Я только что закончил перебирать коробки из-под обуви. В трех коробках не было обуви. Двое из них держали девичье барахло, вырезки из журналов с изображениями кинозвезд, пуговицы, булавки, выкройки одежды, куски ткани. Третья содержала два пакета писем.
«Эй, я не работаю на кухне, потому что меня заводит, наблюдать за газовым пламенем». Таня стояла в дверях спальни. На ее талии был повязан фартук.
Я показал ей письма. Ее брови поднялись от интереса. «После еды», - сказал я. «Мы рассмотрим их и выясним, что за девушка на самом деле Сэнди Кэтрон».
Она взяла меня за руку и повела в столовую. Где-то она нашла хлеб и бутылку розового шабли.
Все огни погасли. На столе мерцали две свечи. Таня исчезла на кухне, затем вернулась без фартука, с причесанными волосами, в свежей помаде и с дымящейся посудой.
Это было хорошо. Это совсем не было вкусом консервной банки; на самом деле она приправила его достаточно, чтобы вкус был как в ресторане. Когда она взяла свой бокал, она поднесла его ко мне.
«К успеху нашей миссии», - сказала она.
Мы коснулись бокалами. «И сегодня вечером», - добавил я, что заставило ее нахмуриться. Она этого не знала, но я принял решение. Я собирался получить ее. Сегодня ночью.
Когда мы закончили, я помог ей убрать со стола посуду. Мы сложили их на раковину на кухне. Из-за всех потасовок и горящих свечей мы почти не видели друг друга.
Мы были близко, стояли прямо перед раковиной. Она потянулась передо мной, чтобы достать фартук. Мои руки обвили ее талию и повернули так, чтобы она смотрела на меня. Затем я притянул ее к себе.
"Ник!" она ахнула. "Я…"
"Тише". Я слегка наклонился, и мой рот нашел ее.
Сначала ее губы были жесткими и неподатливыми. Ее руки слегка прижались к моей груди. Только когда я позволил своим рукам скользнуть ниже ее поясницы и прижал ее к себе, ее губы расслабились. Я позволил своему языку входить и выходить, а затем легко провел им взад и вперед по нёбу. Ее руки переместились к моим плечам, затем вокруг моей шеи. Когда я медленно провел языком между ее губами, она оттолкнулась от меня.
Она отступила, тяжело дыша. «Я ... я думаю, нам следует ...»
"Что, Таня?"
Она прочистила горло и сглотнула. Ее зеленые глаза быстро мигали. «Что-то такое. Мы должны…»
Я улыбнулся ей. «У вас низкая точка кипения», - мягко сказал я. «Я чувствовал, как твое тело расслаблялось. И тебе становилось тепло. Очень тепло».
"Нет. Это было просто ... я имею в виду ..."
«Вы имеете в виду, что это было не так, как раньше, когда вы просто проверяли свой маленький пистолет для трусиков и могли сосредоточиться на чем-то другом».
«Да, в смысле, нет. Ты просто вроде… застал меня врасплох».
Я держал ее на расстоянии вытянутой руки. "Что мы будем с этим делать?" Я спросил.
Она снова сглотнула. «Ничего», - сказала она, но в этом не было убедительности. «Пакет. Письма». Ее лицо просияло. «Мы собираемся взглянуть на эти письма Сэнди».
Я отошел от нее, улыбаясь. «Как скажешь. Они в спальне».
"О. Ну, может быть ..."
Но на этот
раз я взял ее за руку и вел ее через гостиную, по коридору в спальню. Когда мы стояли у изножья кровати размера «king-size», она посмотрела на меня. В ее зеленых глазах было любопытство.
Я улыбнулся ей, затем кивнул в сторону кровати. «Письма в той коробке из-под обуви».
Она повернулась к коробке на кровати. "Ой." Затем она подошла к краю кровати и села на край. Она открыла коробку и вытащила одну пачку писем. Их держали вместе парой резинок. Слегка трясущимися пальцами она вытащила из конверта первое письмо и стала его читать. Она сделала вид, что не заметила, когда я сел рядом с ней и вытащил еще одну пачку писем.
Некоторые из этих писем были довольно жаркими. Многие из них были из-за границы, но в основном они были написаны кем-то по имени Майк, который, как я догадываюсь, был ее парнем до того, как Акасано вышел на сцену.
Дважды я замечал, что Таня краснеет при чтении. Большинство писем было от Майка. Но, очевидно, Сэнди было немного трудно сохранять верность Майку. Судя по тону некоторых других писем, она много с ним спала, даже после того, как Акасано поселил ее в этой квартире.
И тут я нашла фото. «Дай посмотреть», - сказала Таня, когда увидела, что оно выпало из письма, которое я держала.
