- Всё, хватит, доснимем в следующий раз! У нас гости.
Бернар не без любопытства разглядывал Жака. Доминик была права; он был очарователен. Лёгкая рыжина в волосах, бледная россыпь веснушек на носу, тонкие черты лица и пронзительные голубые глаза; белый комбинезон только подчёркивал хрупкость и гибкость его тела.
- Кто бы меня предупредил, - недовольно пробормотал он, но уже в следующую секунду с улыбкой протянул Бернару руку.
Бернар пожал её, думая, не брат ли это Доминик; несмотря на то, что они совершенно не были похожи, что-то неуловимо одинаковое было в их взглядах и улыбках.
- Я немного отдохну, если ты не против, - сказал Жак Доминик.
- Устал от съёмки? Бедный мой! - она подошла и поцеловала его в губы без малейшего стеснения.
Бернар наконец-то получил ответ на свой вопрос. Жак развернулся и пошёл к дому, но тут его окликнули.
- Доминик! - он оглянулся. - Спускайся к обеду, Эзра придёт.
Жак кивнул и скрылся.
- Мы называем друг друга своими именами, - пояснила Бернару Доминик. - Я вычитала это в одном романе, и мне очень понравилось.
Бернар не ответил. Ему это показалось странным.
- К обеду ещё будет Эзра, наш сосед-американец; он очень смешной и очень экстравагантный. Вы хотите чего-нибудь?
- Не отказался бы от стакана холодного сока. Сегодня такая жара! - пожаловался Бернар.
В доме было прохладно и светло. На стенах висели причудливые картины, предметы мебели не гармонировали одни с другими, огромный кактус высился в углу в гостиной; здесь царила типичная художественная обстановка. Доминик принесла Бернару абрикосовый сок.
- Вы так и не прислали мне главы из романа, - слегка укорила она его. - Забыли, наверное.
Они присели на диван.
- Забыл, вы уж меня простите. Пришлю обязательно.
- Я никуда не тороплюсь.
- Вы живёте здесь вдвоём? - зачем-то спросил Бернар.
- Да, с экономкой, но иногда приезжают родители. Нам здесь хорошо.
Бернар подумал, родись он позже, жил бы здесь с ней вместо Жака. Глупая была мысль. Жак ему не понравился, показался слишком поверхностным. Никакой ревности.
На обед Доминик вышла в комбинезоне - том самом, в котором пару часов назад снимался Жак. Бернар удивился этому, но отметил, что ей он несомненно идёт больше. Следом выплыл и сам Жак - в шотландской юбке и чёрной водолазке; Бернар чуть не поперхнулся, но вежливо промолчал.
- Я не голоден, - заявил Жак, усаживаясь за стол. - Посижу с вами за компанию, - он забросил себе в рот большую виноградину.
- Совсем отощаешь, - пожаловалась Доминик.
- Тогда ты с лёгкостью будешь носить меня на руках, - томно произнёс Жак.
Доминик расхохоталась и поцеловала его. Американец Эзра приехал через полчаса; на нём был аляповатый костюм, огромные очки и лаковые туфли на босу ногу. Общался он фамильярно, шутил скабрёзно и разговаривал в основном на английском, который так недолюбливал Бернар. Жак и Доминик болтали на английском не хуже Эзры, и это вдвойне оскорбило Бернара, который очень стеснялся своего акцента. Разговор тёк мирно, перемежаясь всплесками неприятного, чересчур вольного смеха Эзры, который и в остальном был слишком волен; Доминик только улыбалась, но в глазах у неё играли искорки - было видно, что она прекрасно проводит время. Жак не смеялся, и улыбка ни разу не тронула его губ; он сидел задумчиво, приставив тонкую кисть к подбородку, и взгляд его был полон лёгкой печали. Бернар недовольно отметил про себя, что Жак действительно красив.
Бернар выпил - пожалуй, слишком много; после обеда Доминик предложила танцы на свежем воздухе, но Эзра отказался, у него уже была назначена встреча, а у Бернара кружилась голова, и он просто смотрел теперь на танцующих. Вскоре они слились для него в одно целое, и он перестал понимать, где кончается Доминик и начинается Жак; ему казалось, что это Жак отплясывает в белом комбинезоне, а Доминик беспрестанно кружится в своей клетчатой юбке.
Ночью Бернар спал из рук вон плохо и отправился выпить воды. Проходя мимо комнаты Жака и Доминик, он увидел, что дверь немного приоткрыта, и не смог удержаться от того, чтобы не заглянуть внутрь. Они спали, сплетясь руками и ногами, и слышно было только их равномерное дыхание. Бернар аккуратно закрыл дверь и спустился вниз. В нём поднималось какое-то неуютное, беспокойное чувство, будто он не мог вдохнуть полной грудью.
