Жил в Париже, гостил на Багамах,
Но не вытравил русскую хворь:
О России, которая в ранах,
Тосковал, проклиная юдоль.
Грезил прошлым… Минувшие годы
Разрушали Россию войной!
С ней прошёл через кровь и невзгоды
И во снах возвращался домой.
Отчий дом: свет из радужных окон,
Утопающий в зелени сад –
Ему виделся в вихре жестоком,
И не властен был гул канонад.
Вспоминались мосты разводные
В небесах над суровой Невой:
Там прошли годы детства лихие,
Там мужал подпоручик младой.
И малиновый звон колокольный,
И Софии[3] возвышенный свод,
И сияющий Питер колонный,
Терпеливый, душевный народ!
Первый бал, завершившийся вальсом, –
Он тогда был безусым юнцом, –
Созерцая кресты, аксельбанты,
Восхищался геройским отцом.
А потом по стопам его славным,
Огорчив свою кроткую мать,
Вдохновлённый царём православным,
За Отечество шёл воевать.
Провожали сестрёнка, рыдая,
На глазах постаревшая мать…
От невесты иконка простая
Не давала ему погибать!..
«Мясорубка» – изранен!.. В Европу!
По Парижу бродил как фантом…
Повстречал на чужбине сестрёнку –
Гимназисткой покинула дом.
Она долго «стелила постели»,
Ублажая вульгарную плоть,
Примелькались погоны, шинели…
А его, знать, послал сам Господь!
Как обнялись – всплакнув, задрожала,
Рассказала, как горько жилось!..
Он подметил: «Ты очень устала…
Как родные, что с ними стряслось?»
«Наш отец воевал за идею –
За Россию, Романовский Дом!
Пал в бою, погребён был по вере –
Долго матерь тужила по нём!
Всё скорбела, тебя вспоминала,
До последней минуты ждала!
Но холера её доконала –
Так родимая и отошла…
Твоя ж горлица долго скучала,
Нелюдимою, гордой была,
Всё надеялась – весточку ждала,
Знать, любила, коль замуж не шла.
Потеряла родных, истощала,
К своей тётке на юг подалась…
На их поезд орава напала –
Там-то ниточка оборвалась:
Не смогла свои русые косы
От распутной толпы утаить!
Свои девичьи томные помыслы
Под фатой по любви воплотить…»
Истомилась… Вздохнув, закурила…
Он же горечь не мог превозмочь,
Ему мнилось: Россия молилась
И взывала, как скорбная дочь!
Обнажились вновь старые раны,
Вдруг повеяло с русских полей!
И… не впрок ему тёплые страны,
Синева экзотичных морей!..
Жил в Париже, кутил на Багамах,
Но не вытравил русскую хворь:
О России, которая в ранах,
Тосковал, проклиная юдоль.
О сынах своих помнит Россия –
Не один под берёзой лежит!..
Книга жизни – страницы святые –
Разве можно такое забыть?!
Гордо реют орлы на флагштоках,
Залпы памяти скорбно гремят!
И глаза новобранцев в пилотках,
Как у прадедов, верой горят!
А ты совсем-совсем другой,
Загадочный… немного странный,
Какой-то свой и не чужой…
Нежданный… может быть, спонтанный…
Живёшь преданием дворов,
Кварталов призрачных и пыльных,
Забытых сумрачных домов
И красотою плит могильных.
Тебе неважно, в чём одет,
Как тот поэт или художник…
Вся жизнь твоя – складной мольберт,
Цветок любимый – подорожник…
Я в скверах, в парках городских
Допью стакан вина сухого,
В районах старых заводских
Заполню время выходного.
Плывут по небу облака
В кварталах каменно-жантильных,
И львы красуются с моста
В толпе прохожих меркантильных.
Я помню: были времена, мы ни о чём не думали,
А жизнь струилась как вода и не была угрюмою,
Искрился радугой на солнце снег бриллиантовый,
И был он раннею весною как фаянсовый.
И жизнь казалась в тот момент такою длинною,
А песни, спетые тогда… почти старинные.
Попутный ветер разогнал все тучи хмурые,
И листья кружатся в полёте, словно фурии.
А догонять вчерашний день уже не буду я,
В глуши лесной святой воды я выпью из ручья,
Ловлю мгновения весны в осенних лучиках,
Друзей всё меньше, всё одни попутчики…
Я посвящу тебе стихи зимой прохладною
И поделюсь с тобой одной конфетой мятною,
Потом бегом пойду на все четыре стороны,
А вслед за мной летит сова… и звуки города.
