Стас Колокольников
Удивительное свойство моряков жить под водой
…никто не возвращается с исчезнувшего корабля, чтобы поведать нам, какой была его гибель, сколь неожиданной стала предсмертная агония людей. Никто не расскажет, с какими думами, с какими сожалениями, с какими словами на устах они умирали…
Джозеф Конрад «Зеркала морей»
О море! Души моей строитель!
Борис Шергин
Часть первая. На суше
1
Жара стояла необыкновенная. Казалось, высокие каменные дома потихоньку плавятся и растекаются по городу мертвым морем. Так было с самого утра, свежесть почти не касалась города, а испарялась с первыми лучами солнца.
Никто не чувствовал опасности, все ждали воды как спасения.
– Если так дело пойдет дальше, я бросаю эту чертову работу и еду на море, – сказал бармен, подавая орешки.
Странно, что он жаловался, в баре было хоть и не прохладно, зато не душно. Работали кондиционеры.
Я кивнул и отсел в сторону, чесать языком не было сил.
– Послушай, – не отставал бармен, – ты не знаешь, кто ночью горел в соседнем квартале?
– Не знаю, – сказал я и отвернулся.
Через минуту ко мне подсел Игорёк. Парню стукнуло восемнадцать, он отучился в колледже и собирался учиться дальше – что-нибудь связанное с математикой. Почему он ошивался в этом баре, я не знал. Кажется, здесь работал кто-то из его близких.
– Послушай, какую смешную задачку я откопал, – радостно сообщил Игорёк и начал читать с книжки, – у двух джентльменов, А и Б, было шестнадцать унций портвейна и два стакана по восемь унций. Джентльмены наполнили стаканы, но, надо же такому случиться, их собачка, которая тоже обожала портвейн, вылакала из стакана, принадлежавшего Б, целых пять унций. Тем временем Б выпил по ошибке три унции портвейна из стакана, принадлежавшего А. Стоит заметить, что на стаканах были выгравированы деления и инициалы владельцев, каждый предпочитал пить из собственного стакана. Да и вообще эти джентльмены были довольно легкомысленные и чудаковатые. «Послушай, – сказал А, – несправедливо, чтобы ты один пострадал из-за собаки. Я отолью тебе из своего стакана, чтобы портвейна у нас было поровну». На что Б покачал головой: «Я согласен, что мы должны распределить между собой потерянные пять унций, но не забудь, что я уже выпил три унции из твоего стакана. Вот видишь, я их тебе возвращаю». С этими словами Б вылил все, что у него оставалось, в стакан А, наполнив его до краев. «Теперь мы поделим то, что осталось», – сказал Б. И А вылили ему в стакан половину своего портвейна. «Вот видишь, – удовлетворенно заключил А, – мы пришли к тому же, что предлагал и я. У каждого из нас полстакана портвейна, и мы в расчете». В расчете ли джентльмены на самом деле? Если нет, то как восстановить справедливость? Попытайтесь ответить, не пользуясь карандашом и бумагой.
Игорёк многозначительно посмотрел и спросил:
– Что ты думаешь по этому поводу?
– Думаю, что у джентльменов был чертовски отличный пёс, – сказал я.
– Почему?
– Иногда не с кем даже поговорить, – объяснил я. – А с псом, который за раз хлебает по пять унций портвейна, можно неплохо проводить время.
– Да уж, – не понял Игорёк.
Он по молодости развлекался довольно однообразно – подсаживался ко всем и трепался о том, как хорошо учиться и много знать.
Восторженный вид Игорька надоел, и я вышел на улицу.
Нет, такой жары, я никак не мог припомнить. Только несколько лет назад в Астрахани, где мы с женой пытались достойно провести отпуск, было нечто похожее. Горячий воздух, точно дыхание дьявола, и безысходность.
Я закрыл глаза, город показался полным призраков.
2
В бар я вернулся с мыслью, что одиночество и выпивка не выигрышная тема для начинающего писателя. Хотя я бы взялся, но не в такое пекло и в другой компании.
Игорёк терпеливо ждал. Он сидел уже с другой книгой.
– Послушай, что я вычитал, – проговорил он, увидев меня, – морское дно теплее любого города. Ха-ха! Особенно при такой погодке! А?
