<p>
Маленькая девичья фигурка приткнулась к большому холодному окну в коридоре учебного корпуса. Руки нервно теребили ремешок сумочки, взгляд то уходил в белёсое декабрьское небо за окном, то с надеждой устремлялся на чуть-чуть приотворённую дверь кафедры.
А за дверью той праздновали. Собственно, праздновали повсюду — разве что где раньше закончили и разошлись. В полдень с Новым Годом всех поздравили в общей аудитории, часок-другой побуянила студенческая самодеятельность, и все разошлись по кафедрам. Не наукой заниматься, ясно…
Надо же было Еве так затянуть с этим зачётом! Девятого января с утра проверка зачёток за старый год, а у неё там та-акой пробел! А сейчас с зачётами, с ведомостями стало так строго… Не сдал — и колготись, как знаешь. Отчислят и коммерса на твоё место переведут. Так что не остаётся ничего другого, кроме как ждать этого Афанасия Никитича.
От подруг она знала, что это — маленький седенький старичок, в зависимости от настроения то бухающий зачёт не глядя, то рвущий и мечущий. И кафедру его подсказали. А вот о том, что тридцатого празднуют и никого не дождёшься — умолчали. Это же само собой разумеется! Но Ева была первокурсницей, ей предстояла первая сессия, и само собой как-то ничего пока что не разумелось.
Студентка вздохнула, переминулась с ноги на ногу. Ждать? А что ещё остаётся?
Из оконных щелей дуло, подмигивали сверху люминесцентные лампы. Прохладно, но лучше уж стоять у окна, чем посреди коридора или подпирать стену, будто двоечница. Одета она была довольно тепло, по-зимнему, в плотные и уёмистые шерстяные брюки, вот только подводил свитер. Белый, с длинными рукавами и под шейку, он издали казался вязаным, хотя на самом деле таким не был. И скользил по коже, обнажая полосу с пупком посередине. Как летом будто! Гладкая у меня кожа, блеск прямо. Сколько уж раз одёргивала одежду — без толку. Одёргивая, опускала голову, любовалась основным достоинством свитерка: рельеф кожи и нижнего белья он передавал до тонкостей, хорошо просматривался ребристый верхний кант бюстгальтера, каждая чашка была модно декольтирована по диагонали.
Такую кофточку только к зачётам у молодых и надевать. Интересно, как она пойдёт на голое тело? Совсем-совсем голое? Тьфу, что это я! Но вроде не совсем уж бесстыже, и для пожилых сойдёт.
Снова шелковистая ткань незаметно уползла вверх, холодок от окна заплясал на голой коже. Ева поёжилась, передвинулась вбок, где дуло слабее, а одёргивать не стала. Бесполезно. Когда же они кончат праздновать? Войти, когда все за столом и все они одновременно повернут к тебе головы, — страшно.
Продолжалось томительное ожидание. От холодка избавиться не удалось — пришлось ведь уйти и от батареи. Постепенно созревало желание сходить по-маленькому. Но туалет далековато, а вдруг здесь закончат? Вдруг экзаменатор уйдёт первым? Нет, надо потерпеть.
Мимо, чуть не обнимаясь, прошли две девушки. В семестре Ева часто видела их в корпусе, как-то бросались они ей в глаза, что ли. Старшекурсницы. Осенью, пока было тепло, играли они с наготой особенно весело. Глубокие декольте, пипочки на маечке, достаточно смазанные, чтобы не придрались преподы, но выдающие босую грудь, полупрозрачные топики… Иногда, то ли для разнообразия, то ли для контраста с соседкой, бюст затягивался в "броню", разя мужские глаза объёмом, блеском или совершенством формы. Но на другой день снова стряхивалось бренное бельишко и молодое тело рвалось наружу.
