнь постепенно стала налаживаться, правда, пока только чисто внешне: душевные раны всё ещё саднили. Работая в саду, он ни на минуту не забывал об ушедшей супруге. Смотрел, к примеру, на разросшийся куст смородины и вспоминал о том, как они сажали его вместе с Леной, как окучивали, поливали, а теперь… вот ягоды краснеют среди листвы, а любимая ушла от него навсегда, бросила на произвол судьбы, и детей тоже...

Участок на «поле чудес» стал для Володи эдакой отдушиной, благодаря которой он хотя бы на время покидал наш суетный мир: общался мысленно с супругой, и от этого ему становилось легче. Тем более сказал ему как-то знающий человек, что земля наша, работа на ней восстанавливает расшатанную психику: снимает душевную боль, возвращает самообладание, даёт желание жить и верить в будущее...

Друзья пытались знакомить безутешного вдовца с одинокими женщинами, но всё как-то без толку: так он ни с одной и не сошёлся. Не захотел отдавать детей под опеку постороннего человека. Бабушка для них всё-таки была роднее.

Прошли годы. Дети подросли немного. Дима учился в институте, Настя – пока ещё в школе, а Володя по-прежнему безвылазно пропадал на своём «драгоценном» садовом участке. Девяностые пролетели, будто дурной сон. Железная дорога постепенно выходила из того убожества и запустения, в котором она оказалась в смутное лихое время.

Никто не вспоминал больше об ужасных авариях, когда целые поезда сходили с рельсов только из-за того, что ослабли костыли в прогнивших шпалах или не были вовремя подтянуты гайки. Но многие свидетели описываемых событий, возможно, до сих пор помнят, как огромные нефтяные цистерны – благо пустые – валялись вверх тормашками вдоль неухоженного железнодорожного полотна, а весёленькая кирпичная будка на переезде красовалась среди груды искорёженного металла – целая и невредимая. Какие высшие силы её сохранили? Для чего? Бог знает. Вот так же и с людьми: кто-то выживет несмотря ни на что, а кто-то уходит от нас без возврата…

Если в самом начале огородного бума проезд был почти бесплатный, то по мере наведения порядка стали появляться в электричках ревизоры. Реакция пассажиров на эту новую напасть была двоякой. Многие стремительно перебегали на станциях из одного вагона в другой, минуя тот, где в данный момент проводилась проверка. Но основная масса железнодорожных «зайцев» лавиной двигалась в конец поезда и толпилась там, не давая возможности пройти контролирующей инстанции. Безбилетный пассажир должен был оплатить не только проезд, но ещё и штраф. Однако контролёры понимали, что такую относительно крупную сумму выбить из нищих «садистов» не удастся. Поэтому они собирали деньги – буквально кто сколько даст – и выписывали общую штрафную квитанцию на весь вагон.

Не секрет, что билетёры в электричках часть изъятых рублей оставляли себе. За это их презирали и даже ненавидели, но никого это не удивляло. Так уж было заведено у нас ещё со времён Горбачёва и даже ранее: на чём сидишь, то и несёшь с работы к себе домой. Поварам, кондитерам, продавцам советских продмагов зарплату назначали мизерную, но их места всегда считались хлебными. Видимо, кто-то на самом верху прекрасно знал, что люди на этих должностях прокормятся и без денег. Такая вот она была – плановая экономика…

9.

Прошло ещё несколько лет, и обитатели «поля чудес» постепенно привыкли к тому, что за проезд лучше платить контролёрам в электричке. Штрафовать к тому времени перестали. При этом многим удавалось проехать бесплатно – «зайцами». Но вот однажды утром случилось непредвиденное. Поезд, как обычно, подошёл к платформе, однако пройти в вагоны люди не смогли: у каждой открывшейся двери стоял ОМОНовец устрашающего вида: в чёрной униформе и с палкой на боку.

Чернорубашечники, как прозвали в народе этих суровых ребят, пропускали только тех, кто мог предъявить проездные документы. А посему уехали на этот раз немногие. Видя такой расклад, народ тут же ринулся к кассе, чтобы гарантированно попасть в родные пенаты на следующей электричке, и кассирша едва не сошла с ума от нежданного наплыва огромной толпы. Однако через три с лишним часа поезд пришёл не только без ОМОНовцев, но и без контролёров. Зато все пассажиры были с билетами.

На чём свет стоит, ругали железнодорожное начальство обитатели «поля чудес», обманутые таким хитроумным способом. Но ничего нельзя было изменить. Чернорубашечники больше месяца приезжали на разных поездах в самое неподходящее время. И никто не мог сказать заранее, когда же они появятся снова?

Однако голь на выдумку хитра: люди стали брать билеты на минимальное расстояние, проезжая вторую половину пути бесплатно. Но и с этой напастью справился начальник железной дороги. Он объединил две зоны в одну, увеличив оплату за неё вдвое. Соломоново решение! Теперь от дешёвых билетов осталось только лишь воспоминание!

