«В этом есть смысл», - сказал я. «В конце концов, ты не хороший коммунист».
Она улыбнулась мне широкой немецкой улыбкой, и ее голубые глаза вспыхнули. «Я даже не хорошая девочка», - сказала она.
«Я бы не согласился с этим».
На ней был халат, завязанный на талии, потому что она только что вышла из душа. Она развязала халат и позволила ему распахнуться - под ним она была обнаженной. «Полагаю, мне лучше одеться», - сказала она.
Я жадно смотрел на ее изгибы. "Я полагаю."
Халат упал на пол. Я позволил своему взгляду блуждать по выпирающей груди, тонкой талии и взмаху молочных бедер и бедер. Я вспомнил Еву в поезде, и я знал, что Ева запустила во мне что-то, что теперь ласкало и лелеяло вид Урсулы.
«С другой стороны, - сказала она, приближаясь к нам, чтобы сократить расстояние между нами, - если Рихтер сейчас в этом отеле, он, вероятно, пробудет там еще немного».
«Наверное, - сказал я.
Она начала покусывать мое ухо. И я позволил ей начать раздевать меня.
Урсула разжигала во мне огонь, который обещал очень скоро выйти из-под контроля. Я помог ей снять остальную одежду, а затем отвел ее к большой двуспальной кровати через комнату. Мы легли вместе, и следующее, что я помню, это то, что она подошла ко мне в мужской позиции.
Ее груди свисали над моей грудью красивыми отвесными дугами. Она опустилась ближе ко мне, и кончики ее грудей нежно потерлись о мою грудь, поцеловав мое лицо и шею своими влажными губами.
Она спустилась к моему животу, нежно целовала меня, и огонь горел в моем паху. Затем она двинулась вниз, лаская полными теплыми губами, пока я не мог больше терпеть.
"Теперь, бездельник?" спросила она.
«Сейчас», - хрипло ответил я.
Я толкнул ее на кровать и оседлал, затаив дыхание, нетерпеливо. Молочные бедра поднялись и окружили меня, и я помню, как чувствовал, как они надежно сцепились позади меня, когда мы соединились. Пожар перерос в вулканический холокост. Потом были сладкие запахи, прекрасные звуки и горячая плоть, когда мы достигли кульминации.
Когда я взглянул на отель «Сава», я понял, почему Рихтер выбрал его. В Штатах его лучше всего описать как ловушку для блох - старое ветхое здание, которое выглядело так, как будто его давно должны были снести в старом районе города. Вывеска снаружи была настолько обветшала, что ее можно было пройти, даже не подозревая, что это гостиница. Это было похоже на то место, где руководство будет смотреть в другую сторону от сомнительных гостей.
В отеле было всего двадцать номеров, и по количеству ключей, положенных в почтовые ящики за столом, я мог видеть, что забрали только полдюжины. Я не удивился, когда неряшливый югославский служащий не попросил показать наши паспорта, а просто снял их номера. Он считал лишь формальностью уговорить полицию.
Пока клерк обходил стол, чтобы забрать мою единицу багажа, я снова взглянул на почтовые ящики и запомнил те, которые указывали на занятость определенных комнат. Затем мы поднялись по лестнице с клерком. Когда он открыл дверь и поставил мой багаж, я дал ему чаевые.
Когда клерк уходил, дверь в коридоре открылась, и в коридор вышел Ганс Рихтер. Я оттолкнул Урсулу от двери и сам спрятался от глаз. Мгновение спустя я украдкой взглянул и увидел Рихтера и двух мужчин, стоящих в коридоре спиной ко мне. Они собирались покинуть другого мужчину, из комнаты которого только что вышли. Другой мужчина - Иван Лубянка.
Очевидно, Рихтер отправил сюда Лубянку, когда выходил из Восточного экспресса на Повке. Теперь, хотя Рихтер, похоже, нашел другое укрытие из-за инцидента на станции, он пришел сюда с этими людьми, которые, очевидно, были агентами Topcon, чтобы обсудить с русским продажу устройства наблюдения.
Рихтер не нес радио. Может, он не доверял КГБ. Он со своими товарищами пошел по коридору к лестнице, пока Лубянка закрывал дверь.
Я повернулся к Урсуле. «Это Рихтер и его друзья», - сказал я. «Следуй за ними и посмотри, куда они пойдут. Постарайся не погибнуть. А пока я собираюсь навестить моего русского друга в коридоре. Я встречусь с тобой в« Маджестике »в три. Подожди. через час после этого, и если я не покажусь, ты сам по себе ".
