Возможно, дело было во сне, снившемся под утро, одном из тех бессмысленно важных снов, в которых многозначительна каждая мелочь, но которые по совокупности увиденного бесконечно абсурдны.
Он ходил по салону самолета, выговаривал стюардессам, проявлял беспокойство насчет парашютов, длинного рейса, в котором будет неудобно всем, дурацки составленного расписания, тот, кто составлял - наплевал на все интересы пассажиров, уж он-то сделал бы все правильно.
Потом был двор детства, колодец, сжатый со всех сторон высокими домами. Его заливал ясный чистый белый свет, в котором мельтешили старые жильцы и совсем неизвестные новые. Его поражал это круговорот собранных в одном месте людей, никогда до того не имевших возможностей увидеть друг друга и тонкий яркий чистый свет полдня, в котором было видно все вплоть до мельчайших деталей.
Происходящее было совсем нелогично, непонятно и удивительно несообразно, и, что самое удивительное - тарабарски хорошо.
Возможно, дело было не во сне, а в дне между зимой и весной. Когда истончился, сошел с тротуаров снег, исплакавшись в лужи и мокрые пятна, а яркое солнце принесло дуновение тепла - слабое, но уже ощущаемое. Зима нехотя сдала назад, весна неуверенно занесла ногу, и получился разрыв. Разрыв времен, день неизвестно-какого-бря, выпавший из всех календарей, не принадлежащий ничему, день, в котором странно, тревожно и пьяняще звенел чистый воздух, небо разошлось, пропустив нежное свечение и еще что-то такое необыкновенное, что в обычную пору застревает там, наверху. Мягкое и странное томление.
Можно еще припомнить светофор, загоревшийся зеленым - а Денис в зеленом свете был уверен, как в продолжающемся росте доллара, но светофор - причина прозаичная и совсем неинтересная, как поцелуй жены после десяти лет совместно съеденной соли. Поэтому, вырулив на перекресток, а потом под гнетом нескольких недовольных автомобильных сигналов повернув не туда, Денис прежде всего подумал, что этот поворот стал результатом долгой цепочки причин - не без влияния, конечно же, сна, - но никак не сбоя умной электроники. Полуумной.
Ладно, подумалось Денису, когда он въехал на узкую боковую улицу, не беда, проеду тут дворами, потому выверну снова на Володарского.
Он проехал метров сто, притормозил на перекрестке, затем чуть поддал газ на подъеме. Квартал приятно радовал отсутствием автомобилей и неторопливо спускавшимися навстречу редкими прохожими. Во всем чувствовалась пятница и предстоящие выходные.
До чего хорошее местечко, думал Денис, расслабленно посматривая по сторонам и скользя взглядом по лицам. В следующую секунду он резко затормозил. Потом открыл дверь и крикнул вослед прошедшей девушке:
- Света! Сапыкина!!
Девушка в коротком, не по погоде весеннем плаще бежевого цвета оглянулась.
Остатки сомнений ушли. Ну конечно же, это была Сапыкина! Фиолетовые туфли на шпильках, чулки в крупную сетку, подчеркивающие тонкие длинные ноги, застегнутый на пару пуговиц стильный и, по виду очень дорогой плащ с короткими рукавами, бежевые перчатки до локтя. Вьющиеся каштановые коротко постриженные локоны, глаза с задоринкой, гладкие щеки с тонким румянцем. Она даже помолодела с последней их встречи.
- Денис?! - удивилась Света и улыбнулась радушно и приязненно.
Он вылез из машины и протянул ей навстречу руки.
- Денис... - подошла к нему девушка, - ну, конечно, Денис! Ох, как я рада тебя видеть!
Он ел глазами ее чистое нежное лицо совсем без морщинок. А ведь в прошлую их встречу морщинки уже определенно были, он успел заметить. Сколько лет уже прошло с того вечера выпускников? Лет семь? Или больше?
В тот раз она была вовсе ему не рада. Была вежливой и чужой. 'А Денис, привет', - и скользящий равнодушный взгляд в довесок. И даже танец, на который он ее пригласил, не сделал их ближе.
