Мальчик уже спокойно ест. Он даже не обращает внимания на запах. Ему стало все равно. Его иммунитету придется сильно побороться, чтобы перебить все болезнетворные организмы, образовавшиеся в результате гниения – произошел внутренний разлом, но теперь его необходимо подавлять медикаментозно.
Теперь в голове этого человека два Чарльза одновременно, находящиеся на разных полюсах человеческого развития. Его выпускают на свободу, кормят. А я все также не могу ничего поделать – только наблюдать. Фильм продолжается. Пихают таблетки в еду для того, чтобы подавлять большинство негативных эффектов от диссоциации. Чарльз диссоциировал, чтобы спасти свое сознание от осознания того, что ему придётся сделать – разделился надвое и отдал это действие другой личности. Основная личность никогда не узнает о животной – амнезия при смене личностей чисто психологическая, поэтому он не сможет вспомнить деятельность другой личности от внешних воздействий. Скоро придет мой черед.
Жизнь Чарльза всегда проходит по одному из двух сценариев: он живет в стенах МССС до конца своей маленькой жизни, которая в среднем длится 30 лет, либо он покидает эти стены для того, чтобы жить в обществе обычных людей. Каждый стинамсолдат может прожить максимум 30 лет, если не становится омикроном. 30 лет, как иронично. Неужели он все еще помнит этот номер? Чарльз понимает, что я прививаю ему собственную манеру мышления. Все наши мысли записаны, уложены и аккуратно укомплектованы – такова цена моей цели. Он ли здесь действующий персонаж или я ошибаюсь? Только применяя предыдущий опыт, вы сможете приобрести новый, то есть развиться, эволюционировать.
ЭВОЛЮЦИЯ СТРОИТСЯ НА ТЕХ, КОМУ СУЖДЕНО УМЕРЕТЬ.
Мной наизусть были выучены многие вещи. Какие только друзья уже не появлялись у Чарльза. Друзья. И тут же исчезали в пучину, заменяясь легендой об их чудесном путешествии в подводный город недалеко от Марианской впадины. Нет, у Чарльза никогда не было и не будет семьи. Я это четко понимаю. Семья. Еще одна иллюзия. Ей не быть настоящей. Мой пример будет предсказанием.
НЕТ НАСТОЯЩЕГО ТАМ, ГДЕ МЫ ЕСТЬ.
В стенах МССС не существует готовой еды. Ее никто не выдает тем, кто там находится. Обычно их строят в самых климатически суровых местах Земли. Еду приходится добывать самим. Почв для выращивания пищи в таких средах практически не существует. Применяется гидропоника, которой обучаются дети в возрасте 8 лет. Человеческий мозг прекрасно применяет те знания, что могут спасти его в стрессовой ситуации. Но все не так просто. Знания легко применять, когда от них зависит твоя жизнь. Всюду киберэнилы5. Они всегда ходят стаями, что у меня не вызывает вопросов. Попавшийся к ним сразу же будет растерзан в клочья этой стаей. Как только стинамсолдат пережил опасность, то в его голове все перестраивается – каждое мгновение, которое он не должен знать, попросту удаляется, пока часть его содержимого подгоняется под тот или другой шаблон. Я выскабливаю это на стене ножом от руки Нуля. Ох, нет, нет, нет, этого я не должен был осознавать. Просто забыть, это уже нужно стереть, испортить, перевернуть все и попросту сделать неправильным. Этого еще не произошло, забыть, забыть, забыть.
Я ДОЛЖЕН ЭТО ЗАБЫТЬ.
От рождения стинамсолдаты вовсе не имеют никаких средств защиты. Они предоставлены самой природе, но с их взрослением происходит процесс, который называется можно назвать скоростным развитием человечества – детям медленно начинают давать знания, проводить лекции, которые определяют их выживание. Те, кто не способны быстро воспринимать эту информацию и применять ее на практике – очевидно, быстро отсеиваются естественным путем.
Всегда вокруг Чарльза были разные, но я припомнил одного из них. Его звали Якобом, а от рождения он имел огромную физическую силу. Он стал слишком силен даже для рядового стинамсолдата, когда достиг зрелости. Он в любом случае будет омикроном – уверяю. Рано или поздно в его организме произойдут такие мутации, что сделают его идеальным. Сделают идеальным для поста омикрона. Вскоре он будет законсервирован, и использоваться лишь в редких случаях.
Мозг Чарльза постоянно перегружен моими собственными воспоминаниями. Я не жалею об этом никогда, ведь его рассудок попросту становится человеческим. Он ведь видит совсем обычные вещи – таких тысячи примеров в истории, но его сознание ломается. Разве такие воспоминания были бы опасны для человека МОЕГО времени?