Когда же похолодало, то, как ни странно, пупочки у этих подружек дружно нырнули под тёплую одежду, чего не скажешь об остальных. Остальные по инерции ходили с животиками наголо, ёкали пупками, простужались. Ничему это девиц не учило, застуживали почки и придатки. А наши героини и тёплую одежду умели лихо обыгрывать. Надевали плотный лифчик, выступы которого растягивали петли свитера до розовой проглядываемости. Бюстгальтер поскромнее еле заметно проступал через свитер верхним своим кантом, но шёл этот бортик аж по самым верхушкам холмиков, а то и ниже. Неужели соски купаются в мягкой шерсти? Но приглядываться дальше неудобно. Особенно парню, и так уже заметила его интерес девушка, закокетничала, стала обтягивать одёжку, ещё больше подчёркивая формы.
Но сейчас у подружек была мягкая грудь. Свитер не обтягивал её, оставлял некую свободу, и можно было, приглядевшись, заметить, как телеса пышные этой свободой пользуются. Лёгкие движения не в такт с телом, колыхания, перекатывания, вздымания и опадения при дыхании. Конечно, от лифчика не откажешься, грубовата шерсть, но он стеснял плоть не сильнее мужской майки. Какие-то занавески угадывались под крупнопетлистой вязкой, ничуть не мешающие прячущимся за ними "дочкам" жить своей жизнью. Даже если не наблюдать специально, оставалось какое-то впечатление мягкости и тепла, исходящее от фигуристых девичьих передов. Парням, верно, было приятно обнять, прижаться…
Вот они засмеялись, повели плечами — колыхнулись свитера. Тело двинулось за руками с мимолётным опозданием, волны плоти стали угадываться за вязаными кольчужками. Может, это вообще треугольные подкладки свитера, ничуть не мешающие самовыражению тела.
Вот студентки уже к ней спиной, сзади свитера их обтягивают, проступают контуры бельишка с застёжкой. Да, одеты классно. Ни полная свобода с обвисанием и дёрганьем, ни полный затяг, когда будто вспучились жёсткие рёбра грудной клетки, а такая вот "золотая середина" с её умеренной подвижностью и простором для воображения.
Кстати, её подружка Кира тоже носила зимой свитер в обтяжку, или, как она любила говорить, "в сметанку". Цветом своим он действительно напоминал топлёное молоко, но заслужил свой название не только этим. Просто летом, в более чем лёгкой одёжке, бюст пользовался неумеренной свободой, мотался, колыхался, прыгал… в общем, будто у неё там "жидкое молочко". А вот осенью, зимой, когда плоть поневоле сгущалась, подчинялась тёплому чашечному лифчику, шерстяному тугому — чтоб холодок не гулял — свитеру, она двигалась с такой неохотой, даже если нарочно крутнуться, будто в пузыре сбилась густая сметана. Вот и пошло словечко, лишь только осознала. Летняя, мол, "жидкая" расхлябанность позади. И — впереди.
Самые робкие, кто хотел зимой всё же приколоться, поступали так: брали длинный зимний свитер с высоким воротником в несколько отворотов, при одном виде которого мороз драл по коже и — отрезали рукава. Чуть-чуть только оставляли, подмышки прикрыть. Вид полных девичьих рук, подрастерявших за осень весь свой летний загар, резко контрастировал со всем остальным. Это была зимняя замена декольте, когда и холодно, и стеснительно являть взорам выпуклые прелести. Сойдут и руки, не мужские мускулистые ведь.
Медленно двигались на часах стрелки. Цифры на электронных плясали активнее, но время это не торопило.
Вдруг Ева ощутила приступ холода. Что это? От окна она ушла, подуть оттуда не могло. А-а, это мимо прошла аспирантка в "летней" одежде. Вернее, косящей под лето, но всё равно холодно на неё взглянуть.
Поверх довольно плотного шерстяного свитера бледно-телесного цвета с крупным рельефным узором была надета, почти что накинута белая ажурная кофточка. Лифчик через неё проглядывал прямо по-летнему, для чего его, розовый, размером-двумя больше, надели прямо на… свитер. Спереди пришлось подпороть серединку, ведь свитер груди объединил и разъединить не даёт, одна получилась такая овальная чашка, ну да это мелочи. Главное — ловля мужских взглядов по-летнему. А женщины только ёжатся да плечами поводят.
