За дом хозяева ввиду срочности продажи попросили всего тысячу четыреста рублей.
Мать убедила гражданского мужа, что большую часть денег она найдет.
А у матери слова никогда не расходились с делом....
…Едва прозвенел последний школьный звонок, мать погрузила Семёна и Ольгу в поезд и повезла в Яново, к своей бабушке Наталье.
Семёну и Ольге "баба Наташа" приходилась уже прабабушкой....
Мать оставила детей на попеченье бабушки, а сама поехала в Семипалатинск, где у неё был в собственности небольшой дом, и довольно быстро и удачно продала его за семьсот рублей.
Узнав о грядущей покупке любимой внучкой Людмилой нового жилья, ей неплохо помогла бабушка Наталья. Она за пятьсот полновесных советских рублей продала хорошую дойную корову и тёлку; всю вырученную сумму передала внучке – "на дом".
Недостающие двести рублей добавил отец "Лёни" – дед Сергей....
Лето для мальчика пролетело незаметно. К сентябрю третьеклассник Семён немного вытянулся, загорел....
Осенью в доме – недостроенном пока – можно было жить всей семьей. Жить и понемногу доделывать изнутри.
В новом жилище своего места для ночного отдыха у Семёна по-прежнему не было.
Детская кроватка младшего братишки стала ему сильно мала.
Выросшие на бабушкиных творогах и сметанах ноги забавно торчали из прутьев кровати-клетки, когда Семен засыпал и вытягивался во всю длину своего худого тела.
Отношение отчима к Сёмке за лето изменилось кардинально.
"Лёня" больше не бил пасынка ремнем. Теперь он каждый день "угощал" Сёмку кулаками. Бил по голове, по спине, по рукам.... Бил, куда попадала его тяжелая мужская рука....
Если годом раньше, до переезда в новый дом, у Семёна бывали "разгрузочные дни" – времена, когда "Лёня" был снисходителен к нему, то теперь тумаки сыпались на мальчишку каждый день, без перерывов и выходных.
Мать пыталась заступиться за старшего сына, однако всякий раз наталкивалась на "железобетонный" аргумент гражданского мужа: – Я, что, этот дом для твоих е…ушат покупал?" Под "е…ушатами" имелись в виду Семен и – Ольга, которой исполнилось семь лет и которая тоже пошла в школу.
Поменялось отношение к Семёну и со стороны "тёток" – родных и двоюродных сестер "Лёни". "Тётки" его больше не жалели, сверлили неприязненными взглядами тщедушную фигурку мальчишки, о чем-то перешептывались за спиной....
Жить и находиться в доме из круглых и гладких бревен становилось непереносимо.
Сёмен стал "пропадать". После окончания уроков и группы продленного дня он, не заходя домой, прямо со школьным портфелем уходил куда глаза глядят.
Чаще всего его глаза "глядели" на дальние холмы, что подальше от дома; на каменный карьер, в котором время от времени бухали взрывы.
Сёмка садился на самый краешек гигантской рваной оспины в теле Земли, клал рядом с собой портфель.... Он закрывал ладошками глаза, представляя, что рабочие в карьере, отсюда похожие на мелких черных муравьев, однажды ошибутся и заложат заряд динамита такой сильный, что сюда, в дальний конец карьера прилетит камень и насмерть убьет его, Семёна.
Потом гремел взрыв, Семён отнимал ладони, смотрел вниз.... Камень не прилетал. А прыгать вниз самому было страшно. Умирать девятилетнему мальчишке не хотелось. Ему хотелось жить.
Но жить в одном доме с отчимом с каждым днем становилось все страшнее и опаснее.
Семен понимал, что рано или поздно ежедневные издевательства перевесят страх перед смертью и тогда он просто шагнет в бездну....
…Развязка наступила поздней осенью.
На первых, осенних каникулах Семёна неожиданно пригласил в гости соседский мальчишка. Мальчик Сёмке был почти незнаком; он даже не знал его имени.
Сосед был младше его на год или на два, и всё их общение ограничивалась совместными играми на перемене в начальной школе, где учились оба.