– Знаешь, почему Кронос поедал своих детей?
Теперь мы едины. Мы вечны. Я провалился сквозь пространство-время. Я забыл об этом. Я бежал, все также бежал, но явно не по склону потухшего вулкана в горной цепи Анд. Я бегу, среди зарослей тростника, с каждым шагом моя нога глубже проваливается в топь, которая богата этими зарослями. Я не знаю, и не вижу от кого я бегу, но я знаю – нужно бежать. На ногу набрасывается огромная собака, впивается мне клыками в ногу… или не мне. Время тянется настолько медленно, что я вижу, как прорываются сквозь плоть клыки. Разрывая ее. Это лишь рефлекс самозащиты. Это нужно для адаптации в природе. Наиболее агрессивные животные наиболее приспособлены. Но ведет к дезадаптации в обществе. Я падаю, оборачиваясь, пока собака вгрызается все глубже в мою ногу. Люди с факелами прямо сзади меня. Это называется охота на ведьм.
– МЫ ЕДИНЫ! МЫ ВЕЧНЫ! – скандируют они в общий стучащий по сердцу ритм, сводящий с ума обычного человека.
Посадите человека на пару дней в комнату, обладающей невероятным поглощением шума – и он сойдет с ума, нам всегда нужно, чтобы реальный мир о себе напоминал. Что это за фраза? Что она вообще может значить? Как будто по мосту идет строй солдат, маршируя в ритм, а мост сильнее и сильнее начинает качаться под действием резонанса. Мосты разваливались так, история помнит такое, а теперь история – я . Резонанс поможет нам, или уничтожит нас: все зависит от цели марширующих ног. Бежать – единственное, что я мог бы сделать.
Я слышу диалог, диалог который идет внутри головы, но он неразборчив. Слишком тих. Гораздо громче их скандирование. Собака отстает от моей ноги, и решает кинуться на мое горло. Нужно всего лишь подставить руку. Зубы глубоко в плоти моей кисти, но я ощущаю лишь отголоски боли. Теперь я слышу голос громче и отчетливее, он приказывает выхватить ручку, и с силой воткнуть в горло собаке. Кровь, теплая, алая, тягучая кровь струится по ручке вниз, а потом стекает на руку. Ручка уже три раза побывала в горле собаки. Падает замертво в топь. Толпа становится ближе и ближе – факелы начинают падать рядом со мной. У них канистры. Но для чего? Бежать. Не пытаться оглядываться.
Меня окружили. Вокруг стягивается горящее кольцо, в центре которого нахожусь я. У них на одеждах есть нашивка – безликий атлант, держащий на спине Землю, находится в треугольнике. Я знаю, что это знак ЦВИ6, но это было слишком давно. Толпа хватает меня, как загнанного в угол зверя. Его слова о том, что он лишь хотел им помочь, он лишь ученый, который боролся за жизни людей, а теперь он загнан в ловушку. Кучкой людей, считающей, что он отбирает их испытание, испытание с помощью которого они достигнут рая. Человеческая жизнь также описана в некоторых писаниях. Слова. Слова, произносимые с интонацией, имеющий нечто схожее со звериным рычанием, будто самая животная натура вырвалась из груди человека, и вот-вот разорвет того, кем я сейчас являюсь. Это животное говорит нам, что мы здесь больны, что нас нужно лечить, поскольку мы им мешаемся, и мы должны за это поплатиться. Для рождения одного необходима жертва другого, равноценный обмен. Игла протыкает кожу, после чего доза гидрохлорида эпинефрина поступает прямо в кровь. Для поддержания сознания. Дежавю. К руке приближается огромный гвоздь с плотницким молотком, а сзади огромное дерево. Единственное здесь. НЕТ. ПОЖАЛУЙСТА. Всего один удар пробивает плоть. Кусок металла прорывается прямо плотью ладони, после чего раздвигает основания пальцев в разные стороны. Отголоски боли. Прямо из моей ладони теперь бежит ручьём кровь, а моя голова кружится от того, что я вижу. Отвращение и непонимание – все, что испытываю я. Я НЕ ХОТЕЛ. НЕ НУЖНО. Мои ноги растягивают, разрывая сухожилия в голеностопе. Толпа тянет меня за ногу, а гвозди в моих руках разрывают мои ладони. ОСТАНОВИТЕСЬ! ПОВЕРЬТЕ МНЕ! Громкий удар. Попалась кость. Рев боли и отчаяния наполняет воздух вокруг. Удар. Кость начинает расходиться от удара, но еще недостаточно. Иногда, вместо клина в топоре используют высверливаемые отверстия, которые делают над шляпкой топора и под ней, чтобы придать ей устойчивость. Маслянистая жидкость по всему телу.
