Но вернёмся к разговору на кухне.
– Хватит об этом, – сказал отец. – Давай о деле. Говори, что произошло, чего выездил – мы только по телевизору видели. Внятно, аргументированно, без соплей.
Я рассказал как можно подробнее и всё-таки не утерпел заметить в конце:
– Стоял сейчас у театра, вспоминал наши концерты. А потом как познакомился с Катей. Как будто в другой жизни было.
– Это верно, – вздохнул отец. – И Катюшу действительно жаль. Такая девчонка была! Не думай, не потому, что пятерых родила, а потому, что такому оболтусу досталась.
– Ну конечно! Ты бы из неё маму вылепил!
– И чего же это он из меня вылепил? – подала голос всё это время молчавшая мама, сидевшая с нами всего лишь за компанию за столом.
– Я же сказал: ма-аму! – И, как самый почтенный сын, поцеловал ей руку.
– Ой, хитре-эц!
– Ну, Карчак с Треушниковым, если что пообещают, сделают, ты по этому поводу что думаешь, что собираешься дальше предпринять? – спросил отец, внимания не обратив на мои слова и на мой поступок.
Я сказал про адвоката.
– Это понятно. А делать что?
– А что ещё надо делать?
– Стало быть, конкретного плана нет.
– Пока нет. Ну понятно, Алёшку лечить…
– Ясно. Теперь слушай меня. Я созвонился с руководством землячества. Они готовы помочь. Нужна информация и официальное обращение от вас с Катей. Так, мол, и так, просим оказать содействие. Мы, как дедушка с бабушкой, оказывается, не имеем на это права, я узнавал. Дальше. Звонил в ЦК, самому, ты знаешь кому. Сказал, присылай письмо. Так что садись и печатай, а я отошлю. И в Администрацию президента. С надёжным человеком передам. И лично Колокольцеву. Передадут, не сомневайся. С сегодняшнего дня организуем штаб. Я буду начальником, если не возражаешь, а если возражаешь, всё равно буду начальником. Штаб будет находиться у нас. Чтобы каждый день не позднее 22:00 поступали от тебя доклады, как и что сделал, что выполнил, что не выполнил, понял? А ты чего лыбишься? – напустился он на маму, посмевшую улыбнуться.
Конец ознакомительного фрагмента.