И Никанор вновь в порыве своей эмоциональности, что всегда и приводило его к неблагоразумным поступкам, взял и выставил напоказ этот пульт управления Матильдой, испугав её такой резкостью движений и странной для неё притягательностью этого пульта, с которого на неё так пристально смотрела красная кнопка.
– Что это? – с дрожью в голосе спросила Никанора Матильда.
– Это доказательство моих слов. – Туманно говорит Никанор. Но Матильда на этот раз ему отчего-то верит. – Можно посмотреть ближе? – вопрошает Матильда, протянув руки к пульту. Никанор смотрит на пульт в своих руках, переводит взгляд на Матильду и, протянув пульт, говорит: Можно.
Матильда осторожно берёт пульт, с той же осторожностью разглядывает его, затем поднимает глаза на Никанора и спрашивает его. – И что это за кнопка?
– Ты, я думаю, сама уже догадалась. – Сухо отвечает Никанор.
– И что будет, если я её нажму? – тихо спрашивает Матильда.
– Ты знаешь… – только и успевает сказать в ответ Никанор, как на его последних словах Матильда в один момент замирает в одном положении и из её рук в своей замедленности, выскользнув оттуда, выпадает пульт. А Никанор, уловив взглядом летящий пульт, следует взглядом за ним до самого падения. Когда же пульт, сотряснувшись об пол, там замирает, Никанор возвращается к Матильде, которая так и продолжает находиться в одном замершем положении, глядя в свою, только ей известность. И так она выглядит в этом умолчании себя совершенно и неприступно, что Никанор, глядя на неё, и сам замер в своём восхищении перед её холодной красотой. И Никанору даже не верится, что именно он является единственным правообладателем этой совершенной модели.
А как только ему так зыбко о себе подумалось, а Матильда так притягательна и совсем рядом, то у него вдруг возникло странное желание по отношению к Матильде. Для чего он, явно обо всём забыв, начал наклоняться лицом к Матильде, – она сидела на кресле, стоящем чуть сбоку от диванчика, на котором поместил себя Никанор, – чтобы претворить в жизнь некую задумку, которая ему пришла вдруг в голову, при виде Матильды в таком податливом положении. И хотя какой-никакой разум в Никаноре присутствовал и понимал, что сейчас произошло с Матильдой, – она самоотключилась, – всё же ему было несколько страшно во время своего лицевого приближения к ней, по итогу которого он хотел прикоснуться своим лицом к её лицу в одном знаковом месте и тем самым ощутить, что из себя представляет Матильда.
И вот когда Никанор практически достиг своей цели, и ему оставалось преодолеть самый последний отрезок, он вдруг решает остановиться на этом своём пути к цели и заглянуть в холодные глаза Матильды, уставившиеся в одну незримую точку. Для чего это ему это понадобилось и что он этим хотел доказать, может и не трудно понять, – не хотел, чтобы этот его поступок остался только им замеченным, – но не нужно никогда забывать, что любая, даже ничтожная смена вектора направленности своего движения, приводит к рассредоточенности действий (теряется контроль за незадействованным в новых действиях функционалом). И если не проявлять повышенную осторожность, то можно и поплатиться за эту свою самонадеянность.
И вот когда Никанор, по причине этой своей самонадеянности, заглянул в безжизненные глаза Матильды и даже себе позволил задаться философским вопросом: «Интересно, и что она сейчас там, в темноте своего отключения, видит?», то тут-то его и настигает расплата за эту свою неосторожность – Матильда вдруг резко оживает и, живыми глазами посмотрев на находящегося в прямой близости, обалдевшего от такой неожиданности Никанора, с лёгким удивлением спрашивает его:
– И чего вы тут такого надумали делать?
А Никанор, застыв в одном положении под внимательным к нему взглядом Матильды, само собой ничего и сообразить не может, вдруг ногой нащупав пульт управления Матильдой. На который он по своей неосторожности, видимо, в этот знаковый для себя момент случайно наступил и тем самым включил Матильду и предстал перед ней в таком неоднозначном положении. Ведь что теперь о нём может подумать Матильда, обнаружив его в таком близком от неё положении. Ясно, что ничего оправдывающего и не умаляющего его собственное я.