Канистры были не просто так. Голос в голове никак не утихает, но я его не понимаю. Он говорит неразборчиво. Неясно. Непонятно. Несвязно. НЕТ. Голос становится громче и громче с каждым словом. НЕТ! Громче. НЕТ! Громче. ПОЖАЛУЙСТА! Еще громче. НЕ НАДО! Я НЕ ХОЧУ! Я ВСЕ ПОНЯЛ! Я НЕ ХОТЕЛ ПРИЧИНИТЬ ВАМ ЗЛА! Я ПРОСТО ХОТЕЛ ПОМОЧЬ! Бензиновая дорожка от меня тянется канистрой дальше. ПОЖАЛУЙСТА! НЕ НУЖНО ЭТОГО ДЕЛАТЬ! Мольбы сменяются агрессией в момент, когда человек понимает, что он теперь обречен. СВОЛОЧИ! ТВАРИ! СГОРИТЕ В СВОЕМ ЧЕРТОВОМ АДУ! ВЫ ВСЕ МУСОР, ОТБРОСЫ, ОТХОДЫ! НИКТО ИЗ ВАС НЕ ЗАСЛУЖИВАЕТ ДАЖЕ ПОЛОВИНЫ «ПОДЛИННОГО ГОСПОДА»! ВЫ НАСТОЯЩИЕ ЖИВОТНЫЕ! НИКАКОГО «ВАШЕГО ПОДЛИННОГО ГОСПОДА» НЕ СУЩЕСТВОВАЛО, И НИКОГДА НЕ БУДЕТ СУЩЕСТВОВАТЬ! ВЫ КУСКИ ОТРАБОТАННОГО ПРИРОДОЙ МАТЕРИАЛА, КОТОРЫЕ НЕ МОГУТ ЖИТЬ С ОСОЗНАНИЕМ ТОГО, ЧТО ОНИ ВООБЩЕ НИКОМУ НЕ СДАЛИСЬ В ЭТОЙ ЖИЗНИ! Искра. Теперь не слышно ничего, кроме крика. Пронзительного и оглушительного. Как так получилось, что раньше люди жили в мире, где в любой момент ты мог …
УМЕРЕТЬ?
Когда твоя судьба не зависит лишь от тебя самого, а зависит от множества факторов? Отвращение, отвращение, ужас и апатию испытываю я, но мысли не прекращают свое движение. Я не хочу думать теперь, но мысли сами появляются. Я не виноват в том, что я понимаю. Едва ли животные лучше нас? Еретик УМЕР, крича свои мысли прямо на костре – есть ли смысл в таком сожжении? Ненависть, агрессия переполняют, но уже не этого человека, а именно меня. Я его не знал, но почему тогда ощущаю себя так? Я забыл теперь. Обо всем.
До сих пор мне самому интересно, по какой причине сигмы так сильно разделились? Вирус атаковал одни и те же участки мозга, вызывая одинаковые мыслительные последствия, но почему-то разделение все-таки смогло произойти. Хотя, конечно, интеллектуальный уровень радикальных сигм был гораздо ниже оппозиционных, которые старались бить точными ударами по государственному строю, а не искать объект поклонения, уничтожая все, что не является им. Они уже тогда знали то, как будет выглядеть Т-Федерация сейчас. Вероятно, даже идеальная биологическая машина для уничтожения мыслительного развития всего человечества может дать сбой в ходе своей работы.
В каждом МССС изначально появляются тысяча стинамсолдат, но со временем это количество убывает. Это огромное, практические пустое строение, где нет места удобству и комфорту. Если здесь и есть мебель, то она состоит из твердых каменных пород, которые доставляют мало удовольствия от ее использования. Речь об отоплении, еде, и воде не стоит заводить – их изначально приходилось добывать с огромным трудом. Сегодня произошло кое-что важное. Я считаю, что это опорный пункт для отсчета времени в будущем. Это должно стать началом конца. Можно считать года тридцатилетиями, если тебе надоедает обычный счет времени. Нам обоим нравится такой счет, поскольку мы знаем, что число 30 для нас – особенное. Сегодня практически 8,3 тридцатилетия с того момента, как мое тело издало последний вздох. И сегодня произошло это.
– Пришла сводка последних главных новостей мира – закончена автоматизация сфер жизни человека.
– Так что мы теперь единственные, кто работают? – толпа, в которой мы движемся, идет по определенному пути. По этому пути мы ходим вот уже 8 лет – упорядоченное движение помогает в уменьшении возможности потеряться, среди четырех толп, каждая из которых состоит из 250 человек. Хотя уже не 250 человек, многие из нас просто выбыли, уехали в города жить бытием, который стал нормой, но нам объяснили, что наша жизнь, хороша, как и у тех, кто живет в городах просто потому, что мы помогаем Т-Федерации.