Это был плохой полароид, на котором Сэнди был в паре с молодым человеком. Судя по тому, как рука мужчины вышла из зоны досягаемости, было очевидно, что он сделал снимок после перемещения между ног Сэнди. Пока он сосредоточился на ее маленькой выступающей груди, она улыбалась в камеру.
"Ух ты!" - сказала Таня. "Интересно, знал ли Майк о других?" Она перевернула фото. «На обратной стороне написано:« Дорогой Сэнди, я бы хотел, чтобы мы могли оставаться в этой позиции все время. Ты лучший, что у меня когда-либо было. Майк. Так вот как выглядит Майк ». Она подняла брови. «Хммм. Неплохо».
«Судя по тону записки, Сэнди тоже неплоха», - сказал я. Я сделал фото и внимательно изучил лицо молодого человека на нем.
Качество было плохим, но деталей было достаточно, чтобы сказать, как он выглядел. Ему было чуть больше двадцати, со светлыми волосами, высокими скулами, чувственным ртом, без волос на груди, но с большим количеством мускулов. Он был красивым ребенком. Меня поразило поразительное сходство Тани с настоящей Сэнди. Она могла бы сойти за близнеца.
Я этого не осознавал, но Таня смотрела на меня, пока я смотрел фото. Когда наши взгляды встретились, я что-то там прочитал. У нее больше не было той смущенной застенчивости, которую она проявляла на кухне.
«Как ты думаешь, настоящая Сэнди настолько хороша? Так хороша, как говорит Майк?»
«Я бы не знал, Таня».
Я притянул ее к себе и осторожно толкнул на кровать. Моя рука слегка обхватила ее грудь, в то время как я смотрел на нее в нескольких дюймах от ее лица.
«Я хочу тебя, Ник», - прошептала она.
Я медленно раздел ее, наслаждаясь и смакуя каждую часть ее, которую я обнаружил. Мои губы мягко переместились от впадины на ее горле по изгибу ее груди к сливовым соскам. Я задержалась там, позволяя кончику языка легко перемещаться по каждому затвердевшему соску. Она издавала звуки готовности, которые издает женщина, когда полностью отдавалась эмоциям.
Звуки усилились, когда мои губы скользнули по выступу ее грудной клетки и остановились на ровном ее животе. Ее кожа была гладкой и без пятен. Она начала делать движения, чтобы соответствовать звукам.
А потом я остановился. Я подошел к краю кровати и остановился, глядя на нее. Ее тело все еще двигалось, только теперь она знала, что я смотрю на нее. Больше не было смущения. Как и большинство женщин, как только она обнажилась и на нее смотрели мужские глаза, она стала бесстыдной и открытой.
Я смотрел на нее, пока я раздевался. По ее настоянию я выключил свет. Затем я подождал, пока не пройдет полная темнота и комната не заполнится формами вещей. Тогда я и присоединился к ней.
Первое время всегда коряво. Акт любви никогда не начинается гладко. Есть два свежих и разных, неизвестных друг другу человека. Руки переплетаются. Мешают носы. Плавность приходит с практикой.
Она была очень молода и, по ее собственному признанию, не имела большого опыта. Я осторожно повел ее, позволяя губам продолжать начатый курс. В ней было что-то новенькое, чего я не чувствовал долгое время.
Поначалу она была слишком нетерпеливой, слишком желающей угодить. Она так много хотела сделать для меня, и она хотела сделать все сразу. Только после того, как я убедил ее, что будет время, чтобы не торопиться, она расслабилась. Она боялась и не знала своих способностей. Я сказал ей шепотом, что будут другие времена. Все, о чем она когда-либо думала, будет сделано.
Времени было много. И это первое было для нее.
Только когда она просила и умоляла, я вошел в нее. Я со вздохом почувствовал, как она приблизилась ко мне. Тогда она ожила, двигаясь с древней мудростью, отчасти усвоенной, отчасти инстинктивной.
Мы были очень медленными. Не было ничего дикого, подпрыгивающего или кричащего. Это было слияние двух тел: поцелуи, прикосновения, исследования, в то время как мы двигались немного за один раз, вместе, а затем врозь. И каждым движением я старался сделать это для нее по-другому, а не по-разному.
Когда это случилось с ней в первый раз, это было жесткость ее конечностей, вцепление моих волос, закрытые глаза, слегка приоткрытые губы. И длинный, низкий, красивый стон, закончившийся крошечным девичьим хныканьем.
Тогда она не могла поцеловать меня достаточно. Ее губы скользнули по моим глазам, щекам, губам, затем по моим губам. Она держала меня крепко, как будто боялась, что я уйду.