– Что ты читаешь?
– Мураками.
– И как у тебя мозг не выпаривается? Как можно читать в такую жару?
– Мозг должен всегда трудиться, – стал всерьез объяснять Игорёк, – мы и так используем его всего на пять процентов.
– Представляю, что за ад начнется, если мы будем использовать его хотя бы на десять процентов, – пробубнил я.
– Что ты говоришь? – не расслышал Игорёк
– Я говорю, для того, чтобы спокойно посидеть в баре, хватит и пяти, а большего мне пока не надо.
Я подошел к стойке.
– Что достал он тебя, – кивнул в сторону Игорька бармен.
– Нет, кажется, это я сам себя достал.
– Еще пива?
– Ага.
– Не знаешь, кто горел сегодня ночью в соседнем квартале?
– Ты уже спрашивал. Не знаю.
– Извини. С этой жарой вообще мозгов не осталось.
– Только у Игорька всегда есть в запасе процентов пять-десять. Думаю, он нам одолжит, если мы совсем отупеем, – сказал я.
Бармен даже не улыбнулся, лишь кивнул.
Я посидел с полчаса у стойки, наблюдая, как качается маятник часов, сделанных под старину. Они были довольно оригинальные. Маятник в виде якоря, а на концах стрелок парусные корабли.
Потом я пересел за крайний столик и задремал.
В шесть вечера пришел Рыжий, прежний мой сосед по подъезду, и мы сели играть в нарды.
– Как дела на работе? – спросил я, пытаясь отвлечь Рыжего, начавшего уходить вперёд.
– Все приходят посидеть под кондиционерами и попить холодной минералки. Еще пару дней такой жары и мы поймем, что такое конец света.
Он выкинул шестой куш.
– Как жена? Как дети?
– Отправил их к родителям на дачу.
Рыжий выиграл три длинных партии подряд, в последней я еле ушел от домашнего марса. Расстроившись, я предложил Рыжему выпить, он отказался, и мы снова расставили фишки. Две партии я все-таки отыграл.
Ближе к ночи я пошел домой. После того как расстался с женой, спокойно я мог находиться только в баре. Оставаясь дома один, по всем углам я видел своё безрадостное будущее.
3
Нужно было пройти несколько кварталов, чтобы оказаться дома. Но туда я не спешил и выбирал дорогу как можно длиннее. Ночь была жаркой, и я еле тащился.
Запах горелого ударил в нос, стало не по себе, словно мир вспыхнул от нескончаемой духоты, и я остановился. Под ногами валялись непонятные лохмотья и обломки, в стороне в большой куче кто-то рылся.
Я пнул какую-то дрянь.
– Чего ты здесь шаришься? – недовольно прикрикнул копошившийся тип.
Судя по голосу, спившийся старик.
– Ищу чем поживиться, – ответил я, – не отказался бы от столового серебра.
Тип заковылял ко мне. Остановился шагах в пяти и прохрипел:
– Шел бы ты от греха подальше, парень.
– А что на всех не хватит?
Тип приблизился. Если сравнить наши рожи, я, действительно, еще мог сойти за парня. Старик был дряхлее любой рухляди, какую приходилось видеть.
– Какого черта тебя сюда занесло, парень?
– Я шёл домой, старик.
– Куда домой? Ты тоже здесь жил? Когда?
– Жил я здесь или не жил, какая тебе разница, – я любил разговаривать, не зная о чём. – Я шёл домой, ни больше, ни меньше.
– Он тоже ставил на тебе опыты? – прохрипел мерзкий старикан.
– Почему я должен тебе всё рассказывать? А, старик? Твой голос на мамин совсем не похож.
Жара вскипятила мой мозг, и я мог нести что угодно, даже не задумываясь.
– Можешь доверять мне, сынок. В меня он тоже вливал свой чертов эликсир молодости.
– Вижу, это помогло. Тебя что перед тем выкопали из могилы?
– Не шути так, ублюдок! – старик зашелся кашлем. – За жилье и жратву я лишился почти десяти лет своей жизни! А чертов алхимик, кажется, сгорел вместе со своей тайной! Кто возместит мне ущерб?