Деятеля, который так ловко опустошал карманы нищих садоводов, в народе прозвали Азер. Его проклинали, ему желали всех бед, но сделать с ним ничего не могли. Именно он олицетворял для обитателей «Поля чудес» возродившийся «звериный оскал капитализма», которым семьдесят с лишним лет пугали граждан СССР. Это был не человек, но функция. Он повышал рентабельность пригородных перевозок всеми доступными средствами, не отвлекаясь при этом на «лирику». А стоило бы подумать и о людях тоже!

Чернорубашечники – это, конечно, был хит Азера. И когда их не стало, наши «садисты» вздохнули с облегчением. Но не тут-то было! Спустя малое время на проблемных станциях пассажиров стали пускать в поезд исключительно через переднюю дверь первого вагона с обязательной проверкой проездных документов. Сначала это нововведение практиковалось повсеместно, но не везде оно прижилось. Дело в том, что при большом наплыве людей нарушался график движения.

Тогда решили проверять проездные документы при входе на платформу. Установили турникеты, специальные вертушки, а большие станции огородили заборами так, что попасть на них безбилетникам стало практически невозможно. Время от времени отменяли остановки там, где до этого продавалось мало билетов. А несколько лет спустя вообще убрали из расписания «лишние» поезда, не приносившие прибыли новым хозяевам железной дороги.

Возникает законный вопрос, а почему бы садоводам честно не платить за проезд? Многие так и делали, но оказалось, что овчинка выделки не стоит. Покупать овощи и фрукты на рынке с некоторых пор стало выгоднее, нежели выращивать их самостоятельно.

В какой-то момент люди, наконец, поняли, что результаты их труда уходят на оплату проезда, электричества, воды для полива или попросту разворовываются бомжами. И тогда пустеть стало садовое общество. Всё больше участков зарастало к осени нескошенной высоченной травой, которая вызревала на остатках навоза и прочих некогда вложенных в землю удобрений. «Поле чудес» постепенно теряло своих владельцев. Но даже бывшие «садисты» вынуждены были исправно платить государству земельный налог. Ведь избавиться от некогда желанной дачи или продать её с некоторых пор стало почти невозможно. Такая вот вышла казуистика.

Однако несмотря ни на что многие горожане продолжали обрабатывать ставшие родными участки. Ближе к осени Володя уставал душевно и физически, но весной, как только сходил снег, с новыми силами принимался за привычное дело, как бы ни было тяжело после «зимней спячки». Ласковое майское солнышко придавало сил и уверенности в том, что всё в его жизни будет хорошо, всё наладится. Надо только посадить картошку, разметить грядки и вообще привести в порядок свой драгоценный участок.

Причём, бездумно сажать овощи, ягоды и кустарники наш одинокий землестрадалец перестал давно. Приходилось исхитряться и всё делать так, чтобы огородные воры обходили его владения стороной.

Можно долго рассказывать о том, к каким ухищрениям прибегал Володя, пытаясь оставить с носом наглых «душманов»: насколько хитрые у него были замки, как он сажал и собирал помидоры, когда окучивал картошку… Однако, думаю, все эти подробности лишь утомят далёких от сельского хозяйства читателей. Для меня главное – чтобы помнили люди о том лихом времени, которое – даст бог – никогда больше не вернётся на нашу святую землю!..

10.

Нулевые годы ознаменовались бесконечно медленным отползанием от края той бездонной пропасти, в которую вольно или невольно направили страну обезумевшие разрушители советского прошлого. Несладко жилось нашим садоводам, а потому с каждым годом их становилось всё меньше и меньше. Железнодорожный беспредел способствовал этому самым наилучшим образом. Кататься на электричках приходилось едва ли не каждый день, и люди как-то приспосабливались к новой реальности. Одни покупали поддельные или даже настоящие удостоверения, дающие право на бесплатный проезд, другие отдавали кассирам половину стоимости билета и ехали на птичьих правах, третьи безвылазно жили в садовых домиках и сараях, отказываясь от благ цивилизации... в общем, голь на выдумку хитра!

Володя вместе с немногочисленной бригадой таких же, как он, классических «зайцев» бегал от контролёров. Ждал в тамбуре приближения проверяющих, а когда поезд подходил к очередной станции, выпрыгивал на платформу и стремительно мчался туда, где пассажиры были уже обилечены. Железнодорожники в большинстве своём старались не обращать внимания на подобные заячьи кульбиты. Понимали, что не от хорошей жизни скачут ушастые пассажиры по электричкам.

