Лис . Полевой агент (ЛП) - Джон Ле Карре 50 стр.


  Процедура нашей церемонии передачи, разработанная Джайлзом, напротив, была менее традиционной. Он настоял на том, чтобы это проходило в квартире Сергея в университетском городке, с бутербродами с копченым лососем и бутылкой водки, чтобы запить их. Наша тонкая, как вафля, крышка, если нам придется отчитываться за себя? Джайлз был приглашенным профессором из Оксфорда в экспедиции по охоте за головами, а я был его нубийским рабом.

  Что ж, теперь мы вернулись к традиционной процедуре без копчения лосося. Я нанял разорившийся «Воксхолл» - лучшее, что компания по аренде автомобилей может мне предложить в то время. Я еду одним глазом в зеркало и не знаю, что ищу, но все равно смотрю. День серый, идет мелкий дождь, еще прогноз. Дорога к ипподрому прямая и ровная. Возможно, здесь мчались римляне. Слева от меня мелькают белые перила. Передо мной появляется помеченный шлюз. На пешеходной скорости я пробираюсь сквозь покупателей и искателей удовольствий влажного дня.

  И действительно, на автобусной остановке Сергей среди толпы ожидающих пассажиров разглядывает желтое расписание. В правой руке он сжимает экземпляр «Yorkshire Post», а в левой - музыкальный футляр, которого нет в сценарии, со свернутым зонтиком, продетым через верх. Я прохожу несколько ярдов мимо автобусной остановки, опускаю окно и кричу: «Эй, Джек! Запомните меня? Питер!'

  Сначала он делает вид, что не слышит меня. Это материал из тетрадки, и так должно быть после двух лет спальной школы. Он озадаченно поворачивает голову, обнаруживает меня, изумляет и восхищает.

  'Питер! Мой друг! Это ты. Я действительно не верю своим глазам ».

  Ладно, хватит, садись в машину. Он делает. Мы обмениваемся воздушными объятиями со зрителями. На нем новый дождевик Burberry, палевый. Он снимает его, складывает и благоговейно кладет на заднее сиденье, но держит музыкальный футляр между коленями. Когда мы уезжаем, мужчина на автобусной остановке грубо смотрит на женщину, стоящую рядом с ним. Видите, что я только что увидел? Бедняга средних лет подбирает хорошенького арендодателя среди бела дня.

  Я слежу за всеми, кто уезжает за нами, будь то машина, фургон или мотоцикл. Ничего не бросается в глаза. По традиционной схеме Сергею заранее не сообщают, куда его отвезут, и не говорят сейчас. Он худее и тревожнее, чем я помню с момента нашей передачи. У него взлохмаченная копна черных волос и печальные глаза спальни. Его тонкие пальцы играют татуировку на приборной панели. В его комнатах в колледже они сделали такую ​​же татуировку на деревянной ручке его стула. Его новая спортивная куртка Harris Tweed слишком велика для его плеч.

  «Что в музыкальном футляре?» - спрашиваю я.

  «Это бумага, Питер. Для тебя.'

  «Только бумага?»

  'Пожалуйста. Это очень важный документ ».

  'Я рад слышать это.'

  Его не трогает моя краткость. Возможно, он этого ожидал. Возможно, он всегда этого ждал. Возможно, он презирает меня, как я подозреваю, он презирал Джайлза.

  «У вас есть что-нибудь на вашем теле, в вашей одежде или что-нибудь еще, кроме бумаги в музыкальном футляре, о котором я должен знать? Ничего подобного из того, что снимается, записывается? »

  «Пожалуйста, Питер, я не знаю. У меня отличные новости. Ты будешь счастлив.'

  Хватит дела, пока мы не доберемся туда. Из-за шума дизельного двигателя и дребезжащего кузова я боюсь, что он выйдет с вещами, которые я не слышу, а мой офисный смартфон не может записывать или передавать в Хейвен. Мы говорим по-английски и будем говорить на нем, пока я не решу иначе. У Джайлза ни черта не было русского. Я не вижу смысла в том, чтобы давать Сергею понять, что я другой. Я выбрал вершину холма в двадцати милях от города, якобы с прекрасным видом на вересковые пустоши, но все, что мы видим, когда я останавливаю «Воксхолл» и выключаю двигатель, - это серое облако под нами и проливной дождь, хлестающий по лобовому стеклу. По законам ремесла мы уже должны были согласовать, кто мы, если нас беспокоят, когда и где мы снова встретимся, и есть ли у него какие-то насущные заботы? Но он кладет музыкальный футляр себе на колени, уже расстегивает ремни и вытаскивает коричневый конверт с мягкой подкладкой формата А4, незапечатанный.

  «Московский Центр наконец-то связался со мной, Питер. - Спустя целый год, - заявляет он, что-то среднее между академическим презрением и скрытым волнением. «Очевидно, это важно. Моя Анетт из Копенгагена написала мне красивое и эротичное письмо на английском языке, а под ним в нашей секретной копии письмо от контролера Московского центра, которое я перевел на английский.

  h for you »- после чего он пытается сделать мне презентацию конверта.

  «Подожди минутку, Сергей». Я завладел мягким конвертом, но не заглядывал внутрь. «Позвольте мне уточнить это. Вы получили любовное письмо от своей подруги из Дании. Затем вы применили необходимое соединение, подняли секретный текст, расшифровали его и перевели содержание на английский для моей пользы. Все сам. Самостоятельно. Это так?'

  «Верно, Питер. Наше общее терпение вознаграждено ».

  «Так когда именно вы получили это письмо из Дании?»

  'В пятницу. В полдень. Я не мог поверить своим глазам.'