– Да вы никак, Никанор, решили воспользоваться моим беззащитным состоянием. – Глядя глаза в глаза Никанору, так проникновенно для сердца Никанора прошепчет Матильда, что ему захочется одновременно сквозь землю провалиться и пересечь ту красную черту, отделяющую человека и физическое воплощение его идей, робота. И только то, что Никанор сейчас пребывал в умственном ступоре, с его побочным эффектом, одеревенением в мозгах и теле, удержало его от такого осуждаемого человечеством шага. – И как после этого я могу поворачиваться к вам спиной, а тем более, находиться наедине в одной комнате. Ответьте мне, пожалуйста, Никанор Альфредович. – А вот теперь Никанору никак нельзя было молчать, а иначе он будет не правильно понят – он и не собирается всего этого отрицать, так как он упоротый на всю голову человек. Но Никанор, хоть и бывает таким последовательным в отстаивании своих интересов человеком, всё-таки это не тот случай, и он собирается с силами и выдавливает из себя слова оправдания.
– Это больше не повторится, Матильда Агрегатовна. – Говорит Никанор, а сам у себя уже задумал коварный план по обузданию Матильды. – Сегодня же отвезу её в сервисный центр и там дефрагментирую её память. – Затаил в себе эту вероломную подлость Никанор. А Матильда ему ещё поверила и с такой добродушной и очаровательной улыбкой озорно спрашивает его. – А чего это не повторится, Никанорушка. – И Никанор, как только услышал эту ласковость и душевность слов Матильды, то ему так стало стыдно за свою задуманную подлость, что он покраснел в области глаз и, сорвавшись с места, бросился остужать себя в ванну.
На этом моменте подсознание программиста закрывает эту памятливую ячейку его памяти, напомнившую ему о том, к чему ведёт всякая неосторожность и насколько опасен противостоящий человеческому разуму искусственный интеллект, которым наполнена его опытная модель и он обращается взглядом в сторону двери, видимо решив не сидеть на месте у экранов компьютеров, а решительно действовать. А из всего этого становится понятно, что программист всё-таки не такой уж и неразумный учёный, решивший подвергнуть не подготовленное человечество опасности раньше времени встречи с превышающим его по многим статьям искусственным интеллектом. И прежде чем приступить к этим испытаниям в реальных условиях (а то, что он их проводит в одиночку, подсказывает о возможности несогласованности этих его действий вообще ни с кем – таковы все учёные, ни с кем не хотят делить славу открытий и достижения ожидаемого результата от своих разработок, прорывных технологий), их научно-исследовательская группа, чьим мозгом он был, уже ранее провела тестовые испытания этой новой разработки, с тестовым названием «Спутница жизни».
Где для всего этого была набрана группа из живых добровольцев, которым по большому счёту, как они по причине своей молодости думали, нечего было терять, а тут достаточно неплохо платят за эти эксперименты над твоей психикой, а может и чего паскудное заставят съесть. Где среди этой молодой поросли, само собой рисковой и на многое способной, кроме разве что только на созидание, были люди и с опытом жизни, и как можно догадаться, с неудачным, который и привёл их в это добровольческое движение. И Никанор был как раз из тех людей, кто не нашёл себя в обыденной жизни. Как-то всё у него в жизни наперекосяк сложилось, и он и его никто не понимал. А вот кто первым выступил инициатором этого непонимания, то этого даже сам Никанор не знал, находясь в оппозиции ко всякому пониманию происходящего с ним.
– Вот никак не могу я своих коллег по работе понять, и ничего с собой и с ними поделать не могу! – так отзывался о своих коллегах по работе Никанор, которые держались от него на расстоянии, после того, как он в курилке жёстко прошёлся по начальнику, назвав его вначале по имени без должного к нему уважения, а затем посмел делать за ним такого рода замечания, на которые никто в здравом уме и не желании расстаться с этой работой не посмел бы. И как после этого понимать и относиться к Никанору, так себя ведущему по отношению к столь высокопоставленным персонам, никто не знает и не понимает. Так что пока Никанор для всех его сослуживцев не познан, никто не спешит идти с ним на сближение – а он может оказаться кем угодно, от выдающего себя за того, кем не является, проходимцем, а никак не родственником высокого начальства, на что указывают эти его принципиальные и до чего же пакостные заявления, до человека, имеющего право на такие высказывания, он тайный провокатор.
