- Вообще-то, нормальные люди ночью спят, а не слоняются по комнате.
- Нормальные, вроде вас, может и спят. А я - ненормальный.
- Некрасивые намеки себе позволяете, Павел Алексеевич! - уже нервознее заявила та. - Недостойные коренного петербуржца.
- Вот только давайте без демагогии! - закричал он. - Я - творческая личность! Журналист! Сова по своей природе! Могу работать только по ночам!
- Вот и работайте. Сидя за столом.
- А я не могу - сидя за столом! - начал благородно закипать Плафонов. - Я должен двигаться! Чтобы мысль пульсировала!
- Если не можете не ходить, то почините полы!
- Да как же я их починю?! Я же не плотник! И даже не этот, как его там, столяр!
- Ну так наймите мастера!
- У меня нет времени заниматься бытом! Я творческая личность!
- А пить у вас время есть?!
- Питейный ритуал, уважаемая Лидолия Николаевна, это составная, можно сказать, священная часть творческого процесса!
- А вот я подам в милицию заявление, что вы регулярно нарушаете закон о тишине! Пускай вас для начала оштрафуют! Будете знать! И не воображайте, что ваш приятель капитан Абоймов положит мое заявление под сукно, как в прошлый раз! Я дойду до самого главного милицейского начальника! Минуя вашего Абоймова! Никому не позволено нарушать закон!
"Капитан Абоймов!" - отметил про себя Геннадий.
- Уважаемая Лидолия Николаевна! - повысил голос и Плафонов. - Во-первых, официально вам заявляю, что капитан Абоймов мне не кум, не сват и не собутыльник. Это глубоко порядочный, честный, мужественный офицер милиции, гроза бандитов и хулиганов, герой моего лучшего очерка, а еще страстный поклонник высокой поэзии, что само по себе большая редкость в наше торгашеское время. Убедительно прошу не втягивать его в наши коммунальные разборки! Во-вторых, ставлю вас в известность, что на ваше заявление, паче чаяния оно появится, я немедленно подам встречное, и еще неизвестно, кто окажется более уязвим в глазах неподкупной Фемиды!
- Это любопытно. В чем же вы собираетесь меня обвинить?
- В свои дежурства вы моете места общего пользования, в частности, туалет, с добавлением хлорки, отлично зная, что у меня аллергия на это вещество. Это уже не шутки! Это умышленное причинение вреда здоровью квартиросъемщика.
- А блевать мимо унитаза - это шутки, да?!
- Низкая клевета! Я никогда не блюю! Особенно мимо унитаза!
- А ваш друг? Ну, плюгавенький? Кандыбин?
- Побойтесь бога, Лидолия Николаевна! Кандыбин - он же тишайший из тишайших!
- Тишайший... - Она вдруг взорвалась: - Нет, я не понимаю! Жить в Петербурге, в нашем прекрасном сказочном городе, и убивать время на пьянку! Вот скажите, когда вы в последний раз были в музее, только честно?!
- Если честно? На прошлой неделе.
- Быть такого не может! Ну и что же это за музей?
- А это новый музей. О нем еще не все знают. Музей водки.
- Вам бы только ерничать!
Глухое ворчание. Пауза. Затем - размеренная декламация Плафонова:
Увы, от мудрости нет в нашей жизни прока,
И только круглые глупцы любимцы рока.
Чтоб ласковей ко мне был рок, подай сюда
Кувшин мутящего наш ум хмельного сока.*
В другое время Геннадий не стал бы слушать все эти пререкания, известные ему до мелочей. Поднялся бы к себе и завалился бы спать. Но сейчас ему вдруг захотелось новыми глазами взглянуть на соседей, одного из которых надо было "убить", а другую - "упечь в психушку".
Решительной походкой он прошел на кухню и поздоровался.
При его появлении спор прекратился, лица озарились улыбками.
Лиманская, как обычно по утрам, варила себе овсяную кашу с курагой и изюмом. Она
была в своем восточном халате, обтягивающем ее полные плечи и необъятный бюст. Черные и жесткие, с легкой проседью волосы намотаны на бигуди, в колючих глазках-бусинках - неуступчивая решимость бороться за общественное благо всеми доступными средствами. По виду сроду не догадаешься, что дама состоит на учете в психушке.
Павел Плафонов - упитанный румяный тридцатидвухлетний близорукий шатен с аккуратной ниточкой черных усиков, гладко выбритым безвольным подбородком и наметившейся лысинкой на мощном затылке - как всегда по утрам жарил магазинные котлеты - до золотисто-коричневой корочки. Судя по всему, он мучился с похмелья.
- Геночка, может, вы возьмете шефство над этим неумейкой? - взмолилась
Лиманская. - Ведь в ваших комнатах тоже, наверное, слышен этот ужасный скрип, когда он мечется по комнате, будто слон по посудной лавке?!
- Нет, мы ничего не слышим, - объяснил Гена уже, наверное, в сотый раз. - Я уже давно усилил звукоизоляцию.
- Ах, какой вы молодец! И всё-то у вас ладно! Вот Паша - тоже представительный мужчина. Но совсем другого сорта. Он - как сытый кот-лежебока...
- Это я-то кот?! - возмутился Плафонов. - Да еще сытый?! Ну, спасибочки!