Она посмотрела мне в лицо на короткое нежное мгновение. «Хорошо, Ник».
Я улыбнулся. "До скорого."
"Да."
Урсула исчезла по коридору вслед за Рихтером и его людьми.
Через несколько минут я постучал в дверь Лубянской комнаты. После короткой паузы из-за двери раздался голос Лубянки. "Да?"
Я довольно хорошо разбирался в диалектах и голосах, особенно после того, как имел возможность их слышать, поэтому я прочистил горло и изо всех сил старался звучать как Ганс Рихтер.
«Блюхер», - сказал я.
Замок на двери щелкнул, когда я вытащил «люгер». Когда дверь открылась и я увидел удивленное лицо Лубянки, я не стал ждать приглашения войти в комнату. Я резко ударил ногой в дверь и ворвался в комнату. Она попала Лубянке в грудь и голову и повалила его на пол.
Лубянка принялся за пистолетом, но я его остановил. "Замри прямо здесь".
Он повернулся и увидел «люгер», нацеленный ему в голову. Затем взглянул на расстояние между ним и «Уэбли» и решил, что не стоит рисковать.
«Это снова ты», - с горечью сказал он.
«Боюсь, что да, старик. Хорошо, встань. И держись подальше от своей игрушки на столе».
Лубянка медленно поднялся, кровь капала с его щеки и рта. Его губа уже опухла. Я подошел к двери и закрыл ее, постоянно следя за сотрудником КГБ. В его глазах была большая неприязнь ко мне.
«А теперь, - сказал я, - мы с тобой приятно поговорим».
«Нам не о чем говорить», - мрачно ответил он.
«Я думаю, что да».
Он хмыкнул и приложил руку к порезу на щеке. «Боюсь, вы пришли не к тому человеку».
«Может быть», - сказал я. «Но если я это сделаю, тебе будет очень плохо». Я смотрел на его лицо, когда до меня дошло влияние этого заявления.
«Мы еще не заключили сделку», - сказал он мне. «Следовательно, у меня нет того, что вы ищете».
Я спросил. «Если она еще у Рихтера, где он ее хранит?»
"Рихтер?"
«Извините за оплошность. Для вас он Хорст Блюхер».
Лубянка на мгновение задумался. «Я понятия не имею, где находится устройство. Он очень скрытный и уклончивый».
«Может, он тебе не доверяет, Лубянка», - сказал я, немного подколол его.
Он посмотрел на меня. «Я ему тоже не доверяю».
Уголок моего рта двинулся. Мне всегда доставляло небольшое удовольствие видеть двух неприятных людей, пытающихся перехитрить друг друга. «Что ж, одно можно сказать наверняка, Лубянка. Вы знаете, где с ним связаться. И я хочу, чтобы вы мне это сказали».
Лубянка перебрался на незастеленную постель. Я внимательно наблюдал за ним и держал «Люгер» нацеленным на него. «Он не сказал мне, где он остановился», - медленно сказал он.
«Ты лжешь, Лубянка. И тебе попадет 9-миллиметровая пуля в голову». Я подошел к нему ближе. «Мне нужна правда, и я хочу ее сейчас. Где мне найти Рихтера?»
Глаза Лубянки вдруг стали плоскими, отчаянными. К моему удивлению, он взял с кровати большую подушку и повернулся ко мне, положив ее перед собой. Я понятия не имел, что он делает, поэтому не рисковал. Я выстрелил, и «Люгер» взорвался в маленькой комнате.
Пуля зарылась в толстую подушку и не достигла груди Лубянки. Тем временем на меня набросился Лубянка, все еще держа подушку между нами. Я прицелился и снова выстрелил в его голову, и мой выстрел едва не попал в цель, когда он упал на меня.
Лубянка попал мне в руку с пистолетом и сильно ударил, но пистолет я все еще держал. Теперь подушки не было, и Лубянка обеими руками сильно крутил мою руку. Мы ударились о стену, и я потерял пистолет.
Затем мы оба соскользнули на пол, пытаясь драться. Я ударил кулаком в уже окровавленное лицо Лубянки, и он сумел ответить на удар, прежде чем оторваться от меня. Затем он потянулся к Уэбли, который теперь стоял рядом с ним на столе.
Он схватил пистолет прежде, чем я успел дотянуться до него, но он не смог вовремя добраться до спускового крючка, чтобы выстрелить. Когда я подошел к нему, он яростно им ударил, попав мне в голову тяжелым стволом.