– А вот женский пол для меня это вечная загадка, – вот так рассуждал о женском поле Никанор, глядя ему в основном вслед и редко в лицо, опасаясь увидеть их обычную реакцию на свой пошарканный вид и не столь их волнующую привлекательность, которую он усугублял, а точнее будет сказать, подкреплял, своей вынужденной любовью к отшельническому образу жизни, – я к нему передом, а он в тот же момент ко мне задом, или максимум косится. А стоит мне повернуться к нему задом, то он вот обязательно обернётся и посмотрит на меня вслед, то есть передом. М-да, крайне странен этот женский пол.
И все эти его взгляды на окружающий мир и его ответная реакция на такую принципиальность взглядов, на ложившись друг на друга и довели Никанора до такого состояния, что он, увидев это объявление о наборе добровольцев для проведения экспериментов на них в области психологии, как и каждый из тех людей, кто, прочитав это объявление, посчитал себя в этой части себя более чем устойчивым, – меня на всякие психологические штучки не подловишь, – принял решение непременно заработать предлагаемую сумму за участие в этом эксперименте.
– Хе-хе. – Усмехнулся Никанор, направляясь по указанному в объявлении адресу. – Вот кого они хотят там обмануть (Никанор знал ответ и на этот свой вопрос – само собой его и его товарищей добровольцев), давая такие объявление. Как будто не ясно, чего они в итоге будут от нас добиваться. – Никанор со знанием человеческой натуры и того, на какую подлость и обман он часто готов пойти, лишь бы всё было по его-ному, принялся рассуждать. – Они всё будут делать для того, чтобы мы в итоге отказались от нашего вознаграждения за участие в этом эксперименте. И если насчёт физического воздействия, я не уверен, что они на это пойдут, то психологически они нас обязательно заставят попотеть. Так для начала пытаясь сбить с толку тем, что начнут напирать на то, что раз мы добровольцы, то при чём тут какие-то деньги, которые они должны нам заплатить за наше участие в этом эксперименте. Не на того напали, чтобы меня на такую лабуду подловить. – Никанор от возникшего в его душе волнения, вызванного такой наглостью организаторов этого эксперимента, напряг кулаки, и был готов отстаивать перед этими бессовестными людьми свои кровные деньги.
И хотя Никанор ни насколько не сомневался в том, что он не поддастся ни на какие уговоры этих полных паскудства и жадности людей, отказаться от тех денег, которые они сами и пообещали заплатить откликнувшимся на их объявление добровольцам, он, тем не менее, не может избавиться от тревожного чувства, подсказывающего ему, что те типы, кто всё это организовал, не так просты, и они пойдут на любой подлог и хитрость, чтобы даже не расстаться со своими деньгами, а доказать себе и всем вокруг, что они всегда правы и человек такая рефлексивно мыслящая скотина, что она ради денег откажется даже от самих денег (если ему предложат больше).
И эти экспериментально мыслящие, до последней этической подлости готовые дойти люди, для которых не существует никакой морали и само собой о границах между добром и злом они ничего не слышали, живя в пограничном состоянии, уже приготовили для него и для остальных участников эксперимента, различного рода хитроумные ловушки. Посредством которых они и будут ломать психику добровольцев через колено. Но тогда зачем всё это нужно так рассуждавшему Никанору, где итоговый результат противостояния так неочевиден – Никанор, и время, и нервы потратит, ничего в итоге не получив. И не лучше ли дома остаться?
– Не лучше! – решительно посмотрел на себя в зеркало в прихожей, заявил Никанор, как уже выше объяснялось, посчитавшего, что он всё равно ничего не теряет, – время понятие искривлённое по его разумению, а нервы у него стальные. С чем он выдвигается и со временем становится участником одной из закрытых научно-исследовательских программ одной мутной конторы, как опять же решил Никанор, с оптимизмом всегда смотрящий на возможности людей по обману своего ближнего.