Весёлый человек из моих грёз,
Фантазий полный и проникновения,
Ты василёк из поля мне принёс
И майского тепла прикосновение…
Твоя душа свободна и легка,
Как летний тополиный пух в июне.
Я отыскать её, почувствовать смогла,
Как капельку росы на изумруде…
С тобою распускаются цветы,
А всё вокруг становится забавным,
И даже самые забытые мечты
Прожить возможно, как герой отважный…
Тебе скажу я нежно о любви,
Не зная, что ответишь мне на это…
В лесу услышу гулкий крик совы,
И вдруг покажется, как будто вечно лето…
Я в парке летом уток не кормила,
Я наблюдала за течением реки,
Из мыслей что-то я тогда лепила,
А ты держал меня за руку по-мужски…
Ты улыбался мне и радовался встрече,
Во взгляде я читала доброту,
А день мерещился каким-то бесконечным,
И говорили мы с тобой начистоту…
Таких, как ты, как будто не бывает:
С открытой нежностью и силою внутри…
И руки твои крепко обнимают,
Как будто на соревнованиях гран-при…
Ты был тогда какой-то настоящий.
Как вся природа в парке у реки,
И нет дороже и теплей объятий,
Что на всю жизнь мне подарил однажды ты…
С небесной утренней зарёй
Проснулось солнце над землёй.
Зевнув сладенько, прикольно,
Улыбнулось ей довольно.
Сразу занялось делами:
Побежало к ней лучами,
Проходило везде смело,
Теплом нежно её грело.
Но, как только гор коснулось,
Задрожало, встрепенулось,
Светить ярко перестало
И лучи с земли убрало.
Среди зелёных морских гор,
Где рос густой сосновый бор,
Где гадюк было немало,
Болотлена увидало.
Натворив беды на свете,
В золотой своей карете
С болотленцами своими
Царь дорогами лесными
Возвращался в дом-пещеру,
Что была большой не в меру.
Прибыв к дому дорогому,
К богатейшему, родному,
Впервые в жизни загрустил:
Стал белый свет ему не мил.
Напролёт ночами, днями
О Теклюне мысли сами
Лезли в голову нежданно:
Царь влюбился, как ни странно,
Терзался сердцем и страдал,
От любви бешеной сгорал.
Узнал: царевна есть она
И дочь Пореева одна.
Бьют ей люди все поклоны –
Для царя годится в жёны.
Будет славною женою,
Красотою неземною
Сверкать будет на болоте
В серебре и позолоте.
Считал, что влюбится она, –
Всё потому, что он сполна
Имел разного богатства –
В нём тонуло его царство.
Купить, он думал, может всех
И что женитьба без помех
Состоится очень скоро,
Без скандала и разбора,
Когда расскажет о своём
Богатстве чудном, неземном.
Когда решил жениться он,
Ему стал сниться странный сон:
Теклюм ветром уносило,
Улыбалась она мило,
Вдаль смотрела на кого-то –
Видно, нравился ей кто-то.
Ревнивым стал вдруг Болотлен,
И на второй воскресный день
Приступил он тут же к делу –
Приказал свою пещеру
Болотленцам перестроить:
Под жильё благоустроить
Верхний ярус за неделю.
Было главной его целью
Апартаменты для жены,
Что так значительно важны,
На верхнем ярусе разбить,
Лучами солнца осветить.
Терзался, дольше ждать не мог,
От нетерпенья сбился с ног,
Всем указания давал.
И главным было сделать зал:
В нём отдыхать будет с женой,
Гостей встречать весной, зимой.
Не закончилась суббота –
Кипеть начала работа:
Убирали переходы
И ненужные проходы.
Мышей летучих, комаров,
Что жили там спокон веков,
Выгоняли на болото –
Болотлену для отчёта
Писали в списке, сколько их
В пещере было колдовских.
Убирали паутину,
Клали всю её в корзину.
Изгнали чёрных пауков
И, чистя снизу до верхов,
Полировали стены все,
Чтобы во всей своей красе
Их прожилки золотые
Ярко вспыхнули впервые
И так же все из серебра
Сияли с раннего утра.
В больших залах, малых сенях
Пробивали окна в стенах,
Чтоб сталактиты с потолков,
Как солнце из-под облаков,
Свет из окон отражали
И по залам разливали.
Как только яркой чистотой
И обстановкой дорогой
Заблестела вся пещера,
Рыком страшным, как у зверя,
Болотлен раздал приказы:
Прятать золото, алмазы,
Собираться понемногу,
Отправляться в путь-дорогу,
Бочки грязною водою
Наполнять и брать с собою