- Только не обижайтесь, Паша. Я говорю о впечатлении. Да, кот. А вот Гена - викинг, настоящий северный викинг!
- Полы скрипят... - проворчал Плафонов. - Вот нашли проблему! Хряпнули бы на ночь снотворного и спали бы сном праведника! А хотите, подарю вам затычки для ушей? Беруши!
- Благодарю покорно! От вас, работника культуры, такой пошлятины я не ожидала! - Лиманская поджала губы.
А Плафонов уже обращался к Геннадию:
- Кстати, я там свежие газетки принес. Лежат как обычно в гостиной на столе. Есть и "Звездная пыльца", это специально для вашей Тамары.
- Спасибо... - отвесив соседям общий поклон, Геннадий снова вышел в гостиную.
На столе и вправду лежали несколько экземпляров тоненьких, с крикливыми яркими обложками журнальчиков.
Один из них - "Звездная пыльца" - содержал гороскопы, астрологические прогнозы, всякого рода предсказания, а также инсинуации вокруг феномена человеческой судьбы. Сам Геннадий подобными текстами абсолютно не интересовался. А если и просматривал их по диагонали, то разве лишь для того, чтобы еще раз подивиться людскому легковерию. Не то Тамара. "Звездная пыльца" была единственным из журнальчиков, выпускаемых издательским домом "Балт-магазин", где служил Плафонов, который она читала от корки до корки. Бывало, что и она отпускала шпильки по адресу астрологов и прорицателей, однако Геннадий давно уже приметил, что если гороскоп оказывался благоприятным, то у Тамары улучшалось настроение, если же тот содержал указания на возможные неприятности, то она могла даже изменить принятое ранее
решение.
Второй из лежавших на столе журнальчиков назывался "Петербургские страшилки и заморочки". Именно в его редакции и трудился Плафонов. Это был остренький такой винегрет из криминала, мистики, легкой эротики, псевдозагадок истории и природы, всяческих курьезов. Когда-то Геннадий читал его взахлеб, но выяснив у Плафонова, что большинство материалов сочиняется в редакции, интерес утратил. Но журнальчик все- таки перелистывал.
Вот и сейчас он прихватил его с собой, чтобы полистать пред сном. Глаза уже слипались.
ГЛАВА ШЕСТАЯ
Вечер.
Геннадий зашел в детскую комнату, чтобы уложить мальчишек спать. Это становилось все более хлопотной проблемой. Младшего, Диму, не оторвать от компьютера, старший упорствует в другом - отрабатывает стойку на руках, резко прогибаясь и ударяя пятками в их общую стену, отчего в серванте звенит посуда, а с потолка сыпется штукатурка.
- Сережа, мама расстраивается, когда ты делаешь так, - привел решающий аргумент глава семьи.
- Пап, но я же не могу заниматься вполсилы! - возразил тот, вскидывая дерзкие глаза.
- Ладно, вход всегда найдется. Давай сообразим, как нам приспособить для этой цели старую подушку...
Какое-то время они обсуждали эту проблему.
Сережа собирался взяться за дело прямо сейчас, но отец был непреклонен:
- Э, нет, тут за пять минут не управиться. Да и без стука не обойтись, а мама уже отдыхает. Как и Лидолия Николаевна. Вы же не хотите оказаться нарушителями закона о тишине? И нечего так улыбаться! Все! По кроватям! Но сначала признавайтесь, кто еще не успел почистить зубы?
Не отступая от тактики кнута и пряника, он проследил, чтобы дети улеглись, пожелал им спокойной ночи, выключил свет и вернулся в свою комнату.
Тамара в своем черно-золотистом халатике сидела на диван, массируя полотенцем влажные после душа волосы.
Наконец-то, можно было расслабиться.
Он подошел к ней сзади, обнял за плечи, поцеловал в затылок. Правой рукой скользнул ниже.
Она остановила его ладонь на своей груди, подержала немного, погладила, затем мягко, но решительно отвела в сторону:
Он: - А кто-то обещал быть ласковой...
Она: - А кто-то обещал всерьез играть в игру "Убей соседа!"
- Значит, сначала игра?
- Конечно! Мы же условились.
- Ах, да, - вздохнул он. - Ладно... Игра так игра. Как там - "Убей соседа"? Соседа-декламатора?
- Пусть так. У тебя есть новости? Поднимался в дом?
- Поднимался, раз обещал...
- И как там? - кивком она показала ему на диван. Садись, мол, и веди себя как серьезный партнер.
Он подчинился, устроившись однако так, что колени их соприкасались.
- Да ничего особенного. Обыкновенная законсервированная стройка. Повсюду битый кирпич, стекло, куски бетона. Сломанная стремянка. Пару дырявых корыт для просеивания песка. Деревяшек почти нет. Особенно на нижних этажах. Наверняка, бомжи спалили.
- Постой! - она отодвинулась вместе с креслом, и теперь между ними появился зазор. - А как ты попал в дом? Это трудно?
- Ерунда! - пожал он плечами. - С тылу территория обнесена дырявым забором. К дыркам со всех сторон ведут чуть заметные тропинки. Но во дворе эти тропинки сливаются в одну, уже хорошо натоптанную, которая ведет к центральному окну первого этажа. Это окно, как и другие, тоже забито металлическими листами, но тут лист отогнут,