– Ну хорошо, хорошо, – смягчился я, – в отличие от тебя я ни в чём не участвовал. Я просто иду домой мимо, поэтому…
Я не договорил и еле успел увернуться от старика, прыгнувшего как крыса. Было видно, что он не успокоится, пока не отгрызёт мне что-нибудь со злости.
Недолго думая, я задал стрекоча. Я бежал до самой квартиры. Закрыв за собой дверь, я не стал включать свет и прямо в одежде лёг на постель. В душной темноте слышались отдаленные вопли и суета. Я закрыл глаза, осознавая, что устал.
– Закопай меня обратно, я чертовски пьян, сынок, – прохрипел я, передразнивая старика, – никто не может мне помочь.
И через минуту уснул.
4
Ровно месяц как от меня ушла жена, и чуть больше месяца, как уволили с работы. Вернее сам созрел, чтобы уйти. Подошел на взводе к начальнику и выложил всё, что думаю о работе в офисе. А думал я только то, что она для тех, у кого вместо мозгов сладкая вата. Ну меня и выпнули без выходного пособия.
Проснувшись, я долго размышлял об этом недоразумении, повлекшем уход жены, и о том, есть ли смысл начинать по новой. Лежал и пялился в потолок, потом вспомнил ночной разговор и старика, ощутил неприятную сухость во рту, встал и пошел в бар. В другой, хотя скорее это был клуб – немного странный в плане обстановки и публики. Там я никого не знал, там собирались ребята помоложе, разодетые как хиппи на Лето Любви. По стенам подвала висели фото кубинских революционеров, героев Вудстока и прочих гуру и рок-звезд шестидесятых и семидесятых годов.
Я ходил туда вторую неделю смотреть на флейтистку, звали её Валя. Она казалась богиней. В том смысле, что обычным смертным к ней подходить не имело смысла, она глядела на всех, как ангел из глубин вселенной, печально и отстраненно. Я приходил и просто глазел на Валю, вроде бы и не слушая, как она обращается с флейтой, а сегодня решил заговорить и что-нибудь рассказать.
Я сидел, как истукан, а Валя играла на флейте под «минус». Было чудесно. Над сценой порхали разноцветные бабочки от прожектора, мягко пульсировал downtempo. Вокруг молодые люди с затуманенным взором, лишенные всяческого напряжения, двигались плавно, как рыбки в аквариуме. Всё располагало к релаксации. Можно было целую вечность сидеть и ни о чем не думать.
Я дождался, когда Валя спустится со сцены, подошел к ней и сказал:
– Привет.
– Привет, – кивнула она.
– Посидишь со мной?
– Не хочется.
– Чем-то расстроена?
– Нет.
– Слышала о пожаре позапрошлой ночью?
– Ага.
– А знаешь кто горел?
– Нет.
– Представляешь, один чудак готовил эликсир вечной молодости, ну и погорел на своей алхимии.
– Откуда такие сведения?
– Точно знаю. Так скажем, от лица, участвовавшего в опытах.
Валя промолчала. Наверное, ей было не интересно.
– Я раз в неделю прихожу сюда, ты хорошо играешь на флейте.
– Спасибо, приходи чаще. По четвергам я здесь играю на саксофоне с группой, – улыбнулась Валя и пошла к махавшей ей из глубины зала девице в тельняшке, заправленной в просторный джинсовый сарафан.
– Да я уезжаю завтра…
Зачем я так сказал, не знаю, никуда я не собирался. Но, видимо, это был единственный способ задержать Валю хоть на мгновение. Глядя вполоборота, она спросила:
– Далеко?
– Далеко… Очень далеко. Можно я буду тебе писать?
– Что писать? – не поняла Валя.
– Письма.
– Зачем?
– Это будет длинное путешествие. Надо с кем-то делиться впечатлениями. У меня нет близких людей, я совсем один в этом мире.
Валя некоторое время смотрела, как будто чуть приблизившись из глубин своей вселенной, чтоб разглядеть, так ли уж я одинок. Я протянул ей новенький икеевский карандаш, приготовленный заранее. Она молча написала адрес на подставке для пивной кружки. Потом Валя опять увлеченно играла на флейте, а я рисовал её профиль на обратной стороне картонной подставки и думал, как же меня угораздило сподобиться на ту чушь, которую я нёс.