– Получается, что так. Теперь каждый занимается работой над собой в городах.
– Что же они там будут делать в течение всей своей жизни?
– Достигать совершенства.
Совершенство. Идеал. А потом эти слова напишут у вас на могилах, потому что это единственное, что я могу считать совершенством и идеалом.
Человечество сбрасывает с себя оковы труда. Те самые оковы, что заставили маленькую обезьянку прямоходящую сделать шаг в сторону от тех, что стремились к делу привычному для них. Делу привычному для меня. И они начнут вырождаться. Вирус стремился уничтожить в принципе те участки мозга человека, что были результатом квинтиллионов мутаций. Но он не понял главного. Если бы он смог уничтожить тягу человечеству к труду, сделать ее неприятной для них и привить бессмертие, то совсем скоро он достиг бы нужного результата. Живая природа пыталась уничтожить разумную жизнь с помощью хода вперед, в лоб, а идти нужно было сзади – с самого логичного. Если бы я только знал о том, что происходит, то вмешался и помог бы ему, связался бы с ним и рассказал, что он делает совсем неправильные вещи. Они вели к краху. Не только самого вируса, но и последней надежды на проблески светлого будущего.
И множество вещей рассказывается им – наследникам человеческого развития.
Они не знали, как выращивать необходимые нам растения на бесплодных землях, как развести огонь, как добывать мясо, теплоизолировать помещения, обрабатывать металлы, получать электричество, собирать фотогальванические элементы, создавать асинхронные электрические двигатели – я вспоминаю все это от скуки. Жидкий гелий, антиферромагнетизм, затухание Ландау, курс теоретической физики в 10 томах, полуфеноменологическая теория сверхпроводимости, что из этого теперь им понадобится для выживания? Я не вижу перспектив, но может кто-то другой из них увидит, способности у всех разные и у каждого свои – зависти больше не существует, но откуда он о ней тогда помнит? Ломается логика, когда я так говорю, ведь я прекрасно понимаю, откуда он о ней помнит, и кому вообще можно завидовать, например, мертвецам. Их костюмы специфичны. Они называются варикостюмами7, что дает вполне смутное представление о содержимом названного объекта. Костюмы, которые растут, регенерируют и питаются. Как отдельные живые существа, не правда ли? Чарльз всегда боялся темноты. У меня есть вопрос. Они – единая машина, среди нас нет бесталанных, нет ненужных, мы как наномеханизмы в варикостюмах, или киберэнилах, как клетки в организмах ̶ каждый трудится для общего блага. Его костюм способен светится в темноте. Чем больше испытывает стресса организм, тем больше количество БМГ способно прижиться в нем, тем самым есть возможность установить больше БП. Таковы условия жизни с ними. В один момент, когда стинамсолдаты здесь достигают половой зрелости, то их отправляют на убой. Там нет места ликованию и речи о какой-то победе – там нужно лишь выжить, дышать из последних сил. Тот, кто выживет – получит множество БП протезов, возможно, останется органическим лишь мозг, но его физические параметры возрастут. Они становятся омикронами, когда их организм не боится уже ничего.
Киберэнилы невероятно опасны своим умением к адаптации, поэтому человек редко остается хотя бы в сознании после встречи с ними. Та самая кнопка переключения нажимается перед тем, как отправиться туда, к самому их логову. Что закономерно, чем меньше остается стинамсолдат, тем больше киберэнилов. Есть и те, кому просто везет, и они теряют руку, или вовсе челюсть, но притом их не делают омикронами. Из них делают лямбд – людей с БП, которые еще обладают сознательностью и не подчиняются так ВИ, как делают это омикроны. Забыл упомянуть, что все, кто не имеют БП и являются стинамсолдатами, то называются омегами. Все, кто изначально появляются в МССС, зовутся омегами. Точнее, являются классом омега. Ответов нет. Лишь громкий звон с другой стороны телефона, который нечем заменить или затмить. Безликий атлант здесь встречается лишь в тех залах, где проводится обучение. Мне плевать на их устройство, хоть я их и прекрасно знаю, ведь они не меняются уже 6 тридцатилетий. Это не несет никакой сути. Если бы только появилась моя воля, то я бы с желанием и рвением уничтожил бы все эти здания. Вырвал бы из каждого стинамсолдата здесь его сердце. Мое привычное обезображенное лицо стало бы для них последним видом – у них больше бы не было других воспоминаний. Только мое большое, злое лицо, закрывающее весь горизонт. Я бы оставил их сердца у себя в подвале, подведя к ним множество трубок, подключил бы к ним элементы питания, заставляя вновь и вновь биться.