  «А сегодня вторник. Вы ждали до вчерашнего дня, чтобы связаться с моим офисом ».

  «Все выходные, пока я работал, я думал только о тебе. Днем и днем ​​мне было так приятно, что я одновременно занимался разработкой и переводом в уме, желая только, чтобы наш хороший друг Норман был с нами и радовался нашему успеху ».

  Норман для Джайлза.

  «Итак, письмо от ваших московских кураторов находится у вас с пятницы. Вы пока что показывали его кому-нибудь? »

  «Нет, Питер. Я не. Пожалуйста, загляните внутрь конверта.

  Я игнорирую его просьбу. Его больше ничего не шокирует? Ставит ли его академический авторитет выше шпионов?

  «И пока вы занимались разработкой, декодированием и переводом, разве вам не приходило в голову, что у вас есть постоянный приказ немедленно сообщать офицеру по обработке любых писем или других сообщений, которые вы получаете от российских диспетчеров?»

  'Но конечно. Именно это я и сделал, как только расшифровал…

  «… До того, как вы, мы или кто-либо еще предпримем какие-либо действия? Вот почему ваши собеседники забрали у вас развивающееся соединение, как только вы прибыли в Эдинбург год назад? Чтобы ты не мог заниматься собственными разработками? »

  И когда я достаточно долго ждал, пока утихнет мой не полностью симулированный гнев, и все еще не получил ответа, кроме вздоха снисходительности на мою неблагодарность:

  «Что вы сделали для комплекса? Загляните в ближайшую аптеку и прочитайте список ингредиентов, чтобы любой, кто слушал, подумал: а, отлично, у него есть секретное письмо, которое нужно разработать? Может, на территории кампуса есть аптека. Здесь?'

  Сидим бок о бок, прислушиваясь к дождю.

  «Пожалуйста, Питер. Я не глупый. Я поехал в город на автобусе. Я делал покупки в разных аптеках. Я платил наличными, я не разговаривал, я был сдержан ».

  Такое же самообладание. Такое же врожденное превосходство. И да, этот человек вполне мог быть сыном и внуком выдающихся чекистов.

  *

  Только теперь я разрешаю заглянуть внутрь конверта.

  Сначала два длинных буквы, сопроводительное письмо и подпись под текстом. Он скопировал или сфотографировал каждую стадию проявления, и распечатки были здесь, чтобы я мог видеть, аккуратно упорядоченные и пронумерованные.

  Во-вторых, конверт с датским штампом, с его именем и адресом университетского городка, написанным девичьей континентальной рукой на лицевой стороне, а на оборотной стороне имя и адрес отправителя: Анетт Педерсен, которая живет в доме номер пять на первом этаже жилого дома в г. пригород Копенгагена.

  В-третьих, поверхностный текст на английском языке, состоящий из шести тщательно написанных сторон тем же девичьим почерком, что и конверт, восхваляющий его сексуальное мастерство в ребячливых выражениях и утверждающий, что просто подумать о нем было достаточно, чтобы дать писателю оргазм.

  Затем приподнятый нижний текст с столбцом за столбцом четырехзначных групп. Потом версия на русском, расшифрованная с его одноразового блокнота.

  И, наконец, его собственный перевод русского текста en clair на английский для моей личной выгоды как не говорящего по-русски. Я хмуро смотрю на русскую версию, отбрасываю ее жестом непонимания, беру его английский перевод и перечитываю его два или три раза, в то время как Сергей изображает удовлетворение и кладет руки на приборную панель, чтобы ослабить напряжение.

  «В Москве говорят, что вы переезжаете в Лондон, как только начнутся летние каникулы», - заметил я небрежно. «Как вы думаете, почему они хотят, чтобы вы это сделали?»

  «Она говорит», - поправляет он меня хриплым голосом.

  'Кто говорит?'

  «Анетт».

  «Итак, вы говорите, что Анетт настоящая женщина. Не просто какой-то мужчина из Центра подписал себя женщиной? »

  «Я знаю эту женщину».

  «Настоящая женщина? Анетт. Вы ее знаете, говорите?

  «Верно, Питер. Та самая женщина, которая называет себя Анетт в целях заговора ».

  «А как вы пришли к этому удивительному открытию, могу я спросить?»

  Он подавляет вздох, давая понять, что собирается войти на территорию, где я не могу следовать за ним.

  «Каждую неделю в течение часа эта женщина читала нам лекцию в школе для сна только для класса английского языка. Она подготовила нас к заговорщической деятельности в Англии. Она рассказала нам много интересных историй болезни и дала нам много советов и мужества для нашей секретной работы ».

  «И вы говорите мне, что ее звали Анетт?»

  «Как все преподаватели и все студенты, у нее было только рабочее имя».

  "Что было что?"

  «Анастасия».

  "Так не Анетт?"

  «Это несущественно».

  Я стисну зубы и ничего не говорю. Через некоторое время он возвращается в

  Такой же покровительственный тон.

  «Анастасия - женщина значительного интеллекта, которая также способна обсуждать физику без простоты. Я подробно описал ее вашим докладчикам. Похоже, вы не осведомлены об этой информации ».

  Это правда. Он описал Анастасию. Только не в таких точных или ярких выражениях, и уж точно не в качестве будущего корреспондента, называющего себя Анетт. С точки зрения докладчиков, она была просто очередным аппаратчиком Московского центра, который заглядывал в школу спящих, чтобы улучшить свой имидж.

  «И вы думаете, что это письмо вам написала женщина, которая называла себя Анастасией в школе спящих?»

  'Я убежден.'

  «Только нижний текст или верхняя буква тоже?»

Назад Дальше