По-летнему коротковат был и свитер, сталкивал его с себя животик. Но если настоящим летом девушки показывали пупки, то сейчас, зимой, наоборот — сплошную полосу нижнего белья, безо всяких там поясков и резинок. Значит, бельё это типа сплошного купальника, то есть девушка в туалет в корпусе старается не ходить, если только по-большому не приспичит. Парни почему-то считали, что если у подруги хорошо разработан сфинктер, то секс круче, вот девицы и выставлялись.
Ева этого не знала тогда, она просто пробормотала что-то вроде "Бр-р!", сжала покрепче свой нетренированный сфинктер и взглянула на часы.
Может, полистать конспект? Но в голову почему-то лезли совсем другие мысли. Например, о "чистой линии", которая у прошедших мимо не наблюдалась.
Её подружка Кира редко носила цельные купальники, но иногда и такое настроение на неё находило, "целокупие", как она его называла. Купальник всегда был одноцветным и очень тонким.
— Понимаешь, — говорила она, — я в нём ещё голее себя чувствую, чем в бикини. Странно, да? Но смотри: бикинята на теле надо держать, так? Значит, лямочки, бретелечки, пояски, резинки. Нельзя сказать, чтоб кожу рубцевали, но и забыть о себе не дают, всегда чуешь, что на тебе одежда, пусть и малая. А сплошной куп, лишь ты его надела, сам держится, сжимать тело ему и не надо, только сидеть, облегать по минимуму. А это уже другое ощущение, особенно если материя тонкая, неслышная. Закроешь глаза и гадаешь — есть на тебе что-то или нет. Я ведь все подкладки-формочки выпарываю.
— Как? — ужасалась подружка. — Да ещё и вводу лезешь? Всё же промокнет.
— Я думаю, что интерес к своему телу надо сохранять на уровне бикини, но раз закрыто гораздо больше, то средства поддержания интереса должны быть другие. Повторять в мелочах рельеф тела, даже рёбра могут выглядеть возбуждающе. Кто хочет, пялься промеж ног, "кошатничай", там тоже тонко. Кто-то назовёт "мешком". Хорошо, пусть мешок, зато чем наполнен! Глаз пошарит-пошарит по однотонному рельефу и поднимается вверх. Ясно дело, судить о том, что в мешке, надо по тому, что из него выглядывает. А тут такой треугольный вырез , — она показала, — и любуйся, что наружу у меня. Кстати, важно, чтобы выпячивание шло вверх, а не вперёд, чтобы был эффект "выглядывания из мешка", а не шараханья в сторону. Шараханье будет в бикини, и вот там-то уж шарахнет, так шарахнет! А тут — только вверх.
А вообще-то, главное не нагота даже, главное — чистая линия тела, чистый силуэт в любом ракурсе: анфас, профиль или ещё как. Ведь сначала глаз схватывает именно его, а детали уже потом. Одежда эту линию замучивает, даже джинсы. Они же сзади с карманами, торчащими лейблами, швами, и всё это портит девичий контур, даже если саржа на попе чуть не лопается. И мужской глаз устаёт от этой шероховатости, как ты задницей перед ним не верти. А тут сразу видно: вот попка, вот грудка, животик тож… Как бы к такой поближе подойти?
С попочкой чистенькой, ровным силуэтом, безо всякой мути. Я вот как-то с Лёшкой своим на заходе солнца пришла на пляж — подурачиться, поплавать в тёмной водичке. И стоит посреди пустого пляжа девушка, нам только силуэт виден, против заходящего в облака солнца. Тёмный силуэт, в профиль. Так Лёшка аж меня тискать перестал, уставился на эту нимфу, чуть знакомиться не побежал. А ведь ничего особенного видно и не было, бюст у неё поскромнее моего, но вот силуэт удивительно чистый и гармоничный. Я это сама признала, без зазрения ревности, женская красота открылась передо мной ещё одной своей стороной.