- Ты как тут оказалась? - растекаясь от удовольствия спросил он.
- Ой, я тут уже почти год, - она улыбалась легко и так же нежно, как в школе. - А ты?
- И я, - несколько растерянно ответил Денис, сбитый с толку этим почти годом. Она куда-то уезжала? Он не знал.
- Ты не занята? А давай-ка поболтаем?
- Да-да, давай посидим где-нибудь, - воодушевилась она. - Я тоже собралась это предложить.
Из нее ушла скованность, она стала свободнее. В прошлый раз это чувствовалось - усталость в глазах взрослой женщины, над которой нависает старость, а также кремы для проблемной кожи, освежающие маски и визиты к косметологам.
Нет, ну до чего же ей лицо хорошо сделали, подумал Денис, ни морщинки, ни дряблости, как у двадцатилетней. Это ведь жутко дорого стоит. Может, она вышла замуж за миллионера?
Когда они переходили улицу, Света легким и даже игривым жестом - а побудь-ка, милый мой, кавалером, взяла его за локоть.
- Вот туда. Ты в этих краях не бываешь? Совсем рядом есть одно местечко, которое мне Париж напоминает, идем, покажу.
Напоминает Париж, неплохо, не без сожаления подумалось Денису. Точно муж миллионер.
Они пришли к мраморным столикам на тонких металлических ажурных стеблях о трех ножках. Столики несмотря на зиму стояли под тентом на тротуаре. Внутрь кафе вели стеклянные двери с белым матовым узором в стиле модерн на всю высоту стекла.
Они выбрали один столик, переглянулись и снова улыбнулись друг другу.
- Ну, до чего же ты хорошо выглядишь!- не сдержался Денис.
- Правда, хорошо? - засмеялась она. - Я до сих пор от этого в восторге.
- Кофе? - спросил он.
Она улыбнулась.
- А знаешь, давай! Я уже отвыкла от него, так что пусть будет кофе.
Он пошел искать официанта, не нашел, но когда вернулся, на столике уже живописно располагались две чашки кофе на белоснежных, согнутых треугольником салфетках, розы в узком белоснежной вазе, и вазочка с орешками.
Он отодвинул тяжелый металлический стул, сел напротив Светы и, взяв чашку в руку, посмотрел на девушку довольным взглядом.
Он помнил эти короткие волосы еще с тех времен, когда прятался за ее спиной от цепкого взгляда англичанки, обладавшей незаурядным педагогическим талантом превращать уроки в пытку.
Света тогда сидела перед ним, трясла волосами, вытягивала спину, рисуясь и демонстрируя свою грудь, от которой тогда, в седьмом классе, у него замирал дух - от ее близости, сладкой недоступности и непреодолимого желания смотреть, не отрываясь.
В восьмом классе они уже частенько сидели рядом, шептались, дурачились, доверительно звали друг друга по фамилии, как супруги. И никогда не списывали друг у друга.
А в десятом она поцеловала его в день рожденья. Вот так просто подошла в раздевалке и поцеловала на глазах у всех. Ну, и на выпускном он прижимал ее к себе, чувствуя те самые округлости, значительно увеличившиеся за три года, и её горячее шампанское дыхание. Их щеки соприкасались, и они периодически отлепляли прилипшие в тесной жаре ночной дискотеки волосы.
Света грациозно, со вкусом, сняла перчатки, поймала взгляд Дениса, обвела взглядом улицу и заговорила.
- Вначале, конечно же, самый главный вопрос: что ты, Денис, на все это скажешь?
- А что говорить, - пожал он плечами, - Бардак, как и было сказано.
Света на секунду нахмурилась.
- Я понимаю твое желание все свести к шутке, но ответь серьезно.
- Ладно, - согласился он, серьезно, так серьезно, - Если хочешь мое мнение, то все было ожидаемым. Несмотря на все президентские заявления, что все хорошо, что у нас прекрасные перспективы, нефть будет вечно молодой... в смысле, дорогой, и уже через десять лет это поколение будет жить при капитализме. Хрущевщина наоборот...