5
На следующее утро только я открыл глаза, как почувствовал жар, идущий от распахнутого окна, и сразу понял – в городе делать больше нечего. Если так дело пойдёт дальше, раньше чем через месяц я все сбережения спущу в барах и выгорю изнутри.
Я осмотрел комнату. Куда же податься? С женой весь год, дожидаясь отпуска, мы мечтали о том, как смотаемся на недельку к ее родителям на дачу, затерявшуюся в окрестностях тихого старорусского Боровска. Или соберем рюкзаки и отправимся в горы на Алтай, или двинем автостопом, хотя я и считал себя для этого староватым, к родственникам на Волгу в Самару, а оттуда поездом к друзьям в Сибирь. Только это всё были походы в ширину. Я чувствовал, что пришло время действовать иначе – можно в высоту, а лучше в глубину.
Что конкретно надо делать, я не мог понять. И, закрыв глаза, представил, что вода накрыла город и друзья, и знакомые превратились в экзотических рыбок из энциклопедии, лежавшей на столе: африканского обрубка, стеклянного ангела, целующегося гурами, тетрадона мируса, глазчатого макрогната, пигдия хилтона, вариативного ципринодона, ктенопома, щукоглава и бежевого хоплостернума.
Стало веселее, идея висела в воздухе. Глупо улыбаясь, я поднялся с постели, походил по комнате и увидел фотографию жены, она стояла в обнимку с подругой на перроне неизвестной станции и смеялась. Сердце сжалось, я вышел на балкон и понял, что обжег ступни.
Внизу редкие зомби в человеческом обличье вползали в магазины, трамваи и маршрутки. Кто-то кричал через дорогу:
– Алексей! Только не забудь!
– Я не забуду! – кричал Алексей, огромный и взлохмаченный, как царь Максильян Белиндерский, идущий под водой и стреляющий из воняющей пушки. – Главное, чтобы она что-то решила!
– Позвони мне вечером в любом случае!
– Позвоню!
Мне тоже захотелось крикнуть:
– И мне позвоните, братцы! Дайте знать, чем у вас дело закончилось!
Чтобы не заработать тепловой удар, я оставил Алексея, трясущего власами у бочки с квасом, и пошел засунуть себя под душ.
Вода была теплая и попахивала тиной. Впрочем, удовольствия от этого не убавлялось. Морское дно теплее любого города, вспомнил я. Захотелось взять походную сумку, перебросить через плечо и пойти на вокзал, будто уже решено, куда ехать. Я выключил воду, подождал, пока капли воды впитаются в тело, и стал собираться.
6
До вокзала я не дошел. Остановившись выпить минералки в тенистой аллее, я увидел Игорька. Он катил на велосипеде прямо на меня. Когда Игорек остановился, я разглядел у него под мышкой большой фотоальбом, на котором завораживающе красивым шрифтом было выведено Thalassa.
– Это что у тебя? – спросил я.
– Альбом с фотографиями и репродукциями из коллекции одного капитана, он…
– Что за слово на обложке? – перебил я. – Знакомое вроде.
– Море по-гречески.
– Дай-ка глянуть.
Я открыл книгу. И на меня, как на потерянного проселенида, брызнул свет из осчастливленной Аркадии. Как же я сразу не понял?
– Куда собрался? – поинтересовался Игорек, оглядывая мой походно-спортивный наряд.
– Не знаю, но полагаю, что набирать команду, – не стал я скрывать родившуюся идею.
– Футбольную, что ли?
Я громко засмеялся.
– Совсем люди от жары с ума посходили, – бесцветно сказала пожилая женщина, проходившая мимо.
Я засмеялся еще громче. Женщина прибавила шагу.
– Ты чего? – удивился Игорёк.
– Просто удивительно, как я не понял сразу.
– Чего не понял?
– Море.
– Ну и что, что море?
– Осталось только море, больше у меня ничего нет.
– Поехал я, – сказал Игорёк, – от таких разговор я дурею больше, чем от жары. Если не можешь сказать ничего вразумительного, тогда до встречи.