Чтобы хоть на какое-то время скрыться с глаз открыто ненавидевшего его отчима, Семёна в гости пошел. Пробыл он "в гостях" не долго. Час или полтора…
Распрощавшись с соседом, Сёмка заспешил домой.
Дома, воспользовавшись тем, что отчима нет, мальчик достал из портфеля книгу, которую взял в школьной библиотеке, устроился в кроватке поудобнее, углубился в чтение....
После гибели котенка литература осталась единственным прибежищем его израненной души.
Когда за окном стемнело, Семка задремал.
....Проснулся он от страшной боли. Отчим вытащил его спящего из кроватки, бросил на пол и нещадно бил кулаками.
– Лёня,! Что случилось? Объясни! – мать повисла на руках гражданского мужа – сожителя.
– Что произошло..... Что произошло.... Этот гаденыш сломал у соседей радиолу!
– Какую радиолу? – не поняла мать.
– Дорогую! – заревел отчим, отбрасывая мать Семена. Он замахнулся на пасынка, ударил его по голове, потом еще раз – по спине....
– Убью, тварь! – ревел отчим. Он отбросил в сторону тщедушное тело пасынка, поискал глазами что-нибудь поувесистее, потяжелее; не нашел.
– Да я тебя сейчас топором! – отчим хлопнул дверью. Мать Семена знала – топоры и лопаты находятся за домом, в углярке.... А еще за три года "брака" она хорошо изучила "Лёню".
– Бежим! – прикрикнула мать на Семку. Он толкнула в спину Ольгу, схватила на руки Олега и они выскочили на улицу....
Босиком.
Пара редких прохожих с нескрываемым изумлением смотрела на странную группу из взрослой женщины и трех маленьких детишек, которые бегом, по снегу неслись вниз по улице. Обуви на ногах не было ни у кого.
– Мам! Куда мы бежим? – задыхаясь, спросил Семён. От страха и пережитого стресса он не чувствовал ни холода, ни боли. Различал только хруст снега под ногами матери и сестры....
…В милиции дядьки с серьезными лицами налили им чаю, Семку и Ольгу посадили поближе к железному ящику, от которого шло тепло. Брат и сестра немедленно вытянули свои фиолетовые ноги к нему....
Много времени спустя Семен узнал, что это был за ящик. Однажды он заглянул под сиденье электрички и увидел точно такой же.
Мать написала заявление, и куда-то уехала с милиционерами в черном милицейском "Бобике". Через час она вернулась и Сёмку с матерью, Ольгой и Олегом на этом же "Бобике" отвели домой.
Отчима дома не было.
– Идите спать! – сухо приказала она сыну и дочери, присаживаясь у стола.
– А если этот вернется? – Семен старательно избегал называть отчима "папа", как от него требовала мать.
– Не вернется! Милиционеры сказали, что за сегодняшнее ему дадут пятнадцать суток.
– И потом он вернется?
Мать ничего не ответила, лишь утвердительно покачала головой. Она обвела глазами Семена, Ольгу, Олега.... Видно было – у неё зреет какое-то решение.
– Я сейчас ненадолго уйду! Вы закройтесь и никому не открывайте! Свет не включайте! Мать накинула на голову тёплую шерстяную шаль, подаренную бабушкой Натальей, выключила свет, тихо растворилась за дверью....
Вернулась она довольно скоро. Семен услышал скользящий удар по стеклу окна и тихий материн голос: – Открывайте! Это я!
– Ну вот что! – по внезапно просветлевшему лицу матери было видно, что она перешагнула некий внутренний рубеж, приняла какое-то важное и правильное решение. – Завтра мы уезжаем! В Яново! А сейчас разбираем шифоньер и шкаф, относим доски к соседке! Я только что договорилась!
– Мам! А как же дом? Ты вложила в него все свои деньги и деньги баб Натальи; и все лето на нем вкалывала как проклятая.
– Дом? А что – дом? Ну, отсидит Лёня две недели.... Думаешь, он изменится? Придет домой и прибьет! Тебя прибьет! А может – и меня!