Но вот, наконец, наступил момент, когда большая часть садового общества стала бесхозной. Конечно, оставшиеся «садисты» знали, что голодное подлое время уходит, и пора бы им заняться чем-то более важным и нужным, нежели обработка земли с помощью лопаты и мотыги. Но привычка – вторая натура. Тем более – у пенсионеров, составлявших к тому времени основной костяк садового общества.

Красиво смотрелось с обрыва заросшее зеленью бывшее колхозное поле. Однако теперь едва ли не каждую весну подсохшая трава полыхала ярким пламенем, нанося невосполнимый ущерб тем, кто с осени не позаботился о противопожарной безопасности: не уничтожил по периметру своего участка всё, что могло гореть.

Обычно, разводя костры, садоводы вольно или невольно сами поджигали сухой, будто порох, ковёр из полёглой травы, устилавший не до конца ещё просохшую весеннюю землю. И если случалась такая оплошность, то долго потом гуляло по одичавшему «чудесному полю» вырвавшееся на свободу бесовское пламя, методично уничтожая всё без разбора.

Стихия двигалась вперёд широким фронтом, оставляя за собой лишь выжженную почерневшую от копоти землю. И если попадался на её пути дом, сарай или хотя бы поленница дров, то огонь сначала замирал на мгновение, будто приседая перед прыжком, а затем разгорался с новой силой, охватывая обречённое строение со всех сторон, и оно вдруг вспыхивало и начинало светиться в беснующихся языках кроваво-красного пламени.

Пожарных не вызывали: весной добраться до чудесной долины по бездорожью было почти невозможно. Ведь в это время года даже самые маленькие ручейки превращались в бурные потоки вешних вод. И лишь немногочисленные «садисты» противостояли огненной стихии в меру своих сил и возможностей. Но что могли сделать единицы или даже десятки слабосильных пенсионеров против надвигающегося на них огненного фронта? Голыми руками такой пожар не потушишь!

Володя приспособился сбивать пламя обрывком старого одеяла. Это хорошо получалось, если горела полёглая реденькая травка. Ну, а в самое жаркое полымя наш герой предпочитал не соваться. Энергично размахивая достаточной длины байковым «огнетушителем», он проходил метров двадцать вдоль пылающего багрового фронта, затем возвращался, уничтожая остатки дьявольского пламени, и убедившись, что в этом месте пожар потушен, спешил к следующему участку.

Главное в этом деле было – не подпустить огонь к своему драгоценному клочку земли: к сараю, к грядкам, к яблоням и сливам. С большим трудом, но это ему, как правило, удавалось. И когда победа была, наконец, одержана, наш огнеборец в изнеможении падал на спасённую от тотального выгорания прошлогоднюю сухую траву и смотрел, как с воем и характерным потрескиванием разъярённое пламя уничтожает деревянные постройки на соседних участках. Хотелось продолжить борьбу, помочь людям, но единственное, на что он в этот момент был способен – это творить обожжёнными губами молитвы, выражая искреннюю благодарность Господу за чудесное избавление от разбушевавшейся беспощадной стихии.

Теперь каждую весну и осень Володя в обязательном порядке собирал высохшую траву и копал защитную полосу, чтобы уберечь от пожара свой старенький сарай, на постройку которого ушло столько сил…

11.

Много лет пролетело после смерти дражайшей супруги нашего героя, но он так и не нашёл ей достойной замены. Были, конечно, определённые симпатии, увлечения, но ни одной женщине не удалось стать матерью его подросших детей. При этом никто не считал Владимира таким уж закоренелым холостяком. Жил он вместе со своими ребятами и любимой тёщей, которая стирала, убирала, готовила. А если хотелось молодому ещё мужчине женской ласки, то можно было пойти к очередной фаворитке, коих имелось у него предостаточно.

Одно время сей упрямый несговорчивый отшельник сблизился с Татьяной, домик которой стоял на «поле чудес» неподалёку от его огородной «резиденции». Знакомы они были давно, а сошлись при следующих обстоятельствах.

Татьяна, в отличие от Володи, была натурой общительной и знала себе цену. Как только родное предприятие стало дышать на ладан, она тут же без сожаления уволилась и нашла подходящую работу в областном центре. Так же по-деловому развелась бесстрашная женщина с мужем, не пожелавшим перестраиваться на новый лад. Детей-подростков оставила матери, сдала освободившуюся в родном городе квартиру и переехала жить на съёмную – поближе к новой работе.

Решив таким кардинальным образом квартирный вопрос, молодая красавица и в остальном навела полный порядок. Новый муж её неплохо зарабатывал, хотя звёзд с неба не хватал. Соединив усилия, они построили прехорошенький домик на её участке, огородили его аккуратным крепким забором с пропущенной поверху колючей проволокой, а выходные теперь проводили вместе: работали на грядках, жарили шашлыки и вообще питались по-домашнему. Готовили на небольшой печурке, которая стояла в дальнем углу сада.

Назад Дальше