И как вскоре Никанором выясняется, то его оценка человечества в данном качестве, слишком занижена, и человек, если на нём надет белый халат, кратно превосходит своих собратьев в деле хитроумной ловкости и введения в заблуждение своего ближнего. И при этом этот человек в белом халате даже не врач, чья близость к человеческому организму даёт ему столько возможностей для своей интерпретации состояния, обратившегося к нему за консультацией человека, и о чьих манипуляциях с эпикризом сложено столько дорого больным стоящих легенд, а это люди и не поймёшь какой научной формации, строящих из себя людей не просто всё знающих, а они изъясняются на таком насыщенном неизвестными терминами языке, что складывается ощущение, что они люди из другой параллели времени. Где всё подчинено прогрессу и до своей крайности за автоматизировано, что и нет места ничему человеческому.
А человеку привыкшему, хоть и к придирчивому, и даже отчасти паскудному к себе отношению со стороны своих собратьев по жизни на планете земля, но всё же человеческому, каким и был Никанор, отвечающему собой всем стандартам среднестатистического человека, который и сам никого не жалует и часто себя попрекает в том, что даёт иногда слабину и некоторых выразительно выглядящих гражданок всё же жалует своим вниманием, весьма сложно и некомфортно приходится, когда он сталкивается лицом к лицу с иным видом жизни на своей планете. А именно с кибернетическим организмом, чья жизнь построена на интегральных началах, со своим алгоритмом действий и схемами своего отождествления.
И когда Никанор впервые столкнулся, а если точнее, его ввели в курс того, с кем он будет иметь дело, то он и поверить до конца не мог во всё ему сказанное, считая, что ему дурят голову. Правда, Никанор не стал вслух высказывать все эти сомнения, а он решил проявить хитрость, представив из себя простодушного, всему верующего дурачка. – Пусть думают, что я полный идиот, а я тем временем разберусь, в чём тут хитрость. – Рассудил Никанор, во всём соглашаясь с этими людьми в белых халатах из этой лаборатории.
И эта стратегия Никанора принесла ему первые успехи. Так его определили, не просто находиться, а жить собственной жизнью в достаточно приличный загородный коттедж. Где он должен проживать как ему угодно, время от времени выезжая в город или на природу по предварительному согласованию и под присмотром приставленных к нему людей. Где плюс к этому, ему в его распоряжение добавили автомобиль и пластиковую карточку для ежедневных расходов. И за всё это счастье от него требовалось всего лишь две вещи. Первое, это держать язык за зубами, что касалось проводимого эксперимента, чему очень помогала, установленная на нём разного рода, контролирующая его и следящая за каждым его шагом специальная аппаратура. Ну и второе, что как раз напрямую относилось к проводимому эксперименту – это налаживание контакта со своей спутницей жизни, Матильдой, которая для всех значилась, как вторая супружеская половинка Никанора.
Что только на первый взгляд и на первое время Никанору решилось совсем не сложной задачей. И только по мере своего погружения в эту совместную с Матильдой действительность, Никанор начал стал осознавать, как ему до невыносимости сложно держать язык за зубами и как ему хочется обо всём происходящим с ним за дверями этого коттеджа, рассказать первому встречному. Но Никанор, также понимая, что именно этого от него добиваются все эти экспериментаторы, – вы нарушили условия контракта и теперь мы вам не только ничего не заплатим, но теперь уже вы нам должны астрономическую сумму за ваше проживание в пятизвездочном отеле со всеми удобствами, – хоть ему и трудно, но он сопротивляется этому своему желанию.
Что же насчёт Матильды, то и тут у Никанора имелись свои сложности – часто он хотел её прибить, а ещё чаще чувственно обнять.
Ну и как из всего этого понял Никанор, то его всё-таки ввели в заблуждение насчёт его истинной роли во всём этом совсем не психологическом, а технически продвинутом эксперименте. И как бы эти исследователи в белых халатах не хитрили, заявляя, что истинной целью их эксперимента является проверка на адаптацию человека к новым условиям жизни, где в его жизнь уже полноценно войдёт автоматизация и роботизация, они на самом деле тестировали на нём, подопытном человеке, работу своей экспериментальной модели, этой самой кибернетической девушки, Матильды, целью которой будет входить задача занять ближайшее место рядом с человеком и вести его по дороге жизни.