И тут эта вечерняя купальщица медленно делает "ласточку". На фоне подсвеченных облаков хорошо видна лонная кость, туго обтянутая материей (а была бы гола — кожей), которая под чётко наблюдаемым выступом ныряет в промежность. А тут уж решай сам, что там может быть. Конечно, это она нарочно, завидев нас. Но умела же, блин!
Натуральность силуэта можно создать и не раздеваясь догола, это как бы промежуточный этап между одетостью и наготой. Типа мезофазы. Если представляется возможность бросить кому в глаза своей неиспорченный одеждой силуэт, хоть экзаменатору, когда он из светлой аудитории в полутёмный коридор выглядывает приглашать, я это делаю. Иногда сильный эффект оказывает.
И тебе могу порекомендовать. Маленькие грудки можно так обыграть, такой трогательный девочкин силуэт вырисуется: попочка, тонкие ножки, хвостик волос (на косички не согласна?), что обижать грех такую.
Ева вздохнула. Коридор тут не полутёмный вовсе, да и не рискнула бы она так. И не лето. Боже, как же хочется в туалет! Часы вновь подлетели к глазам, рука безвольно опустилась.
Да, не лето. Но сумерки напомнили кое-что из тёплого времени года.
Почти так же темно было в сентябре, только наступили сумерки, ясное дело, позже, и сугробы не белели. Настигли они пугливую селяночку на улице, возвращающейся в свою общагу с другого конца города — ездила за конспектом пропущенной лекции к однокурснице Эвелине.
Да, она трепетно относилась к посещению в том, первом для неё семестре, если пропускала — восстанавливала конспект сразу. Кира была безалаберна, а вот Эвелина славилась простотой в общении, никому не отказывала, только вот жила далековато. Зато тепло встретила. Усадила пить чай, только вот разговоры за ним пошли какие-то странные, не во всём понятные даже. Потом уж Кира объяснила, что проверяли новенькую на всякие нехорошие извращения, названия которым она только в городе и узнала. Видать, сбивала Эвелина компанию для совместных утех, вербовала тех, кто в деревне вынужден был скрывать свои особенности. Но конспект дала, этого не отнимешь. Пусть и Ева рассказывает, что тут всегда удружат.
Так вот, пока за чаем прояснились чистота и невинность Евы, прошло время, перевалило за семь по летнему, и по возвращении домой нашу героиню застали сумерки. К городу она ещё не очень привыкла, он и в дневном свете её попугивал, а сейчас пугал по полной программе. Правда, она ещё не начиталась-наслушалась о криминальной ночной жизни и не умирала от страха, а просто шла бодрым шагом и нигде не теряла времени. Хотя было жарко и потливо, особенно подмышками.
Но что это? Неужели показалось? Оглянуться Ева не решилась, проверить, правда ли, что идущая мимо девушка сняла через голову майку. Может, показалось? Жарко, душно, сентябрь не осенний ещё, но нельзя же просто так… Но оказалось, можно. Все попадающиеся навстречу девицы, с парнями и без, будто сговорились, стали разоблачаться. Хорошо хоть, лифчики на месте, белеют. Или это незагорелая кожа? Ну и нравы у них в городе!
Когда до родной общаги осталось всего ничего, сумерки сгустились окончательно. Ева, обеспокоенная тем, чтобы не сбиться с дороги и не потерять время, немного расслабилась, сбавила шаг, недоумённо огляделась — и ей стало страшно. Куда она попала? В усадьбу Баскервилей?
Идёт на тебя темный девичий силуэт и светит из тёмной середины двумя "фарами". В темноте довольно ярко, кажется. Это, как потом выяснилось, был последний писк моды — фосфоресцирующие бюстье "Баскервиль". Милостей от природы не ждали, в каждую половинку застёжки сзади было вставлено по батарейке, поперечная планка приятно пощипывала кожу током, спереди работал безотказный электролюминофор. Некоторые мазали люминесцентной пастой там и сям по голому торсу, ходили даже слухи о фосфорных татуировках, но это из области фантастики. Проще обзавестись светящимся составом в тюбике для губной помады.