До глубокой ночи Семён разбирал и перетаскивал к соседке скромную мебель – шифоньер, шкаф, стол, что-то еще.... Когда он закончил, мать о чем-то пошепталась с соседкой, та согласно покивала головой. Она подошла к Семену, погладили его по голове: – Я тебе на раскладушке постелю! Ты не против?
Семён был не против.
…Отчим вернулся в жизнь Семена через два года. После отъезда матери со всеми детьми он "одумался", писал длинные покаянные письма, в своих эпистолах даже извинялся лично перед Семеном.
Женское сердце отходчиво.
Примерно через год мать отошла от пережитых стрессов и избиений и готова была простить драчливого мужа, прежде всего из-за экономических причин – тянуть одной троих детей на скромную зарплату сельской учительницы было очень и очень сложно. "Выкручивались" только за счет собственного хозяйства. Корову Ракету, дававшую летом почти двадцать пять литров молока в день, подарила опять же бабушка Наталья. Сарай на выделенном школе доме с участком уже был. Огород бесплатно распахали колхозным трактором; семенами картофеля, лука, чеснока, огурцов, помидоров, свеклы и редиски на посадку поделилась бабушка Наталья.
Семен категорически возражал против приезда "Лёни".
Подросток переживал лучшее время в своей жизни. В деревне, плотно зажатой со всех сторон колхозными полями, тайгой и речками у него была практически полная свобода. Ранней весной они с Женькой Городиловым катались на льдинах; однажды льдина перевернулась и они с ним "выплывали" к берегу – в сапогах и фуфайках.
Выплыли.
Потом долго сушили верхнюю и нижнюю одежду под Солнцем на пригорке. Дома так никто и не узнал о маленьком приключении двух деревенских сорванцов.
Когда с пригорков сходил снег, Сёмка, вместе со всеми деревенскими, каждый божий день, до почти полной темноты играл в лапту – любимую игру своего детства.
Мать приняли на работу в школу завучем и дали классное руководство. В семье появился скромный достаток.
Семен быстро освоился в школе, к весне завел в деревне новых друзей.
Летом – рыбачил и купался, зимой – катался с горы и играл в войну.... Домашние летние обязанности – пропалывать грядки, садить, окучивать и копать картошку, колоть осиновые чурки на тонкие и длинные белые полешки, возить телегой с флягой воду на стирку и на полив – физически и морально выматывали изрядно, однако времени отнимали не слишком много – максимум до обеда.
Сложнее было зимой. На Семёна, как старшего в семье мужчину возлагались обязанности по кормлению скотины и уборке навоза – правда, только по субботам и воскресеньям. Пять дней в неделю навоз, сено и доение коровы были "на плечах" матери.
Коровы и телки, как известно, пьют много воды – по нескольку ведер в день. Воду Семену приходилось возить каждый день – и зимой, и летом.
Зимой с водой было полегче. Семён ставил пустую флягу в большие деревянные сани, купленные в соседней деревне "за десятку" как раз для этих целей, впрягался в длинную и прочную льняную веревку, легко тащил сани с пустой флягой на близлежащую ферму, где была скважина.
Вытаскивал флягу из саней, заносил её в теплый деревянный домик, в котором было много труб и железных бочек, одна из которых называлась странным и смешным словом "болер"....
Наполненную водой флягу подросток, с перерывами и остановками дотаскивал до деревянных саней, снова впрягался в лён....
Иногда приходил Женька Городилов – помочь. Вдвоем управляться с санями, нагруженными тяжеленной флягой было намного легче. Да и времени для игр оставалось побольше.
У Женьки в семье тоже были свои обязанности. Но семья Городиловых была намного крупнее. Пятеро парней и одна девушка.... Все братья Евгения, за исключением одного, были старше его. Ну и, разумеется, были у Женьки Городилова и отец, и мать.
Став чуть постарше и окрепнув, через пару лет Семён, для экономии времени стал ставить в сани уже две фляги.
А Женька Городилов по-прежнему приходил помогать.
Учеба давалась Семёну легко. Троек в журнале напротив его фамилии практически не было. В основном – четверки и пятерки, причем пятерок – больше.
После исполнения обязательных ежедневных заданий подросток с чистой совестью шел гулять…
За днями, насыщенным тяжелым сельским трудом и веселыми сельскими играми страхи понемногу стали забываться. Мальчишка начал "оттаивать" душой....