- Хрущев тут совершенно не причем, - Света смотрела недовольно. Словно ждала от него совсем других слов, а он вместо этого нес какую-то неуместную в данную минуту чепуху.
- Ты права, ни при чем. - Денис, пропуская ее взгляд мимо себя, запустил пальцы в вазочку с орешками, выудил пяток, после чего разложил их рядом на салфетке. - Хрущев обещал советским людям социализм к восьмидесятым, ныне президенты мечтают об удвоении ВВП. Сравни масштабы. Всем счастье без аннексий, границ и контрибуций против циферки на бумажке. Заметила, какая нынче тяга к СССР? Все эти сериалы, фильмы, в которых неубедительно пытаются воссоздать ту эпоху... Возможно, проблема в том, что мы оказались не просто на переломе, а в фазе распада. Империи, культуры, отношений. Тут поневоле вспомнишь Капицу - ведь именно он писал о демографическом переломе. Название, конечно, просто условное, просто черта, предел на рубеже двадцатых-тридцатых годов, на котором ломаются все функции экспоненциального развития человечества.
Я думаю, что вот эта оголтелая безграмотная истерия по поводу вставания с колен, 'низабудим-нипрастим', интересов страны - это не деяние конкретного вора у власти. Это общее веяние времени. Ветер того самого Капицевского перехода.
Миндалины из ряда выложились в ромашку. Денис рассеянно на них посмотрел и взял в руки чашку кофе.
- Я всегда замечала в тебе, - обескураженно произнесла Света, - тягу к экзистенциальности. Нужно еще уметь сказать так завуалированно. Как Платон, вещающий об Идеях. Кстати, забавно, не так давно видела фреску Гирландайо 'Спор Платона с Аристотелем'.
- Это где они подрались?
Света хмыкнула.
- Чтобы узнать победителя, - пояснил Денис. - Ибо в обычном споре самое большее, что можно узнать, что ты - дебил и тролль. Точно так же, как и твой оппонент.
- Ты пытаешься все усложнить. И зашутить. Я думаю, что все проще, и говорить об этом нужно простыми словами, от себя. К примеру, я. Знаешь, что больше всего меня поразило, когда я поняла, что происходит? Что самый главный судья - ты сам. Не какие-нибудь мифические страшилки увядших учений, не кто-нибудь посторонний, а ты, ты сам. И вся жуть вокруг - это твое, из тебя, от твоих страхов.
Да, подумал Денис, загаженный подъезд и выбитые лапочки с первого по третий этаж результат исключительно плохих качеств моей души. А еще сосед-хам, каждый вечер утрамбовывающий своей тойотой газон под окном - это глубокий страх из детства.
- И моральные устои,- продолжала Света, - все то, что нам впихивали в детстве - тоже ведь по большому счету глупости. Моральные устои - внутри тебя, очень глубоко внутри. А ведь сколько чепухи в нас загоняли со всех сторон?! Школа, церковь государство - ложный патриотизм, ложная вера, ложное сострадание.
- И загоняют по-прежнему.
Света задумалась.
- Полагаешь, что и сейчас мы не свободны? Вообще-то я тоже думала, что происходящее похоже на испытание. Ты остаешься один на один с собой, и из тебя лезет такое, чего ты никак не ожидал. И никто кроме тебя не способен помочь.
А ведь мы с ней никогда и не говорили так, как сейчас, подумал Денис. Серьезно и взросло. Если не считать школу. Ведь там тоже были глубокие разговоры о жизни. Вселенной, и всем остальном... Но тогда мы хоть понимали друг друга. По крайней, мере, говорили на одном языке. А сейчас я ее совершенно не понимаю. О чем она вообще говорит?
Денис отложил кофе и занялся новым узором из миндаля.
- Помнишь последнюю встречу выпускников? - осторожно спросил он. - Ты тогда...
- Прямо тебя избегала?
Света улыбнулась.