Доминик предложила ему остаться хотя бы на неделю, и он согласился. Дни текли медленно, без особых происшествий; несколько раз заходил американец, столь надоевший Бернару. Жак бродил по дому и постоянно что-то бормотал; Доминик сказала, что он работает над пьесой.
Один раз они решили устроить съёмку, но Бернару не слишком понравился результат; он казался себе похудевшим, осунувшимся и уставшим. Он писал уже новую статью, роман продвигался вперёд, но Бернар не чувствовал должного удовлетворения; в конце концов, в глубине души он признал, что влюблён в Доминик. Она съездила в город и подстриглась совсем коротко. Жак любовно хихикал, глядя на неё, а Бернару казалось, что теперь она ещё больше похожа на смешного мальчишку, о чём он не преминул ей сообщить. Она только улыбнулась.
Вечерами они разыгрывали сценки; один изображал персонажа, остальным нужно было его угадать. Лучше всех изображал Жак, у него это было в крови, а Бернар чувствовал себя глупо, он никогда не любил лицедейство, и угадать его персонажей было непросто. За день до его отъезда они сидели с Доминик в столовой и пили кофе; Жак спал наверху.
- Вы знаете, я хотел с вами поговорить, - начал Бернар осторожно.
- Я слушаю, - Доминик внимательно посмотрела на него.
- Дело в том, что я больше не могу и не хочу хранить это в себе. Я понимаю, мы недавно знакомы, но я... Я люблю вас.
Эти слова дались ему легко, он произнёс их на одном дыхании, будто всю жизнь только и делал, что признавался в любви.
Взгляд Доминик подёрнулся печалью.
- Мне жаль, что так произошло, - только и сказала она.
Бернар ожидал от неё чего угодно, но не сожаления.
- Зачем тогда вы пригласили меня? Не предполагали, что это может случиться?
Она опустила глаза.
- Я позвала вас потому, что вы показались мне очень хорошим человеком, хорошим и одиноким. Я подумала, что смогу ненадолго скрасить вашу жизнь.
Бернар усмехнулся.
- У вас это прекрасно получилось, - съязвил он.
Удивительно, но у него ещё осталась способность язвить.
- Вы любите Жака? - спросил он вдруг.
- Я не должна отвечать вам на этот вопрос, вы не имеете права задавать мне его, - сухо произнесла Доминик. - Но я отвечу.
Она подумала немного.
- Вам когда-нибудь приходило в голову признаваться в любви собственному телу, воздуху над головой или земле под ногами? Вряд ли. Но, тем не менее, вы не смогли бы без этого жить.
- Вы слишком поэтизируете, - сказал Бернар.
Ему неожиданно стало очень не по себе.
- Вы говорите, что любите меня, но при этом неспособны меня понять, - она посмотрела на него с грустью. - Жак - часть моего мира, как родители, как этот дом, как стихи и фотографии. И Жака невозможно изъять.
- Как вы познакомились? - зачем-то полюбопытствовал Бернар.
- В театре, два года назад. Мне понравилась его необычная внешность, и я предложила ему съёмку. Он согласился. Больше мы не расставались.
- Если бы Жака не было, вы бы смогли меня полюбить? - с отчаянием в голосе спросил Бернар.
Доминик теперь смотрела на него так, будто он произнёс нечто очень глупое и бессердечное.
- Я даже не хочу об этом думать. Тем более, что тогда мы бы с вами не познакомились, ведь это благодаря Жаку я знаю Амели. Он работает в одном театре с её мужем.
Бернар не слышал и половины того, что говорила Доминик, в его голове крутилось только одно - она его не любит. Не любит.
- Пойду посмотрю, проснулся ли Жак, - сказала Доминик, поднимаясь из-за стола. - Если нет, разбужу его, а потом мы все вместе можем посмотреть что-нибудь.
Она улыбнулась Бернару, словно их разговора не было вовсе, и вышла, а ему представилось, как она заходит в комнату к Жаку, любуется его длинными ресницами (у кукольных мальчиков всегда бывают длинные ресницы), целует его тонкий нос с горбинкой и губы, а он ворчит, зачем же она его разбудила, смешно морщится, а потом принимает её ласку, и она его настигает, настигает, настигает...
Решение было принято в одну секунду. Бернар вернулся в свою комнату, наскоро собрал вещи и оставил Доминик записку, что ему срочно нужно в редакцию. Его любимое оправдание. Доминик, наверное, всё поймёт и, может быть, погрустит немного. Жаку будет неважно.
Может быть, Бернар даже позвонит ей вечером - и они поговорят как ни в чём не бывало. Нет, вечером должен прийти Эзра. Значит, завтра - конечно, завтра! Бернар вдруг понял, что мимолётно прикоснулся к чужой жизни, в которой ему не было места.