Мать это тоже видела.... Через какое-то время начала уговаривать старшего сына "простить Лёню".
– Олегу нужен отец! – говорила она. – Ты рос без отца, Ольга растет без отца, так пусть хотя бы у Олега будет отец! Да и мне по хозяйству управляться полегче будет!
К концу второго года мать Семен сдался; согласился на "восстановление семьи"....
…"Лёня" приехал с подарками. В Гурьевске он продал дальним родственникам злополучный дом за приличные по советским временам деньги – три тысячи рублей. На эти деньги они с матерью приобрели в Сорокино светло-зеленый мотоцикл "ИЖ", с коляской и дорогую черную шубу – матери.
Остатки положили на сберкнижку.
Отчим не бил Семёна еще год.
Но потом всё вернулось на круги своя....
И виноват в этом, по мнению отчима, конечно, был сам Семён.
Однажды летом, возле речки, соседки-одноклассницы решили зачем-то "уколоть" Сёмку. Обсуждая "воссоединение семьи" Семёна они громко заметили, что хотя в школе Семён – хорошист (разумеется, благодаря своей мамочке-учительнице, которая завышает оценки своему сыночку и простит делать это и других учителей), родного отца у него нет. А тот, который сейчас живет с ними – никакой он ему не отец. Олегу – отец, а ему – нет.
– Лучше никакого отца, чем такой отец! – громогласно заявила младшая из сестер Голдобиных, одноклассница Семена.
Подросток не стерпел, резко ответил сестрам; напомнил, что хоть и родной у них отец, но – больной, припадочный.
Это была правда. Дядя Ваня – отец злоязыких сестренок, действительно, страдал эпилепсией. Соответственно, эпилептические приступы – припадки – у него время от времени тоже случались.
Яново – деревня маленькая. О ссоре между одноклассниками очень скоро узнала дружная семья Голдобиных, включая дядю Ваню.
Разбираться с Семеном за его колкие определения они не стали.
Они отомстили ему по-другому.
Как именно – Семён узнал и почувствовал очень скоро. На собственной шкуре – причем в прямом смысле этого слова.
…Отчим залетел домой со злыми, горящими глазами. Он перегородил вход, стянул с себя кожаный ремень и от всей души исполосовал пасынка по голой спине ремнём и стальной пряжкой от ремня.
– Я тебе покажу – чем такой отец – лучше никакого отца! – бешенным зубром ревел он. – Я тебя научу старших уважать!
"Учил" он Семёна, пока не устал.
…Спина саднила так, словно на неё высыпали ведро горящих углей. Подросток накинул на спину мягкую льняную рубашку.... Стало только больнее. Сёмка решил снять сорочку, потянул за ворот вверх.... Спина отозвалась острой болью. Мальчик закусил губу, напрягся, отодрал льняную материю от спины.
Рубашка была в обширных красных пятнах. Изнутри к сорочке прилипли кровь и кусочки кожи....
Отчим избил пасынка, как говорили в таких случая в деревне – "до мяса".
Через полчаса после экзекуции пришла мать, устроила отчиму скандал....
Семен не стал дожидаться развязки конфликта, выбрал момент, выскочил за дверь.
"Пойду к бабушке Наталье"! – решил он. – "Поживу пока у нее, на сеновале"!
Подросток бесшумно растворился в темноте.
На следующее утро из Хмелевки на лошади приехал участковый. Холодной металлической линейкой он померял отметины на худой спине Семена, что-то записал в листочке в мелкую клеточку, расправленном на квадратном планшете – сумке, традиционном атрибуте каждого участкового тех лет.
– Лёню обманули! – пояснила Семену мать, у которой как у всякой опытной сельской учительницы, были свои "агенты" и "информаторы" по всей деревне. – Голдобины сказали Лёне, что это ты говорил, что лучше никакого отца, чем такой. Лёня извиняется....
– Зачем мне его извинения? – зябко дернул плечом подросток. – От его извинений у меня шкура целее не станет! – расстроенный "предательством" матери Семен убежал со двора, не оглядываясь.